Отражение сна

Марина сжала зубы. Ну ладно, задержка рейса – дело обычное; главное, чтобы его совсем не отменили.

В итоге рейс таки вылетел. И полёт проходил штатно, спокойно – даже слишком спокойно, по мнению Марины, уставшей бороться со сном, когда окружающая обстановка умиротворённо шептала: «Тш-ш-ш, всё хорошо, все спят, поспи и ты…»

Но вот кто-то из пассажиров заворочался, кто-то шмыгнул в сортир – салон стал постепенно просыпаться. Облака посветлели, загорелись огнём нового дня – и пробившиеся лучи солнца высветили другую проблему: самолёт не мог приземлиться. Расчётное время полёта давно истекло, но самолёт по-прежнему кружил в небе, над городами, полями, лесами, которых даже не было видно: всё застилала белая дымка.

Ожил трескучий динамик внутренней связи. Командир корабля начал говорить, и все притихли, навострили уши.

Ничего хорошего командир не сказал. Приветствие, извинения, объяснение про неблагоприятные погодные условия и итог: самолёт уходит на посадку в другой аэропорт.

Салон загудел, как целый улей растревоженных пчёл: кто-то из пассажиров подзывал бортпроводника, кто-то громко жаловался соседу, кто-то пытался шутить… Марина окаменела. Она должна попасть не в другой, а именно в этот аэропорт, её ждут, нельзя терять время, нельзя отдаляться от цели, которая уже так близка, так пронзительно нужна!

Но что Марина могла сделать – выломать дверь и десантироваться с парашютом?

Пассажиры, сидевшие впереди, стали прикидывать варианты добраться поездом. Марина отчаянно вслушалась, почти решилась вклиниться в чужой разговор и спросить – но ответ на её вопрос прозвучал раньше, чем она его задала: поезд идёт то ли четыре часа, то ли шесть (об этом говорившие заспорили), и могут быть проблемы с покупкой билетов.

Так. Значит, сперва долететь до другого аэропорта (в каком он хоть городе?), оттуда добраться до железнодорожного вокзала, сколько-то прождать поезд, как минимум четыре часа ехать, потом от другого вокзала метнуться до нужного аэропорта – ведь её ждут именно там… хотя ждут ли ещё? Марина опаздывала уже на три часа. Прибавить дорогу по земле – и вот аж десять часов. Если она и доедет до места встречи, это будет не утром, а вечером. Целый день окажется потрачен зря.

Почему всё пошло наперекосяк? Почему никак не удавалось попасть в нужный город? Как будто её туда не пускала чья-то злая воля. Марина закусила губу от досады. Но она не слишком верила в сглазы и прочие суеверия. Просто очередное подтверждение старой истины: чем сильнее чего-то хочешь, тем сложнее это получить.

Путешествие шло совсем не так гладко, как хотелось бы. Впрочем, и не так тернисто, как могло бы. Планы Марины оказались перекроены ещё раз: после посадки пассажирам объявили, что их всё же доставят в нужный аэропорт, этим самым самолётом. Но позже. Когда именно – не уточнили.

Потянулось неспокойное ожидание в аэропорту. Один плюс: всплеск паники смыл всю сонливость. Да и яркий свет, которым било по глазам утреннее солнце, бодрил лучше любого кофе.

Чтобы хоть чем-то заняться, Марина снова принялась изучать карту: вот нужный аэропорт, вот ближайший к нему крупный город… Ей ведь надо именно туда, да? Или нет? Как готовиться к тому, чего не знаешь?

Переключилась на разгребание почты и мессенджеров – уж это точно полезное дело. Перед отъездом она отпросилась с работы, использовав последние оставшиеся отгулы, однако письма и сообщения продолжали сыпаться одно за одним.

Разобравшись с самыми срочными, она смачно потянулась, потёрла глаза и, щурясь, огляделась по сторонам. Большинство пассажиров злополучного рейса держалось скученно и настороженно: обидно ведь будет, если упустишь какое-нибудь важное объявление и самолёт улетит без тебя.

У девушки, сидевшей напротив, была красивая дорожная сумка – с силуэтами лошадей. Анатомически правильными, динамичными. Хм, любопытно: а как лошадей возят на олимпиады и прочие соревнования за полмира от дома? Особенно если надо добираться через океан. Кораблями? Или всё-таки самолётами?

