Овсянка, мэм!

Он переставил чемоданчик на пол и ответил сухо:

– У вас нет сердечного приступа. Зачем вы притворялись? Разве вы не понимаете, что заставили Роуз, – о, как нежно он произнес ее имя! – волноваться?

Я откинула одеяло и села прямо.

– Понимаю. Но у меня не было иного выхода.

– Мисс Райт… – начал доктор, морщась.

Я подняла руку, прося его погодить.

– Вам ведь небезразлична судьба Роуз?

– Да, – глухо выговорил он, отведя взгляд. – Небезразлична.

Уверять меня, что они друзья, он не стал.

Я глубоко вздохнула. Няня учила меня, что честность – лучшее оружие. Хотя жизнь показала, что она ошибалась, иногда это все-таки срабатывает. Я выложила ему все: о сплетнях в деревне, об анонимном письме, о глупом упрямстве Роуз. Только о подслушанном разговоре Родерика Хьюза с инспектором Барретом умолчала, слишком это было унизительно.

– И вы решили сказаться больной? – спросил он, внимательно меня выслушав.

Лицо доктора было бледно, веснушки ярче обычного проступили на его носу и щеках. Он не знал, куда девать руки, – то потирал подбородок, то теребил бахрому покрывала, то крутил пуговицу.

– Что мне еще оставалось? – пожала плечами я. – Надеюсь, завтра Роуз остынет и не станет делать глупостей.

Я с интересом наблюдала за борьбой, которая отображалась на его лице. Долг врача требовал немедленно разоблачить симулянтку, а сердце напоминало о последствиях.

– А вы не думали, что… – Доктор зачем-то ущипнул себя за запястье и отвел взгляд. – Я хочу сказать, что это эгоистично. Вдруг таким образом вы разрушите счастье вашей племянницы?

Кажется, кое-кто здесь слишком благороден!

– Не думаю, что Роуз он нравится… Всерьез, во всяком случае. Просто Родерик Хьюз поступил с ней нехорошо, теперь ей больно и досадно.

– Значит, – перебил он, – это правда? То, что болтают?

Я кивнула, не вдаваясь в подробности.

– Роуз порвала с мистером Хьюзом при обстоятельствах, мучительных для ее самолюбия. Теперь она немного по-детски пытается доказать, что вовсе не задета. Боюсь, в сложившихся обстоятельствах это может привести к… нежелательным последствиям.

– И все-таки с вашей стороны это некрасиво! – заявил он упрямо.

Я подняла руки.

– Обещаю, что больше не буду мешать роману Роуз с профессором. Это вас устроит?

Он густо, как умеют лишь рыжие, покраснел и ничего не ответил.

– Я хотела только, – мягко добавила я, – чтобы у нее было время поразмыслить.

По мне, Роуз будет лучше с доктором Пэйном. Они отлично понимают друг друга, и муж из него выйдет замечательный. Жаль, она слишком романтична, чтобы оценить его по достоинству.

– Вы сильно рисковали, – заметил он, помолчав. – Что, если бы мисс Карпентер вас разоблачила?

– Свою любимую тетушку Мэри? – хмыкнула я. – Ей бы такое даже в голову не пришло.

Доктор Пэйн вдруг усмехнулся и хрустнул пальцами.

– Должен признать, ловко вы это провернули. Неплохие познания в анатомии… и фармакологии, полагаю?

– Что вы. – Я покачала головой. – Меня никогда этому не учили.

Отца бы удар хватил, если бы я только заикнулась.

– Я слышал, что фэйри не нужно учиться, им хватает интуиции.

– Чистокровным, быть может, и не нужно, – вздохнула я. – Но во мне их крови капля.

Хотя кое на что сгожусь и я. Впрочем, чтобы смешать настойки розмарина и ландыша, много ума не надо.

– Я выпишу вам лекарства, – пообещал доктор Пэйн, поднимаясь. – Только не вздумайте их пить.

– На вашем месте, – сказала я задумчиво, вновь накрываясь одеялом и сползая на подушки, – я бы прописала мне что-нибудь такое… серьезное.


Я повела в воздухе рукой.

– Что нужно принимать под строгим контролем врача? – Улыбка у него оказалась светлой и располагающей. – Непременно. И… спасибо вам, мисс Райт.



Полдня я нежилась в постели под чутким присмотром Роуз. Мне так давно не приходилось просто бездельничать, что я, каюсь, предавалась этому с наслаждением. Радость немного отравляла только необходимость притворяться больной и, самую малость, укоры совести. Обманывать Роуз было неприятно, но что поделать?

А после обеда меня почтила визитом леди Присцилла. Ей хватило одного взгляда, чтобы меня разоблачить – и немедля выставить Роуз из комнаты.

