Открытие

Роуз кивнула и вытерла нос о рукав.

– И как его зовут?

– Николас Оливер.

– А, золотых дел мастер.

– Ты его знаешь?

– Нет, но его отец был придворным золотых дел мастером до него, и все говорили, что Николас по таланту даже превзойдет Уильяма.

– В общем, я готовила для папы рождественский подарок.

– Прекрасно, дорогая. Так почему бы тебе не пойти и не отдать подарок ему?

– Правда?

– Конечно. Почему бы не сходить сейчас? – Ее глаза хитро блестели. – Уверена, что ты вернешься к рождественскому ужину.

В этот момент часы на каминной полке пробили девять.

– Но, возможно, там не будет Рождества. Ты же знаешь, нельзя предсказать, в каком месяце окажешься, – возразила Роуз.

– Какая разница? Подарок есть подарок. Он ему понравится, какой бы ни был день: Рождество, Шмождество. Просто иди и вручи подарок от всей души.

– Ты права. – Роуз поцеловала бабушку перед сном. – С Рождеством, бабушка. Ты лучшая.

А затем девочка побежала наверх за подарком. Марисоль снова стояла на коленях и шептала молитвы на испанском.

Она посмотрела на Роуз:

– Куда это ты?

– Я вернусь через три.

– Три чего?

– Три минуты, не дольше.

– Feliz Navidad[19], Роуз.

– Спасибо, Марисоль.





Глава 20. Послание




Роуз ненадолго остановилась возле пересадыша с подарком под мышкой. Неужели он вырос на четверть дюйма? Роуз нагнулась, опустив лицо к стеблю.

И вот она здесь! Не разгибаясь, девочка запихнула подарок под матрас в крохотной каморке во дворце Уайтхолл. Кто-то тихонько постучал в дверь.

– Да?

– Это просто я, Сара. – Она на секунду замолчала. – Со свежими новостями!

Роуз и забыла, что теперь у нее есть собственная комната. Прислуга ушла, а новую не набрали. Поэтому пустую комнату заняла Сара.

Роуз закатила глаза. Сара была абсолютно одержима возможной помолвкой королевы с испанским принцем.

– Да-да, входи. Расскажи мне обо всем. – Роуз притворилась, что ей не терпится узнать. Бумага под ней зашуршала, и Роуз закашляла, чтобы замаскировать шум. Сара открыла дверь и вошла, ее глаза блестели:

– Хочешь узнать мое личное мнение о помолвке?

– Конечно. Или думаешь, я могу просто станцевать вальс до самой королевы и спросить ее собственное мнение?

Сара засмеялась и ударила себя по коленке:

– О, Роуз, вечно у тебя какие-то странные словечки. Вальс? Что такое вальс?


– А, да это просто старинный деревенский танец из Вест-Дитча. Ну, что там за сплетни о королеве?

– В общем… – Сара была довольно худой девушкой, но сейчас Роуз казалось, будто ее распирало, словно она вот-вот лопнет от слухов. – Как ты знаешь, лорд-канцлер очень долго трудился над брачным контрактом. Как раз перед Рождеством у них почти получилось заключить его с Филиппом. На самом деле, по-видимому, угодить следовало отцу Филиппа. Конечно же, подписание контракта почти состоялось, и Филипп стал бы королем Англии, по крайней мере, до тех пор пока жива Мария. Но ты ведь помнишь ужасное, жестокое восстание во главе с мистером Уайаттом? Протестанты против того, чтобы королева выходила замуж за испанского принца, который когда-нибудь может стать королем.

– Да-да, – тихо ответила Роуз. Она читала о восстании в интернете. Это привело к тому, что многих людей заключили в Тауэр, а нескольких обезглавили.

– В общем, ничего не решилось. Совсем ничего. Они не приблизились к соглашению с самого восстания, которое было несколько месяцев назад. Стало даже хуже: визит принца Филиппа снова отложен. Один Господь ведает, встретятся ли они когда-нибудь. А прекрасное платье для встречи до сих пор висит в гардеробе. Но королева сейчас советуется с Уолдегрейвом по поводу какой-то позолоченной парчи, из которой хочет сшить свадебное платье.