Марина сама придумала себе задачу – и сама ей обрадовалась, с энтузиазмом принялась гуглить. Это было абсолютно бесполезное занятие, зато оно хотя бы её развлекало. Да и приятно было в кои-то веки взяться за вопрос, на который легко найти ответ.

Вскоре пришли сотрудники авиакомпании, раздали бутылки питьевой воды. Ото всех вопросов о вылете увернулись.

Через полтора часа они пришли снова. И позвали на посадку.

После командирского объявления о смене курса Марина забыла засечь время: слишком была ошарашена. Поэтому сколько они летели до запасного аэродрома, не знала. Полчаса, час, может быть? Как следствие, не знала и сколько времени понадобится на возвращение. После нового взлёта прошло пятнадцать минут. Да не, слишком рано. Миновало двадцать минут – может, они уже приближаются?.. Двадцать шесть минут. Двадцать восемь. Двадцать девять.

Усилием воли она заставила себя оторвать взгляд от часов, отвлечься на что-нибудь.

Слушать музыку было неудобно: наушники-«капельки» не могли отсечь весь окружающий шум, сквозь песню пробивались гул двигателей и разговоры соседей. Тогда Марина выбрала композицию без слов – и самую энергичную во всём своём плейлисте. Ну вот, другое дело.

Снова послышалось что-то по внутренней связи. Марина тут же выдернула наушники и вся обратилась в слух.

Но ещё до того, как вникла в объявление, она догадалась, в чём дело. Уши мягко заложило. Загорелись значки «Не курить» и «Пристегнуть ремни». Самолёт пошёл на посадку.





Глава 19. Закрытый город




Самолёт упал с последних сантиметров высоты. Подпрыгнул, снова чиркнул колёсами о покрытие, дёрнулся вверх, опустился – и наконец спокойно покатил по полосе, разве что слегка потряхивая пассажиров на стыках плит.

Кто-то зааплодировал, кто-то защёлкал застёжками пристяжных ремней и вскочил с места, потянулся к багажным полкам. Бортпроводники повторяли, что следует оставаться пристёгнутыми до полной остановки самолёта, но их мало кто слушал. Люди торопились: как будто если они не успеют добежать до выхода, самолёт развернётся и снова взмоет в небо, унося их ещё чёрт знает куда.

Марина послушно сидела на своём месте, к тому же всё равно от прохода её отгораживали два соседа. Да и какой смысл суетиться, когда она опоздала на столько часов? Тут уж минутой больше, минутой меньше…

Однако рациональность рациональностью, а внутри бушевала та же кипучая энергия, которая подкинула с мест других пассажиров: хотелось вскочить, промчаться по проходу, выбраться из самолёта, побежать… куда?

Для начала, к зданию аэропорта. Но они и так вскоре там очутились: аэропорт был маленьким, автобус доехал быстро, а не как это бывает в аэропортах-гигантах, когда сначала самолёт ездит и ездит по территории в поисках своей стоянки, потом автобус петляет по лабиринту путей.

Марина заметила автобус, ещё когда спускалась по трапу. А заодно заметила кое-что другое. Этот запах… С самолётом что-то случилось? Или кто-нибудь из пассажиров потерял самообладание настолько, что схватился за сигареты прямо на трапе? Не сразу Марина поняла, что дымом пахло не от самолёта, не от кого-то из попутчиков – дымом пах сам воздух: вокруг были не остатки тумана, помешавшего самолёту приземлиться утром, а последствия лесных пожаров. Лето заканчивалось, погода хмурилась, временами лил дождь – но леса всё ещё горели. А здесь леса были повсюду – зелёное море, в котором лишь кое-где попадались островки городов, посёлков, полей.

Здание аэропорта было прямо-таки компактным. Пассажиры вошли в него – и сразу очутились у багажных лент. У Марины была только ручная кладь, поэтому она сразу прошла дальше, протиснулась сквозь толпу встречающих, в основном состоявшую из навязчивых таксистов, и вышла в зал, где были стойки регистрации, авиакассы, пара эскалаторов. И где не было никого похожего на Анастасию.

Марина растерянно завертела головой. Её не дождались? Или ждали где-то в другом месте?

Контактов здешней охотницы на кошмаров у неё не было: Анастасия сказала, что та сама её найдёт. Но что для этого сделать? Ещё не известно, что сложнее: искать или стараться быть найденной. Взять пример с некоторых встречающих и соорудить себе табличку, намалевав надпись типа «Кто ищет Марину? Вот она я!», что ли?