– Рассказывайте, моя милая, – велела леди Присцилла, когда за моей племянницей захлопнулась дверь. – Зачем вы притворились больной? И не вздумайте спорить!

Она уселась в кресло рядом с кроватью, сложила руки на коленях.

Спорить? Не настолько я самонадеянна, чтобы пререкаться с леди Присциллой. Пришлось второй раз за день излагать свою нехитрую историю. Но если реакцию на нее доктора Пэйна предугадать было нетрудно – влюбленные так предсказуемы! – то реакцию леди Присциллы я предугадать не бралась.

Леди Присцилле я рассказала все от а до я, не пытаясь ни утаить неприглядные детали, ни смягчить краски.

– Я вас не выдам, – пообещала она, когда я умолкла, и тяжело поднялась. – Но девочка так переживает… Не стоит вам больше так делать.

– Я и не собиралась. – Я отвела взгляд и разгладила ладонью складки на покрывале. Мне и впрямь было стыдно, хотя иного выхода я по-прежнему не видела. – Сделаю вид, что лекарство помогло.

– Вот и славно. – Она помедлила на пороге и сказала, не оборачиваясь: – Думаю, мне нужен личный автомобиль. Доктор Пэйн отлично в них разбирается. Как полагаете, он не откажется помочь?

Выбирать, конечно, нужно долго и вдумчиво. И непременно в компании доктора и медсестры – вдруг леди Присциллу подведет здоровье?

– Думаю, он будет рад, – заверила я, скрывая улыбку.

Леди Присцилла важно кивнула и заметила вполголоса:

– В крайнем случае я тоже могу заболеть…

И вышла.

Я тихонько рассмеялась. Леди Присцилла на нашей стороне? Ну и ну!



Утром я отправилась на прогулку, хотя Роуз ужасно не хотела меня отпускать. Однако доктор сказал, что это полезно для моего сердца, так что Роуз пришлось отступиться.

К слову, доктор Пэйн проведал меня спозаранку, а после устроился пить чай с Роуз на веранде. Я убедилась, что оставляю ее в надежных руках, и распрощалась…

Первым делом я отправилась к Рут Миллер. Викарий с сестрой жили в небольшом коттедже на полпути между Дорсвудом и усадьбой Хьюзов. Место было по-своему удачное: рядом и деревня, и церковь, и кладбище, так что священнику не приходилось далеко ходить. Пейзаж, правда, унылый, но ко всему привыкаешь.

Я как раз сворачивала к коттеджу, когда из-за него выкатил викарий Миллер на велосипеде. Рама была маловата, так что ездоку приходилось чересчур высоко задирать колени. В сочетании с черными одеждами священника, его круглыми очками и жизнерадостным румяным лицом смотрелось это умилительно.

– Мисс Райт, здравствуйте! – крикнул он на ходу и, рискованно оторвав руку от руля, приветливо помахал.

– Доброе утро, викарий, – откликнулась я, улыбаясь в ответ.

Он проехал еще немного и затормозил.

– Вы ко мне?

– Нет-нет. Я к вашей сестре.

– Рут будет счастлива вас видеть.

Я не стала его разубеждать. Вежливо распрощалась и отправилась дальше.

Домик священника оказался старинным, под соломенной крышей и с узкими оконцами. О нем любовно заботились: крыльцо сверкало, в горшках росли георгины, а дверной молоток был начищен до блеска. Дивной красоты душистый горошек смягчал мрачную строгость каменных стен. Жаль, сада как такового не было, вокруг простиралась каменистая пустошь. Должно быть, осенью и зимой здесь дуют ужасные ветра!

Тяжелая дверь распахнулась, стоило мне постучать.

Сестра викария была одета по-домашнему, в серую твидовую юбку, блейзер и передник, на ногах – крепкие ботинки. Ни украшений, ни следа косметики. Волосы небрежно зачесаны и сколоты сзади, на щеке – пятнышко муки.

В вечернем платье она выглядела неловкой дурнушкой, зато в таком неброском виде оказалась удивительно хороша. Похоже, Рут Миллер из тех скромных воробьев, кого яркое оперение уродует, а не превращает в колибри.

– О! Это вы, мисс Райт. – Вопреки моим ожиданиям, мисс Миллер и впрямь обрадовалась. – Проходите! Я как раз испекла кексы.

Тон у нее, правда, был скорее командный, чем сердечный.

– Доброе утро. – Я переступила порог и огляделась.

Ни соринки, ни пылинки, везде идеальный порядок. Только пустовато и неуютно. Понятное дело, в обиталище священника трудно ожидать картин модных художников, статуй или лепнины. Но ведь простые и милые вещицы – фарфоровые собачки на камине, вязаные салфетки, домотканые коврики, репродукции картин, да хоть герань на окнах! – может позволить себе почти каждый. А эта комната походила на вымытую с хлоркой больничную палату.