– Значит, до подписания контракта по-прежнему далеко.

– Вовсе нет, о том я и толкую. Отец Филиппа, король Испании, желает, чтобы наша королева поддержала его армию. А этого НИКОГДА не случится. Тем не менее заказ на ткань для свадебного платья уже выполнен. Как там звучит выражение, которое ты иногда говоришь, с цыплятами?

– Цыплят по осени считают?

– Точно. Они настолько далеки от свадебного контракта, насколько это возможно, и все же она собирается шить свадебное платье! И пригласила придворного ювелира.

– Что?

Роуз словно ударило током. Она села прямо. Из-под матраса, где был спрятан подарок, раздалось тихое шуршание оберточной бумаги.

– Да, Николаса Оливера.

– Для чего?

– Чтобы он сделал медали, конечно же.

– Какие?

– В память о ее браке. Это обычай, сама знаешь. – Она сделала паузу. – А может, и не знаешь, тебя ведь не было здесь в те дни, когда ее отец, король Генрих, женился снова. Говорят, это озолотило Николаса Оливера. Для каждой свадьбы, или по меньшей мере для последних трех, он делал медали и, конечно же, обручальные кольца. Я служила на двух последних свадьбах. В любом случае ты понимаешь, о чем я говорю. Королева Мария явно считает цыплят до осени.

– Так когда же прибудет ювелир? – Роуз изо всех сил попыталась спросить как бы невзначай.

– Скоро. Я думаю, завтра.

Завтра! Завтра! Это слово бесшумно прогремело в голове Роуз. Она сдвинулась с места и снова услышала шорох оберточной бумаги.

Той ночью Роуз едва могла заснуть. И когда по ощущениям проспала целых две минуты, то услышала какое-то тихое царапание. О, как она надеялась, что это были не мыши! В этих старых дворцах жили огромные популяции грызунов, которые бегали повсюду. Бедные глупцы ничего не знали о гигиене. Несмотря на то что люди довольно успешно охотились на крупных зверей с луками и стрелами, они не опускались до уничтожения таких мелких грызунов, как мыши. Ей вечно приходилось вытряхивать из чепчика мышиный помет. В жизни Роуз бывали абсолютно отвратительные моменты, но если это означало, что она сможет воссоединиться со своим отцом, то какое ей было дело до мелких мышиных испражнений? Она встала с кровати, чтобы посмотреть, откуда шорох, и увидела, что под дверь подсунули бумагу. Роуз подняла ее, открыла дверь и увидела, как тень подруги исчезла за углом. Беттина была одной из немногих служанок, которые умели читать и писать.



На рассвете. В тайном саду, у статуи льва. Уничтожь эту записку.



Уже не в первый раз Беттина передавала ей послание от отца. Он приехал и хочет встретиться с ней! Роуз подбежала к окну и открыла ставни. Луна скрылась, возможно, еще несколько часов назад. Она не знала наверняка. Ночная тьма начинала развеиваться. Через час, а то и раньше наступит рассвет. Роуз услышала бой дворовых часов, отсчитывающих полчаса. Ей пора.

Она натянула «исподнее», как называли служанки нижнее белье, накинула сорочку, такое легкое тканевое платьице, и, наконец, длинное платье поверх. Вытряхнула мышиный помет из чепчика и надела его, спрятав все волосы. Из тайника под матрасом она вынула подарок. Затем схватила тяжелую шаль и укуталась в нее. Дождь прекратился, и на дворцовую площадь опустился густой туман.