Отбросив эту дурацкую мысль, Марина стала медленно прохаживаться по залу, поглядывая по сторонам и отнекиваясь от предложений куда-нибудь её довезти. Туда-сюда, от эскалатора до эскалатора. И снова туда-сюда. Маленький аэропорт начал казаться тесным.

Мимо прошёл кто-то, показавшийся знакомым. Ах да, это один из пассажиров её рейса. Он катил за собой объёмный чемодан – значит, прошло уже достаточно времени, чтобы получить багаж.

Ещё раз туда-сюда? Или всё-таки выйти на улицу, оглядеться на парковке – вон она, видна сквозь стеклянные двери, отделена от аэропорта лишь коротеньким пешеходным переходом…

Марина решилась и направилась к выходу. В дверях она почти столкнулась с пожилой женщиной, которую так и хотелось назвать бабушкой: подобных скорее ожидаешь встретить в электричке, чем в аэропорту. Ей бы ещё плетёную корзину в руки, ну или авоську. Однако руки этой бабушки были пусты. И одной из них она цепко схватила Марину за локоть:

– А, тебя-то мне и надо!

Марина напряглась. Гадалка-мошенница? Или просто хочет помощи с чем-нибудь?

Бабушка приподняла брови:

– Забыла, зачем Куратор тебя послал?

Да ладно. Вот это – охотница на кошмаров? Сотрудница Куратора, коллега Анастасии? Поверить в пенсионерку-воительницу было ещё сложнее, чем в младшеклассницу, одной левой раскидывавшую чудовищ.

– Вы от Анастасии? – брякнула Марина.

– От кого? – нахмурилась бабушка так, что её морщинистое лицо стало ни дать ни взять печёное яблочко. – Ты о?.. – она произнесла некое слово, которое вроде было не тише и не путанее других, но Марина его почему-то не разобрала. – Помню такую, славная девчушка. Но нет, это не я от неё, это, скорее, она от меня. Пойдём-ка, а то мы людям проход загораживаем.

И правда, они стояли между раздвижных дверей аэропорта, мешая другим пассажирам и встречающим. Марина коротко извинилась и пошла вслед за незнакомкой, бодро семенившей к стоянке.

Сзади та была такой же бабушкой, как и спереди: стоптанные туфли, похожая на занавеску юбка, не по погоде тёплая кофта, желтовато-седые волосы, заплетённые в тонкую косицу, которая была скручена в гульку и закреплена заколкой из бересты. Ни тебе заплечных ножен с мечом, ни хотя бы бездонного рюкзака со всякой всячиной.

Хотя сначала и по виду Анастасии никак нельзя было ожидать, что она окажется такой… В общем, такой.

То ли дело Алекс-«богатырь»: на нём было прямо-таки написано, что он воин. Но вот он-то как раз и пропал… Из-за неё.

Марина прерывисто вздохнула.

– Вздохами делу не поможешь, – бросила бабушка через плечо. Оказывается, у неё был острый слух.

– А чем поможешь? – с полуунынием, полунадеждой спросила Марина.

– Знание – сила! Знаешь, как снимать слепки?

– Снимать что? – почему-то вспомнилась учебная группа скульпторов с их лепкой, тугой глиной, облачками гипсовой пыли…

– Ясно. Ну ничего, дорога длинная, успею рассказать.

Тем временем они прошли почти всю автостоянку – которая была маленькой под стать аэропорту. Впереди показался навес – старая автобусная остановка, у которой как раз стоял автобус, напоминавший буханку хлеба: короткий и прямоугольный. Он был заполнен под завязку и уже собирался отъехать. Марина вопросительно посмотрела на бабушку: не нужно ли помочь ей побыстрее дойти до него?

Бабушка игнорировала автобус так, будто его здесь вообще не было. Она остановилась у последнего автомобиля в ряду припаркованных машин – массивного внедорожника. Звякнула ключами, которые достала из кармана кофты:

– Запрыгивай!

Жизнь сноходца-новичка на четверть состоит из неприятностей, на четверть – из приятностей и на добрую (или злую) половину – из неожиданностей. Вот и сейчас брови Марины непроизвольно изогнулись. А вскоре и сердце забилось чаще – когда оказалось, что бабушка не просто водитель, а настоящий гонщик. Дорога от аэропорта до города была ровной, почти пустой, окружённой лесом. И бабушка моментально разогналась до разрешённого максимума – если не больше.

