Отмели космоса

– Ты же говорил, он как котлета. Что ты ему вколол?

– Много всякого. И десятую часть от манекеновой эссенции.

– Она же не сработает в таком количестве!

– Не как стимулятор, как кровоостанавливающее.

– Он же сдохнет от неё!

– От одной десятой не сдохнет, – ответил Гнидой, подбирая остатки андроида. – Инес! Доржи! Как с зонами отхода?

– Это Инес. Вокруг бандиты, меньше всего их у восточной части забора.

– Это Доржи. Позади никого, пробегают изредка и всё.

За время разговора мы пересекли коридор и нашли Флюгера. В момент нашего появления он как раз откидывал вбок разряженный гранатомёт. Его шатало. Голова мясника повернулась к нам. Она как будто двигалась отдельно от тела – одно из побочных действий бурды, что вколол ему Гнидой.

– Флюгер, уходим!

Тот кивнул. Говорить он, предположительно, уже не мог, эссенция растекалась по сосудам, унося его сознание в мир, далёкий от этого. На место его разума пока пришло нечто другое, более простое, примитивное и даже в некотором роде первобытное.

Закинув на плечо гранатомёт Флюгера, взяв ПП в одну руку, а в другой держа остатки андроида на манер щита, Гнидой устремился вниз. На третьем этаже нас встретило множество трупов, которые мы тут не оставляли. Особенно плотно они были навалены на лестнице.

– Двадцатка, вылезай, уходим!

Из одной из куч трупов поднялся киборг. Бронежилет был покрыт пулевыми отметинами и кровью, одна из рук безвольно обвисла и болталась на погнутом шарнире. В единственной функционирующей руке был зажат короткоствольный автомат, видимо, трофейный. Она хромала.

Без слов Гнидой подскочил к Двадцатке, вколол два шприца в район ключицы, после чего посадил её себе за спину. Гранатомёт Флюгера пришлось выкинуть. Экзоскелет вес киборга выдержал, так как именно для подобного использования он и был предназначен. На улице раздался взрыв.

К тому времени, когда мы вышли из школы, всё заволокло дымом. Различить что-то на расстоянии даже десяти шагов было уже проблематично. Продвигаясь по двору почти вслепую, мы натолкнулись на ещё одну группу противников.

Их было, кажется, пять. Первым среагировал Флюгер. Из найденного где-то дробовика он снёс первой вынырнувшей из дыма фигуре половину черепа. Началась неловкая перестрелка.

Вперёд выдвинулся Гнидой, стараясь поймать телом андроида как можно больше пуль. Из-за его спины стреляла Двадцатка. Автонаведение с трофейным оружием работало так себе, но она всё ещё была лучшим стрелком среди нас, и вот ещё два тела выпали из дымовой завесы с простреленными головами.

Четвёртый противник, выскочивший прямо на нас, успел выстрелить во Флюгера, но тот резко нырнул вбок. Предназначенная ему пуля досталась мне и сбила с ног, судя по ощущениям, сломав одно из рёбер, однако пробить многострадальную бронепластину не удалось. Незадачливого стрелка в следующую секунду отбросило очередью Гнидого, после чего к нему подскочил Флюгер и размозжил голову, по пути подхватив вражеский автомат.

– Инес! Подъезжай к восточному забору, выйдем оттуда.

– Принято!

Смещаемся к забору, ещё одна дымовуха, чтобы наверняка. Гранатой взываем забор, прутья изгибаются и ломаются, формируя проход.

– Бубнов, мы уходим!

В рации не раздалось ничего.

– А, чёрт с ним! Инес! Мы идём!

– На месте!

Со всех ног выбегаем на дорогу, тут уже остановилась Инес. Улицы пусты. Но в тот момент, когда мы забирались в салон через заднюю дверь, из дыма вынырнула ещё пара обвешанных оружием бандитов.

Из-за фургона мы не увидели их и отреагировали только после того, как они начали стрелять. Пули пробили лобовое стекло, Инес выхватила свой ПП и открыла ответный огонь. Прежде чем Флюгер разрядил в них остатки магазина, навечно упокоив несчастных, они успели выпустить пару очередей. Одна из них пришлась по Инес. Лёгкий бронежилет не смог остановить пули, и на теле водителя расцвели красные цветы.

– Паскуды!

Гнидой среагировал мгновенно. Закинув остатки андроида на пассажирское место, он одним движением переместил Инес из-за руля в заднюю часть фургона, посадив на освободившееся место Двадцатку. Сам, запрыгнув к пилоту, столь недолго проработавшему водителем, он, не оборачиваясь, бросил нам с Флюгером приказ:

– Уезжайте с Доржи, мне нужен весь салон! Двадцатка! Веди ровно, я её сейчас вскрывать буду!

Фургон, щедро выпустив облако выхлопных газов, уехал. Мне что-то поплохело. Навалилась нездоровая усталость. Боль от повреждённых рёбер начинает пробиваться сквозь обезболивающее. Ещё и икра прострелена на единственной оставшейся ноге. Отвратительный день.

– Доржи! Доржи! Быстро сюда! – Я не желал оставаться здесь и на минуту дольше необходимого.

– Не могу. Ко мне подходят. На помощь.

Чёрт.

– Флюгер! Они у Доржи! Быстро туда!

