Открытие

– Я думала, что она умерла от катара, когда ей сделали кровопускание, – удивилась Елизавета.

– Э… ну… – Роуз пришлось быстро соображать. – Именно в том и была проблема, что ей пускали кровь. Честно говоря, думаю, из-за этого она и умерла, потому как никогда в жизни не болела.

– Неважно, – пренебрежительно сказала Елизавета. – Это швея, которую порекомендовали?

– Да, мадам. – Пухлая леди, стоявшая рядом с миссис Добкинс, сделала реверанс. Над одним глазом у нее была отвлекающая бородавка с росшим на ней волоском.

– И у вас есть опыт работы с итальянскими тканями? Я спрашиваю потому, что у меня осталось немного от тех, что однажды подарил отец. Хотя, думается мне, Роуз наряду с запрещенными тканями принесла также несколько образцов, которые моя дорогая сестра-королева нашла подходящими для свадьбы.

То, как принцесса Елизавета сказала «дорогая сестра», было похоже на два ядовитых дротика, просвистевших в воздухе.

– Да, у меня был некоторый опыт, мадам.

– Некоторого вполне достаточно, поверь мне. Я не думаю, что кому-то из нас следует из кожи вон лезть ради… этой свадьбы.

Роуз шагнула вперед:

– Если хотите, я могу показать вам эскизы платья королевы и выбранные ткани.

– Конечно. – Принцесса Елизавета махнула в сторону длинного стола.

Роуз раскрыла пергамент с рисунком, набросанным угольком. А затем разложила ткани, которых следует избегать в соответствии с указом королевы.

– Этот сливовый цвет – для юбки и лифа. Атлас с накладкой из мягкого золота, с узором из переплетенных роз и листьев. А вставка в передней части юбки – ткань из яркого золота, которая, как мне кажется, оттенит сливовый цвет. Рукава будут конусообразные, с деталями из серой тафты.

Роуз продолжила объяснять другие особенности платья, затем представила список запрещенных тканей и элементов пошива, подписанных сэром Эдуардом, главным гардеробным мастером королевы.

Елизавета прочитала их молча. Ее губы изогнулись в ухмылке.

– Лепестковый воротник. Ну надо же, – тихо сказала она. – Ее куриная шейка будет выглядеть в нем замечательно.

Принцесса свернула список и хлопнула им по своей ладони.

– Хорошо, – сказала она с ноткой триумфа в голосе и посмотрела на Роуз. – Роуз, ты увлекаешься модой и знаешь мою манеру одеваться, мои вкусы. У тебя есть какие-нибудь предложения?

– Что ж, ваше высочество, как я уже говорила в прошлом, королеве, по-видимому, нравятся сильно украшенные наряды. Ее платье будет обильно расшито жемчугом. Но помните ли вы рукава, драпированные в виде крыла, которые я шила для вас в те годы в Хэтфилде?

– О да, ты называла их рукавами принцессы Леи, как в какой-то малоизвестной сказке, которую рассказывала тебе мать.

– Все верно, мадам. Я бы предложила что-нибудь в этом роде. Так вы совсем откажетесь от конусного рукава, который, как видите из списка, запрещен. На самом деле, я считаю, что вам следует избегать любых насыщенных цветов. Возможно, стоит остановиться только на белом.

– На белом?

– Он простой и чистый. На самом деле… – Роуз постучала по подбородку, как будто в глубоком раздумье, – мне кажется, что белый цвет может в будущем стать очень популярным для свадеб, особенно у невест.

– Правда? – спросила Елизавета.

– Да, он очень – как бы это сказать – опережает моду.

– «Опережает моду» – какая странная фраза, но, думаю, довольно описательная. Представляю себе невесту в белом платье на белом коне, которая едет галопом! – весело воскликнула принцесса и рассмеялась.

– Благослови тебя Господь, дитя, – прошептала миссис Добкинс, когда Роуз вышла из комнаты. – Впервые за несколько месяцев я слышу, как принцесса смеется.





* * *


Принцесса Елизавета уснула, мечтая о белом платье, которое сделало бы ее сводную сестру похожей на самую безвкусную невесту в христианском мире в отвратительном свадебном платье сливового цвета. За пределами дворца царила летняя ночь, сверкавшая светлячками, пока Фрэнни Кори шла к своему тесному соломенному домишку, где жила с родителями. В потайном кармане, который она пришила к грубой шерстяной юбке, была Библия, и Фрэнни чувствовала, как та приятно билась о бедро. Ее называли «книгой, о которой стоит помалкивать». Их делали маленькими, чтобы легко можно было спрятать в расщелинах стен домов или под половицами. За эти книги цеплялись скрывавшиеся верующие, оставшиеся протестанты, которые упрямо сопротивлялись возврату королевы в католичество, к папе римскому.

Пока Фрэнни шла, думала: если ее родители узнают, что она посещает тайные молитвенные собрания, то будут в ярости. В ярости не потому, что они благочестивые католики; по какой угодно причине, но только не по этой. Они просто боялись угроз. В конце концов, семья Кори сама была мигрантом во времени. Они сбежали из будущего века, на сто сорок лет раньше этого, в Англии. Родным веком Фрэнни был не двадцать первый, как у лучшей подруги Роуз Эшли, а семнадцатый. Год, который они покинули, – 1692-й. Они сбежали из Салема, штат Массачусетс, накануне казни ее матери за колдовство через повешение. Мама, конечно же, была вовсе не ведьмой, а серьезной, богобоязненной женщиной протестантской веры. Более полувека назад бабушка и дедушка отправились в Новый Свет с группой паломников-пуритан на «Мэйфлауэре». Они плыли за религиозной свободой. Но теперь семья вернулась туда, откуда началось бегство их предков, и снова подверглась преследованиям.

