Ожидание
Часть 17 из 54 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вон там есть детский коврик, – сказала женщина, указывая Кейт в дальний угол, затем неожиданно хлопнула в ладоши: – Время хоровода!
Она говорила красиво и нараспев, и Кейт наблюдала, как дети выстраивались в неровное подобие круга.
– Пойдемте, – пригласила она Кейт тоном, не терпящим возражений. – Проходите и присоединяйтесь.
Зазвучала песня «The Wheels on the Bus» в самом унылом ее варианте. Дети постарше начали ползать по полу, изображая скаутов, а Кейт спрятала Тома в ногах. Слишком уж маленьким он казался среди них.
«Когда мы выйдем из этого адского автобуса?» – хотела спросить Кейт, но седовласая женщина не прерывалась ни на секунду.
«Когда, в самом деле, останавливается этот автобус?»
В последний раз она сидела на таком коврике, когда сама была ребенком.
«Мисс, мисс, мы что, еще не приехали? Пожалуйста, мисс, я хочу сойти».
В конце концов «автобус» резко остановился и после нескольких сумбурных повторов «Twinkle Twinkle» и «Wind the Bobbin Up» воспитательница наконец хлопнула в ладоши: «Хорошо, дети. Теперь играем самостоятельно!»
Тут же раздался крик: мальчики и девочки постарше бросились к стеллажам с одеждой. Одна девочка выскочила из свалки в костюме пожарного, ее мать в хиджабе одобрительно ей улыбнулась и показала большой палец. По комнате крутились и бегали супергерои. Кейт отступила в угол, к детскому коврику, где были разбросаны игрушки.
– Господи Иисусе, здесь что, Третья мировая война началась?
Кейт подняла голову и увидела стоящую рядом женщину с ребенком примерно того же возраста, что и Том.
– Мне сказали, что для малышей это тоже подойдет, – проговорила женщина.
– Я знаю. Но думаю, что вам лучше держаться в углу, – ответила Кейт, рукой показывая на коврик под собой.
– Ну и какой в этом смысл, черт возьми?!
Женщина выглядела сердитой.
Сидевшая на руках девочка увидел Тома и потянулась к нему. Мать заметила это.
– Ты хочешь спуститься?
Она опустилась на колено и положила ребенка на ковер.
Ребенок был одет в безвкусный свитер ручной вязки, а на женщине была самодельная шляпка, придававшая ей вид маленького гриба. Такие шляпки Кейт видела на крестьянах с полотен Брейгеля. Женщина стянула с дочки шапочку, потом разделась сама. Она оказалась миниатюрной особой с нежным выражением лица, короткими каштановыми волосами и челкой, зачесанной набок.
На коврике дети ползали дург за другом. Когда их ладошки соприкасались, оба малыша кричали от восторга, а мамы смеялись.
– Кто у тебя?
– Это Том, – ответила Кейт.
– А это Нора.
– Хорошее имя.
– Думаешь? Муж придумал. Все, что предлагала я, было связано с какой-то древнегреческой трагедией. Антигона. Ифигения.
«Она что, шутит?» – не могла понять Кейт, но женщина поймала ее взгляд и улыбнулась. Она сдула челку со лба и спросила:
– А почему Том?
– Ну нам обоим просто понравилось.
– Справедливо, – заметила мать Норы, протягивая дочке игрушку со множеством кнопок. Когда Нора нажимала на них по очереди, игрушка озвучивала детские стишки с американским акцентом.
Тут же мать Норы наклонилась и выключила звук.
– Все, хватит. На сегодня довольно.
Нора понажимала на кнопки, но стишков больше не было, поэтому она потеряла интерес и поползла к Тому, который колотил кубиком по краю стола.
– Мне нравится его пижамка, – сказала женщина, указывая на Тома.
– О, – Кейт почувствовала, что краснеет, – он заспался, и мы не успели переодеться. Даже опоздали.
– Я бы и сама ее все время носила, если бы можно было. Представь себе, укладывает тебя кто-то в кроватку и ты спишь, сколько хочешь!
Женщина прикрыла глаза, и на ее лице проступила усталость. Но тут раздался громкий крик Норы, и она их снова открыла. Нора тянула Тома за волосы.