При этом она умудрялась спокойно, внятно, с интонациями заслуженной учительницы, которая не хочет уходить на пенсию, пока из школы не выпустится её младший внук, втолковывать Марине, что такое пресловутые слепки. И не только.

Но вот густой хвойный лес по бокам дороги стал разбавляться домами – сначала двухэтажными деревянными, а затем и высокими кирпичными. Внедорожник въехал в город. Бабушка, презрительно цыкнув, сбавила скорость – по ощущениям, в несколько раз.

Они проехали университет, смахивавший на жилую высотку (о том, что это именно университет, Марина узнала по яркому баннеру над входом: успела его прочитать, пока они стояли на светофоре); сложно развернулись на кольцевом перекрёстке; миновали парк, похожий на лес; развернулись ещё раз и помчали по широкому проспекту. Дома вдоль дороги были пёстрыми – не столько по цветам, сколько по стилям: стандартные новостройки, то кирпичные, а то и вовсе облицованные пластиком, пара особняков в стиле классицизма, старые деревянные домики, некоторые ветхие, некоторые ухоженные и нарядные, с наличниками, напоминавшими деревянное кружево. Очередной светофор – и не простой, а говорящий: он женским голосом сообщал пешеходам, что переход проспекта разрешён. Мост через речушку – настолько маленькую, что Марина едва успела её заметить; зато благодаря ей сквозь прореху в ряду домов стала видна широкая река, в которую речушка впадала. Снова деревья-деревья-деревья, с обеих сторон. Развязка в форме клеверного четырёхлистника. И вот впереди показался контрольно-пропускной пункт.

Пропуска у Марины не было. Она вообще поняла, что он нужен, лишь секунду назад, когда разглядела КПП. И вряд ли заявку можно оформить быстро… Марина снова занервничала – хоть бабушка и уверяла, что «всё будет любо-мило».

Каким-то невероятным образом бабушка оказалась права: человек в форме глядел в их направлении, но словно не на них, а куда-то сквозь. И голос его звучал монотонно, как в полусне. Или под гипнозом. Что ж, главное, он пропустил их.

Они въехали в закрытый город. Марина с любопытством глазела по сторонам: она никогда не была в таких местах прежде. КПП, колючая проволока, на домах тут и там громкоговорители. Сами дома были совсем не такие, как в соседнем городе: не пёстрые, а однообразные. Они были построены примерно в середине прошлого века – и выглядели так, будто до сих пор существовали в том времени. Старые шрифты, ретро-таблички, какие сейчас не найти не то что на обычных улицах, а даже на блошиных рынках… И от названий улиц веяло прошлым: какие-то были названы в честь давно не существующего режима и исторических личностей той эпохи, какие-то – в честь природы. Было во всём этом нечто ностальгически-трогательное. Название самого города тоже было «природным» – но от него веяло не уютным теплом, а угрожающим холодом.

По спине Марины пробежали мурашки. Вдруг возникло ощущение, что цель уже совсем близко.

Интуиция не подвела. Внедорожник затормозил в ближайшем дворе.

– Готова? – коротко спросила бабушка.

Марина решительно кивнула.

Анастасия, помнится, появлялась откуда ни возьмись, и никакие двери не были для неё преградой. Бабушка вела себя точно так же, сходство между двумя охотницами наконец стало явным: очередные ключи, которые старушка достала из кармана, оказались ключами от квартиры Алекса-«богатыря».

Во время тренировок и дежурств Алекс-«богатырь» несколько раз повторял слова Куратора: сон и явь не должны соприкасаться, два отдельных мира, две отдельные жизни в каждом из них. Поэтому каков был Алекс-«богатырь» наяву, Марина не имела ни малейшего понятия. Она не знала даже, какое лицо скрывалось за смешной супергеройской маской. Ну, разве что оно было бородатое и с добрыми светлыми глазами.

Вот сейчас им навстречу ка-а-ак выйдет женщина, торопливо запахивая халат и сердито спрашивая: «Вы кто такие?!» Или того хуже, выбежит обнадёженный ребёнок: «Папа пришёл, папа, па… Уа-а-а!»