Порой Фрэнни не могла понять, сколько ей лет: двенадцать или сто пятьдесят. Путешествия во времени хоть и быстрые, но в некотором смысле бесконечные. Может быть, она просто ходила кругами? Если бы она осмелилась вернуться туда, была бы это та страшная осенняя ночь, когда ее мать вместе с четырьмя другими ведьмами отправят на Галлоуз-Хилл? К тому времени там уже повесили двенадцать человек и одного до смерти забили камнями: ее дядю, Джайлза Кори.

– Мы в безопасности, Фрэнни, мы в безопасности, – бормотала мама всякий раз, когда поднималась эта тема. – Один лишь Господь может заглянуть тебе в душу. Он знает твою истинную веру. Тебе не нужны эти встречи.

– Но, мама, – спорила Фрэнни, – это просто встречи, а не службы.

– Неважно, Фрэнни, – перебивал отец. – Если ты попадешь под подозрение, им будет все равно, что ты там делаешь, они обнаружат тебя с единомышленниками-протестантами.

Но Фрэнни ходила на встречи, во всяком случае, когда они проводились поближе к Хэтфилду. Сейчас она возвращалась из сарая с ягнятами, где всех собрал мастер Джон Кэбот, крестьянин-землевладелец. Это не совсем служба, убеждала она себя. По крайней мере, они не произносили вслух «Отче наш». Хотя многие бормотали очень тихо про себя. Но не Фрэнни!


Роуз Эшли знала о жизни Фрэнни так же, как та знала о жизни Роуз. Фрэнни все рассказала Роуз о Салеме в тот ужасный год и была потрясена, когда Роуз призналась, что бывала в Салеме с мамой. Они ездили туда на экскурсию и даже были на Гэллоуз-Хилл, где повесили столько людей.

– Ужасное место, – пробормотала Фрэнни.

– Ты не поверишь, что там теперь.

– Что?

– «Уолгринс»[29].

– Что такое «Уолгринс»?

«О господи, – подумала Роуз, – как это объяснить?»

– Это лавка, куда можно пойти и купить лекарства и много разных вещей: зубные щетки, зубную пасту, туалетную бумагу и конфеты…

Фрэнни растерянно покачала головой:

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, но это лучше, чем виселица и болтающиеся на ней люди.

– Поверь мне, так и есть.

Странно, что Фрэнни вспомнила этот разговор. Кажется, он состоялся несколько лет назад, когда Роуз пришла впервые.

– Фрэнни! – раздался голос из синевы летней ночи.

Она охнула:

– Роуз… Роуз Эшли!

Как занятно. Она просто подумала о Роуз, и вот та здесь. Неужели так бывает?

– О, Фрэнни!

Фрэнни пыталась поспешить, но с хромой ногой просто не могла бежать. Тем не менее она заковыляла вперед. Через пять секунд Роуз уже обнимала ее, и они, смеясь, упали на землю.

– Ты вернулась! – кричала Фрэнни. – Кажется, что прошла целая вечность.

В отличие от других людей, которые знали Роуз в этом веке и, похоже, не ощущали ее отсутствия, Фрэнни его чувствовала. Роуз думала, это потому, что сама Фрэнни тоже была путешественницей по эпохам. Лабиринт времени, по всей видимости, имел свои правила и принципы.

– Да-да, я здесь, но ненадолго.

– Зачем ты пришла?

– Из-за королевы.

– Она здесь? – Голос у Фрэнни стал напряженнее.

– А, нет. Просто, ну, сама знаешь, она выходит замуж в следующем месяце, и мне поручили привезти эскизы и образцы ткани свадебного платья, чтобы показать принцессе Елизавете и…

– Она не хочет, чтобы Елизавета ее затмила.

– Вот именно. Никто не должен носить платья того же цвета или кроя.

– Твой отец знает, что ты здесь?

– Нет, Фрэнни, и ты не должна ему говорить. – Роуз замолчала, увидев книгу на земле, рядом с Фрэнни, там, где они упали. – Что это? – спросила она, поднимая книгу. Фрэнни выхватила ее из рук. Но Роуз в одно мгновение все поняла.

– Фрэнни, это запрещено. Запрещено хранить Библию.

– Но я храню, Роуз. – Девочка пристально смотрела на нее. – Я храню.

Она смягчилась, протянула руку и коснулась Роуз:

– И ты научила меня читать!

– Но это было задолго до того, как Мария стала королевой.

– Я не откажусь, Роуз.

– Просто это слишком опасно, Фрэнни. Если тебя поймают, будет ужасно. Сейчас твое вероисповедание – преступление, как и хранение этой книги. – Роуз постучала по ней пальцем. – Мой отец был так напуган, что сказал возвращаться домой, в свое время. Королева собирается сжигать протестантов на кострах. И ты ведь помнишь Сару?

– Да, она работала вместе с тобой над гардеробом принцессы, а потом вы перешли служить к королеве.

– Я думаю, она подозревает меня в том, что я не следую канонам веры. Боюсь, она может обо мне доложить.