– О, нет, нет! Мы не хватаем за волосы, дорогуша, – произнесла женщина, поднимая девочку и сажая ее на колени. Ее пальчики отчаянно хватали воздух.
– Нора. Барнакл, – вдруг выпалила Кейт прежде, чем подумала. – Это из Джойса.
Женщина усмехнулась.
– Ага. Барнакл она точно напоминает, – она шутливо провела пальцем по носу дочери. Мой муж изучает Джойса. А я – Дея. Чем займемся дальше?
Лисса
У нее болела голова, язык, похоже, распух. Пинта пива рядом с кроватью была пуста: должно быть, она просыпалась и пила ночью. После репетиций Лисса поесть не успела. Она отправилась в паб вместе со всеми и выпила там три бокала вина, прежде чем поняла, насколько голодна. К тому времени кухня паба была уже закрыта, так что ее ужин состоял только из пары пакетов чипсов.
С кровати Лисса видела, что за окном дождь монотонно поливал и без того уже совсем мокрый сад. Должно быть, было еще ветрено, поскольку деревья стояли почти голые. По крайней мере, в парке было тихо. Обычно по субботам, в базарный день, толпа собиралась с раннего утра. Но сегодня погода явно сдерживала желающих.
Она вылезла из постели, натянула старый халат и выпила стакан воды из-под крана. Поискала ибупрофен, но нашла только пустую пачку. Наконец выудила пару таблеток парацетамола, которые тут же с благодарностью проглотила. В холодильнике нашелся кусок чеддера, плохо завернутый с вечера и потому затвердевший, немного масла, в котором она явно поковырялась ножом, испачканным в варенье. Лисса взяла сыр и стала грызть его, вглядываясь в дождь за окном.
Когда Деклан бывал у нее, пустой холодильник буквально сводил его с ума, так же, как и ее привычка не раскладывать вещи по своим местам и использовать их как угодно, но не по назначению. Немытые и накрытые крышками кастрюли тоже его бесили. Однажды, в его последний визит, она вернулась с работы и обнаружила на кухонном столике пять пустых банок, рядом с которыми лежала записка:
«Понимаешь, что я имею в виду, хозяйственная моя?»
Это в Деклане было странным – то, насколько он легко сходился с людьми, расслабленный и улыбающийся, всегда готовый пропустить несколько гиннесов в пабе, понюхать кокаин. И тем не менее, это она каким-то образом была источником беспорядка – всегда пьянее его, не помнившая ничего наутро. Он вставал рано и бегал по парку, даже если спал всего несколько часов. Ему нравилась дисциплина, Деклану. Чистая кухня. Бритый лобок. В нем была какая-то скрытая жестокость, он быстро ставил людей на место. Лисса подумала о Майкле, о том разговоре в первый день репетиции…
«Если бы я хотел чью-то карьеру, то только его».
Она тогда солгала. Конечно, она смотрела этот фильм, причем не один раз. Деклан – блестящий актер, он всегда выбирал по-умному. Работал только с теми, с кем хотел. Он был таким хорошим актером, что она смотрела фильмы с его участием, забывая, кто он и как она его ненавидит.
Накинув капюшон халата, она свернула себе сигарету, закурила, сидя за столом, и тут же с отвращением ее потушила.
Она хотела прикосновения. Когда до нее кто-то дотрагивался последний раз? Когда она в последний раз занималась сексом? Она хотела даже не самого секса. Она просто хотела, чтобы к ней прикасались. Она зачахнет, если в ближайшее время не получит своей дозы прикосновений. Она не умеет быть одинокой. Одинокие люди заранее планируют уикенд, они знают всю подлость наличия свободного времени, и потому занимаются йогой, встречаются с друзьями на бранчи, ходят по выставкам и на ужины, а у нее ничего не было запланировано – только похмелье и долгий день впереди.
Она подумала было вернуться в постель и снова попытаться заснуть, но от этой мысли настроение упало еще больше. Поэтому она заварила чай и устроилась в гостиной. Закрытые жалюзи Лисса открывать не стала.
Ее взгляд упал на диск с фильмом Бергмана, и она вспомнила лицо Нэйтана в кафе библиотеки. Он тогда смеялся над ней, когда она записывала название этого фильма на руке его ручкой.
Интересно, они с Ханной обсуждали ее? А если да, то как? Лисса подумывает о кандидатской, ха-ха-ха!