Не знаю, почему мясник не реагировал на радиопереговоры, может, из-за коктейля из препаратов в крови, а может, одно из попаданий расколошматило ему систему связи, но, услышав мой голос, он бодро побежал в сторону второго фургона. Настолько бодро, насколько это возможно в случае с телом, которое сначала превратили в отбивную, а затем накачали обезболивающими и стимуляторами до предела. Я за ним не поспевал, а мои просьбы подождать он проигнорировал.


Нам повезло, и ветер дул именно в сторону стоянки. Из-за этого мощнейшие армейские дымовые шашки заволокли дымом часть квартала, в том числе и место стоянки последнего нашего фургона.

Флюгер вступил в бой первым. Когда я добежал до него, он пристрелил уже пару человек и находился в процессе убиения третьего, который прятался за нашим транспортом. Тонкая листовая обшивка фургона пули останавливала плохо, и поэтому вскоре чьё-то тело вывалилось из-за машины.

– Аккуратней ты! Где Доржи?

Флюгер не ответил. А впрочем, чего можно ждать от человека, которому вкололи манекенову эссенцию.

– Доржи?! Доржи, ты где?!

Флюгер свалил воевать куда-то в дым, мне осталось по-быстрому проверить тела и оставить у каждого в голове по непредусмотренной генетической наследственностью дырке. Доржи нигде не было. Что ж, ты был хорошим членом команды, однако сомнительным человеком и отвратительным гражданином Федерации. Надеюсь, смерть твоя была безболезненна. Земля пухом.

Залезаю в машину, бросаю автомат на соседнее сиденье и тут слышу звук. Звук этот доносится из-за моей спины, из салона автомобиля. Нет, к автомату тянуться нельзя. Медленно поворачиваюсь, сжимая рукоять ножа. К счастью, на холодном полу был всего лишь Доржи, со связанными руками, ногами и мешком на голове. Подскакиваю к нему, сдёргиваю мешок. Он, несмотря на сопревшее лицо и немного мешающий дышать кляп, был в сознании, глаза ясные. Вынимаю кляп, развязываю.

– Живой? Ранен?

– Ранен! Эти скоты просквозили!

Умолчав о факте, что по фургону стрелял только Флюгер, я оглядел Доржи. Два попадания – оба в бронежилет. Из-за того, что пули вошли под углом, они увязли в слоях бронезащиты и открытых ранений не было.

– За руль и сваливаем отсюда! Где твой ствол?

– Забрали.

– Давай разворот, где-то в дыму Флюгер.

– Что он там делает?

Риторический вопрос Доржи потонул в гуле мотора. Флюгер нашёлся в полусотне метрах от нас. В момент обнаружения он лишал жизни очередного несчастного посредством разбивания его головы о бордюр.

С трудом запихав частично лишившегося разума сокомандника в машину, мы выехали из облака химического дыма, который и не думал рассеиваться. По нам больше ни разу не выстрелили.

– А где погоня? – задал я резонный вопрос.

– Погоня наткнулась на картель, – прошипел Доржи со страдальческим выражением лица.

– Что это значит?

– Всё потом. Сейчас свали назад и не маячь. Стволы и шмотки оставьте в тачке.

Я скрылся в чреве фургона и обнаружил, что Флюгер благополучно отключился. Пришлось мне самому стаскивать с него плащ под весёлый стук зацепленного пулей движка.





Глава тридцать первая. После бала




Фургон под управлением Доржи долго петлял по улицам. За время поездки я успел перевязать с дюжину ран Флюгера. Сейчас мясник выглядел как человек, уже погибший болезненной смертью, и только резко вздымающаяся грудь заставляла сомневаться в его упокоении.

Под конец поездки я почти не мог шевелиться – обезболивающее окончательно выветрилось, и рёбра, может, не сломанные, но точно треснувшие, болели адски. Я облокотился на холодную, почему-то выпуклую в нескольких местах стенку и закрыл глаза.

Открылись они после череды пощёчин от Доржи. Оказывается, я то ли заснул, то ли потерял сознание и медленно сполз по стене на сиденье, где и пробыл в небытии невесть сколько. Мы вместе попытались поднять Флюгера, но я скривился от боли. Доржи что-то раздражённо сказал, я не понял что. Схватились ещё раз, взяли и…

Последнее воспоминание – у меня что-то лопнуло в груди, я почувствовал какое-то хлюпанье, после чего увидел приближающийся грязный пол фургона и провалился в черноту.

Перед глазами возникали обрывочные фрагменты происходящего, то ли реальные, то ли нарисованные моим скукожившимся сознанием. Вот Гнидой и Доржи тащат меня куда-то. Доржи хлещет что-то из бутылки. Изо рта Флюгера вытекает ручеёк крови. Двадцатка блюёт. Голая Инес, завёрнутая в бинты. В меня втыкают трубки. Доржи стоит пошатываясь, на лице смертельная усталость. Гнидой вынимает из меня трубку. Я осознаю себя.

Я здесь и сейчас. Я мыслю. А классик философии утверждал, что это главное. Я гол, забинтован, прикрыт простынёй. Протез отсоединён. Можно было бы сказать, что всё болит, но это было бы неправдой. Зубы не болели.

– Сколько я провалялся? – Язык еле шевелился, дёсны опухли.

– Часов двадцать. Или двадцать пять, – ответил костоправ, прикрепляя мой протез к гильзе.

– По ощущениям вечность.

– Руки-ноги шевелятся?

Я пошевелил.

– Хорошо. Тогда подъём. Час на поесть, попить и оклематься. Потом будем Инес оперировать. А сейчас мне нужно немного поспать. Разбудишь, как закончишь. Из квартиры ни ногой. Нас тут нет. Света тоже нет.