Роуз вышла из восточной башни дворцового крыла слуг на прачечный двор и пошла по тропинке между теннисной зеленой площадкой и ристалищем, которыми после смерти короля Генриха практически не пользовались. Ни покойный сын Генриха, король Эдуард, ни нынешняя королева не имели склонности к спорту. Естественно, женщины никогда не принимали участия в рыцарских турнирах. Роуз всегда считала, что это очень несправедливо, потому что сталкивать соперника с лошади тупым копьем наверняка было весело. Сама она стала очень хорошей наездницей, с тех пор как переехала к бабушке. Бабушка арендовала для нее чудесного пони, Айви. Но ей не нравилась мысль, что в турнире Айви могла бы пострадать. Скорее всего, король Генрих потерял на турнирах не одну лошадь.

Туман над землей, казалось, стал гуще, когда она дошла до конца дорожки, прижимая подарок к груди. Вскоре Роуз едва видела собственные ноги. Ее поразило странное ощущение: как будто она растворялась в этом тумане по несколько дюймов зараз, начиная с лодыжек. Словно Чеширский кот из «Алисы в Стране чудес», который время от времени исчезал, оставляя лишь улыбку.

К тому времени как она свернула в уединенный сад, вокруг уже вовсю кружился туман. Каменные статуи прорезали густой поток, струившийся по саду. Но сад был заброшен. Несмотря на то что стояла уже середина марта, погода больше напоминала зиму, словно февраль задержался и не дал растениям и кустарникам обзавестись листвой. Бутоны были плотно закрыты и почти увяли. Ни намека на цветение. Она бывала в этом саду и раньше, в то же время года, после смерти Генриха VIII, и тогда все выглядело совсем не так. Совершенно. Она подошла к топиарию под названием «королевский шут». Этот кустарник распускался раньше других, большими, как блюдца, цветами. Обычно в это время года у него набухали зеленые бутоны с ярко-розовой сердцевиной. Но сейчас бутоны были тщедушными и будто увяли на стебле. Увидев эти сухие ростки, Роуз подумала об упрямстве, словно все отказывалось цвести. Природа объявила бойкот!

Впереди она заметила каменную гриву льва, развевавшуюся в безветренной ночи. Прямо напротив была скамейка. Она тихо подошла, села и посмотрела на небо. Рассветное бдение. Девочка пыталась успокоиться, но сердце колотилось. Небо светлело. Сошел ли с неба слой тьмы? Да, она была уверена, что на востоке бледно-розовым цветом занялась заря.





Глава 21. Дрова




Николас Оливер затаил дыхание, когда зашел за угол и краем глаза заметил свою дочь Роуз, неподвижную, словно каменная статуя. Голова повернута на восток, в сторону рассвета, в руках какой-то сверток. Это казалось ему чудом. Она вернулась. Он понимал, что другие люди в его веке даже не знали, что она уходила. Это странная особенность путешественников во времени из двадцать первого века. Когда ее мать, Розмари, уходила, ему казалось, что прошло не больше минуты. Тем не менее когда она возвращалась, то часто удивлялась, что время года успело смениться. Розмари могла сказать: «Ой, при мне была весна, а сейчас уже почти листопад». Это слово она иногда использовала вместо «осени».

«Правда? – отвечал он. – Честно говоря, мне кажется, что, с тех пор как я видел тебя в последний раз, прошло не больше нескольких минут». Но потом эти несколько минут растягивались на часы, часы – на дни, а те – на недели. И все-таки он был единственным, кто замечал это в Ричмондском дворце, где Розмари служила Анне Болейн. А позже – в Хэтфилде, куда отвезли в младенчестве принцессу Елизавету. Наконец, когда недели растянулись на месяцы, а месяцы – на годы, Николас Оливер понял, что его любимая Розмари ушла навсегда. Они обсуждали возможность привести сюда Роуз, но решили, что это слишком опасно и будет непонятно для дочери. Так что оба сошлись на том, что этого никогда не случится. Но потом Роуз попала сюда самостоятельно. Теперь она снова вернулась и до сих пор здесь, несмотря на его предупреждение.

Он вышел на хрупкий свет зари, как только она подняла голову. Роуз вскочила на ноги и бросилась в объятия к отцу, а он прижал ее к груди.

– О, Роуз! Дочка!

Роуз почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Как будто наполнилась пустота, которой она не замечала.