Она достала телефон и прокрутила их короткий диалог.
«Спасибо за Бергмана, очень понравилось. Лисс».
«Я рад. Надеюсь, ты обзаведешься блокнотом. Увидимся как-нибудь в библиотеке. Обнимаю».
С тех пор она пару раз возвращалась в библиотеку, завела себе читательский абонемент. Заказала несколько книг по русской истории. Ей все там нравилось, даже ритуал складывания своих вещей в шкафчик. Нравилось, что в кафе рядом можно выпить хороший кофе. Она искала там Нэйтана, но он не появлялся.
Должно быть, Лисса с вечера слишком неаккуратно бросила на диван сумку. Ее содержимое вывалилось наружу: сценарий, шарф, табак и телефон. Она потянула сценарий к себе, он был раскрыт на сцене, над которой они с Джонни вчера работали. В этой сцене Елена ругает дядю Ваню, клеймя в своей речи всех мужчин: «Все вы безрассудно губите леса, и скоро на земле ничего не останется».
Заканчивалась только первая неделя подготовки, а в репетиционном зале уже сложилась своя атмосфера. Клара оказалась склонной к вспышкам гнева и слетала с катушек при малейшем неповиновении. Грег – актер, игравший Астрова, – в четверг опоздал на полчаса, ему пришлось перенести прием сына у врача. На него накричали и сказали, что он будет уволен, если это случится снова.
Обычно к концу первой недели появляется чувство, что дело пошло. Но на этот раз Лисса так сказать не могла. Вчера, например, когда она работала над речью Елены, на лице режиссера сквозило едва сдерживаемое презрение. В конце Клара взорвалась, стукнув кулаком по столу: «Оставь эту бурю в стакане воды!»
Вскоре выяснилось, что буря в стакане воды – любимая присказка Клары. Актеры пробовали говорить по-всякому, но каждый раз Клара качала головой и что-то бормотала себе под нос. Настала очередь Джонни-дяди Вани, который обращался к Елене: «Вы мое счастье, жизнь, молодость… Мне ничего не нужно, позвольте только глядеть на вас, слышать ваш голос…» Слушая его, Клара откинулась на спинку стула и одобрительно кивала. Если бы она была кошкой, то замурлыкала бы.
Нельзя было отрицать, что Джонни – превосходный актер. Вчера вечером Лисса слышала, как Грег в пабе рассказывал Майклу о спектакле с участием Джонни, который он видел лет двадцать назад в Ливерпуле. Грег называл его лучшим Гамлетом своего поколения. Кстати, именно этот спектакль заставил ее, Лиссу, захотеть стать актрисой. Удивительно, что Джонни еще не звезда.
Среди них многие искали одобрения Джонни, но он со всеми держался ровно. Вчера он недолго пробыл в пабе, выпив всего бокал в компании Ричарда – пожилого актера, игравшего Серебрякова. Джонни берег душевные силы, в отличие от остальных, быстро сокращавших дистанцию под влиянием алкоголя и готовых брататься со всеми подряд. Когда он уходил, Лисса слышала, как он сказал Ричарду, что он будет занят на выходных с детьми. А они непременно захотят пойти побеситься в торговом центре. С похмелья это был натуральный ад на Земле.
Лисса пыталась понять, что Джонни думает о ней, но прочесть выражение его лица было невозможно.
Вчера, оставшись репетировать наедине с Кларой, Лисса увидела, как Джонни тихо проскользнул в репетиционный зал. Он стоял сзади, молча наблюдая за ней с некоторой напряженностью во взгляде.
Неожиданно Лиссе пришла в голову шальная мысль. Сидя в кресле, она расстегнула халат, сунула руку в трусики и прикрыла глаза, представив, как стоит на сцене. Она воображала, что медленно сбрасывает с себя одежду на глазах Джонни. Она представила себе его лицо, его голубые глаза, как он смотрел бы на нее, как он хотел бы ее. Неожиданно ее сознание представило не Джонни, а Нэйтана. Теперь Нэйтан сидел в глубине комнаты на месте Джонни и наблюдал за ней, желал ее. Она представила себе, как стоит на сцене обнаженная, и бурно кончила.
Она лежала, переводя дыхание, и смотрела в потолок. Потом вдруг застонала, свернулась калачиком и со стыдом спрятала голову в подушку.
Она говорила красиво и нараспев, и Кейт наблюдала, как дети выстраивались в неровное подобие круга.
– Пойдемте, – пригласила она Кейт тоном, не терпящим возражений. – Проходите и присоединяйтесь.
Зазвучала песня «The Wheels on the Bus» в самом унылом ее варианте. Дети постарше начали ползать по полу, изображая скаутов, а Кейт спрятала Тома в ногах. Слишком уж маленьким он казался среди них.
«Когда мы выйдем из этого адского автобуса?» – хотела спросить Кейт, но седовласая женщина не прерывалась ни на секунду.
«Когда, в самом деле, останавливается этот автобус?»
В последний раз она сидела на таком коврике, когда сама была ребенком.
«Мисс, мисс, мы что, еще не приехали? Пожалуйста, мисс, я хочу сойти».
В конце концов «автобус» резко остановился и после нескольких сумбурных повторов «Twinkle Twinkle» и «Wind the Bobbin Up» воспитательница наконец хлопнула в ладоши: «Хорошо, дети. Теперь играем самостоятельно!»
Тут же раздался крик: мальчики и девочки постарше бросились к стеллажам с одеждой. Одна девочка выскочила из свалки в костюме пожарного, ее мать в хиджабе одобрительно ей улыбнулась и показала большой палец. По комнате крутились и бегали супергерои. Кейт отступила в угол, к детскому коврику, где были разбросаны игрушки.
– Господи Иисусе, здесь что, Третья мировая война началась?
Кейт подняла голову и увидела стоящую рядом женщину с ребенком примерно того же возраста, что и Том.
– Мне сказали, что для малышей это тоже подойдет, – проговорила женщина.
– Я знаю. Но думаю, что вам лучше держаться в углу, – ответила Кейт, рукой показывая на коврик под собой.
– Ну и какой в этом смысл, черт возьми?!
Женщина выглядела сердитой.
Сидевшая на руках девочка увидел Тома и потянулась к нему. Мать заметила это.
– Ты хочешь спуститься?
Она опустилась на колено и положила ребенка на ковер.
Ребенок был одет в безвкусный свитер ручной вязки, а на женщине была самодельная шляпка, придававшая ей вид маленького гриба. Такие шляпки Кейт видела на крестьянах с полотен Брейгеля. Женщина стянула с дочки шапочку, потом разделась сама. Она оказалась миниатюрной особой с нежным выражением лица, короткими каштановыми волосами и челкой, зачесанной набок.
На коврике дети ползали дург за другом. Когда их ладошки соприкасались, оба малыша кричали от восторга, а мамы смеялись.
– Кто у тебя?
– Это Том, – ответила Кейт.
– А это Нора.
– Хорошее имя.
– Думаешь? Муж придумал. Все, что предлагала я, было связано с какой-то древнегреческой трагедией. Антигона. Ифигения.
«Она что, шутит?» – не могла понять Кейт, но женщина поймала ее взгляд и улыбнулась. Она сдула челку со лба и спросила:
– А почему Том?
– Ну нам обоим просто понравилось.
– Справедливо, – заметила мать Норы, протягивая дочке игрушку со множеством кнопок. Когда Нора нажимала на них по очереди, игрушка озвучивала детские стишки с американским акцентом.
Тут же мать Норы наклонилась и выключила звук.
– Все, хватит. На сегодня довольно.
Нора понажимала на кнопки, но стишков больше не было, поэтому она потеряла интерес и поползла к Тому, который колотил кубиком по краю стола.
– Мне нравится его пижамка, – сказала женщина, указывая на Тома.
– О, – Кейт почувствовала, что краснеет, – он заспался, и мы не успели переодеться. Даже опоздали.
– Я бы и сама ее все время носила, если бы можно было. Представь себе, укладывает тебя кто-то в кроватку и ты спишь, сколько хочешь!
Женщина прикрыла глаза, и на ее лице проступила усталость. Но тут раздался громкий крик Норы, и она их снова открыла. Нора тянула Тома за волосы.
– О, нет, нет! Мы не хватаем за волосы, дорогуша, – произнесла женщина, поднимая девочку и сажая ее на колени. Ее пальчики отчаянно хватали воздух.
– Нора. Барнакл, – вдруг выпалила Кейт прежде, чем подумала. – Это из Джойса.
Женщина усмехнулась.
– Ага. Барнакл она точно напоминает, – она шутливо провела пальцем по носу дочери. Мой муж изучает Джойса. А я – Дея. Чем займемся дальше?
Лисса
У нее болела голова, язык, похоже, распух. Пинта пива рядом с кроватью была пуста: должно быть, она просыпалась и пила ночью. После репетиций Лисса поесть не успела. Она отправилась в паб вместе со всеми и выпила там три бокала вина, прежде чем поняла, насколько голодна. К тому времени кухня паба была уже закрыта, так что ее ужин состоял только из пары пакетов чипсов.
С кровати Лисса видела, что за окном дождь монотонно поливал и без того уже совсем мокрый сад. Должно быть, было еще ветрено, поскольку деревья стояли почти голые. По крайней мере, в парке было тихо. Обычно по субботам, в базарный день, толпа собиралась с раннего утра. Но сегодня погода явно сдерживала желающих.
Она вылезла из постели, натянула старый халат и выпила стакан воды из-под крана. Поискала ибупрофен, но нашла только пустую пачку. Наконец выудила пару таблеток парацетамола, которые тут же с благодарностью проглотила. В холодильнике нашелся кусок чеддера, плохо завернутый с вечера и потому затвердевший, немного масла, в котором она явно поковырялась ножом, испачканным в варенье. Лисса взяла сыр и стала грызть его, вглядываясь в дождь за окном.
Когда Деклан бывал у нее, пустой холодильник буквально сводил его с ума, так же, как и ее привычка не раскладывать вещи по своим местам и использовать их как угодно, но не по назначению. Немытые и накрытые крышками кастрюли тоже его бесили. Однажды, в его последний визит, она вернулась с работы и обнаружила на кухонном столике пять пустых банок, рядом с которыми лежала записка:
«Понимаешь, что я имею в виду, хозяйственная моя?»
Это в Деклане было странным – то, насколько он легко сходился с людьми, расслабленный и улыбающийся, всегда готовый пропустить несколько гиннесов в пабе, понюхать кокаин. И тем не менее, это она каким-то образом была источником беспорядка – всегда пьянее его, не помнившая ничего наутро. Он вставал рано и бегал по парку, даже если спал всего несколько часов. Ему нравилась дисциплина, Деклану. Чистая кухня. Бритый лобок. В нем была какая-то скрытая жестокость, он быстро ставил людей на место. Лисса подумала о Майкле, о том разговоре в первый день репетиции…
«Если бы я хотел чью-то карьеру, то только его».
Она тогда солгала. Конечно, она смотрела этот фильм, причем не один раз. Деклан – блестящий актер, он всегда выбирал по-умному. Работал только с теми, с кем хотел. Он был таким хорошим актером, что она смотрела фильмы с его участием, забывая, кто он и как она его ненавидит.
Накинув капюшон халата, она свернула себе сигарету, закурила, сидя за столом, и тут же с отвращением ее потушила.
Она хотела прикосновения. Когда до нее кто-то дотрагивался последний раз? Когда она в последний раз занималась сексом? Она хотела даже не самого секса. Она просто хотела, чтобы к ней прикасались. Она зачахнет, если в ближайшее время не получит своей дозы прикосновений. Она не умеет быть одинокой. Одинокие люди заранее планируют уикенд, они знают всю подлость наличия свободного времени, и потому занимаются йогой, встречаются с друзьями на бранчи, ходят по выставкам и на ужины, а у нее ничего не было запланировано – только похмелье и долгий день впереди.
Она подумала было вернуться в постель и снова попытаться заснуть, но от этой мысли настроение упало еще больше. Поэтому она заварила чай и устроилась в гостиной. Закрытые жалюзи Лисса открывать не стала.
Ее взгляд упал на диск с фильмом Бергмана, и она вспомнила лицо Нэйтана в кафе библиотеки. Он тогда смеялся над ней, когда она записывала название этого фильма на руке его ручкой.
Интересно, они с Ханной обсуждали ее? А если да, то как? Лисса подумывает о кандидатской, ха-ха-ха!
Она достала телефон и прокрутила их короткий диалог.
«Спасибо за Бергмана, очень понравилось. Лисс».
«Я рад. Надеюсь, ты обзаведешься блокнотом. Увидимся как-нибудь в библиотеке. Обнимаю».
С тех пор она пару раз возвращалась в библиотеку, завела себе читательский абонемент. Заказала несколько книг по русской истории. Ей все там нравилось, даже ритуал складывания своих вещей в шкафчик. Нравилось, что в кафе рядом можно выпить хороший кофе. Она искала там Нэйтана, но он не появлялся.
Должно быть, Лисса с вечера слишком неаккуратно бросила на диван сумку. Ее содержимое вывалилось наружу: сценарий, шарф, табак и телефон. Она потянула сценарий к себе, он был раскрыт на сцене, над которой они с Джонни вчера работали. В этой сцене Елена ругает дядю Ваню, клеймя в своей речи всех мужчин: «Все вы безрассудно губите леса, и скоро на земле ничего не останется».
Заканчивалась только первая неделя подготовки, а в репетиционном зале уже сложилась своя атмосфера. Клара оказалась склонной к вспышкам гнева и слетала с катушек при малейшем неповиновении. Грег – актер, игравший Астрова, – в четверг опоздал на полчаса, ему пришлось перенести прием сына у врача. На него накричали и сказали, что он будет уволен, если это случится снова.
Обычно к концу первой недели появляется чувство, что дело пошло. Но на этот раз Лисса так сказать не могла. Вчера, например, когда она работала над речью Елены, на лице режиссера сквозило едва сдерживаемое презрение. В конце Клара взорвалась, стукнув кулаком по столу: «Оставь эту бурю в стакане воды!»
Вскоре выяснилось, что буря в стакане воды – любимая присказка Клары. Актеры пробовали говорить по-всякому, но каждый раз Клара качала головой и что-то бормотала себе под нос. Настала очередь Джонни-дяди Вани, который обращался к Елене: «Вы мое счастье, жизнь, молодость… Мне ничего не нужно, позвольте только глядеть на вас, слышать ваш голос…» Слушая его, Клара откинулась на спинку стула и одобрительно кивала. Если бы она была кошкой, то замурлыкала бы.
Нельзя было отрицать, что Джонни – превосходный актер. Вчера вечером Лисса слышала, как Грег в пабе рассказывал Майклу о спектакле с участием Джонни, который он видел лет двадцать назад в Ливерпуле. Грег называл его лучшим Гамлетом своего поколения. Кстати, именно этот спектакль заставил ее, Лиссу, захотеть стать актрисой. Удивительно, что Джонни еще не звезда.
Среди них многие искали одобрения Джонни, но он со всеми держался ровно. Вчера он недолго пробыл в пабе, выпив всего бокал в компании Ричарда – пожилого актера, игравшего Серебрякова. Джонни берег душевные силы, в отличие от остальных, быстро сокращавших дистанцию под влиянием алкоголя и готовых брататься со всеми подряд. Когда он уходил, Лисса слышала, как он сказал Ричарду, что он будет занят на выходных с детьми. А они непременно захотят пойти побеситься в торговом центре. С похмелья это был натуральный ад на Земле.
Лисса пыталась понять, что Джонни думает о ней, но прочесть выражение его лица было невозможно.
Вчера, оставшись репетировать наедине с Кларой, Лисса увидела, как Джонни тихо проскользнул в репетиционный зал. Он стоял сзади, молча наблюдая за ней с некоторой напряженностью во взгляде.
Неожиданно Лиссе пришла в голову шальная мысль. Сидя в кресле, она расстегнула халат, сунула руку в трусики и прикрыла глаза, представив, как стоит на сцене. Она воображала, что медленно сбрасывает с себя одежду на глазах Джонни. Она представила себе его лицо, его голубые глаза, как он смотрел бы на нее, как он хотел бы ее. Неожиданно ее сознание представило не Джонни, а Нэйтана. Теперь Нэйтан сидел в глубине комнаты на месте Джонни и наблюдал за ней, желал ее. Она представила себе, как стоит на сцене обнаженная, и бурно кончила.
Она лежала, переводя дыхание, и смотрела в потолок. Потом вдруг застонала, свернулась калачиком и со стыдом спрятала голову в подушку.