Отдай мое сердце
Часть 9 из 10 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Он повернулся ко мне и заговорил быстро и деловито, с серьезностью, которая совершенно не сочеталась с его детским обликом:
– Ты меня извини, пожалуйста. Во-первых, что перешел на «ты» – я на Темной Стороне со всеми так разговариваю. А в Мире – всегда на «вы». Понимаешь, почему? Здесь, на Темной Стороне, каждый из нас – только тот, кто он есть. А в Мире тот, кто есть почти всегда прячется за спиной того, кем он кажется – прежде всего, самому себе. Поэтому там я всегда обращаюсь одновременно к двоим, чтобы напомнить об истинном положении дел.
– Понимаю, – сказал я. – Отличный метод. Даже завидно, что его придумал не я.
– Хорошо, – кивнул Гэйшери и явно собирался продолжить рассказывать что-то важное, но я перебил его дурацким вопросом, который сам просился на язык:
– А ты что, действительно именно вот такой, каким сейчас выглядишь?
Сотофа и Джуффин, переглянувшись, расхохотались. А толстый мальчишка нетерпеливо поморщился:
– Вечно вам всем интересна всякая ерунда. Да какая вообще разница, кто как выглядит? Мне вот, например, плевать на ваши рожи. А вам на мои почему-то нет. Как ни стараюсь щадить ваши чувства, вечно выясняется, что кто-то недоволен моим внешним видом. А кто-то, наоборот, так доволен, что лучше бы не.
– Это он из милосердия так выглядит, – сквозь смех сказала леди Сотофа. – На Темной Стороне Гэйшери просто невыносимо красив…
– Вот кто бы говорил, – укоризненно заметил я.
– Ой нет, вообще никакого сравнения! – воскликнула она. – Он гораздо хуже меня. В смысле лучше. Хоть зажмуривайся. И результат, сам понимаешь, какой: ученицы, которых Гэйшери приводил на Темную Сторону, влюблялись в него по уши. И ладно, если бы только ученицы, у мальчишек тоже, как говорится, сдавали нервы, даже у лучших друзей. Само по себе это забавно и отчасти даже приятно, но в таком состоянии ничему путному не научишься, о важном не поговоришь, и ничего, кроме своего спутника, толком не увидишь, так что непонятно, зачем вообще было сюда приходить. Я этот период немножко застала, так что рассуждаю не теоретически, сама свидетель: это была катастрофа, с которой никто не мог совладать. В конце концов, Гэйшери все достало, и он выпросил у Темной Стороны другую внешность, что-то вроде костюма для пребывания здесь. Любую, на ее усмотрение, лишь бы не мешала делам. А у Темной Стороны иногда просыпается чувство юмора. Своеобразное, но уж какое есть. С другой стороны, заказ идеально выполнен. Этого мальчишку невозможно вожделеть.
– Ну почему же, – возразил я. – Этого мальчишку сразу хочется оттаскать за уши, не дожидаясь, пока что-нибудь натворит. Это разве не вожделение? Как – нет?! Вы что, серьезно? А я всю жизнь думал, оно и есть.
– Спасибо, – кротко промолвил Гэйшери. – Мне нравится вызывать сильные и яркие чувства; какие именно, в общем неважно, главное – зацепить. Но именно сейчас надо, чтобы ты меня внимательно слушал. А вожделение, уши и все остальное, с твоего позволения, как-нибудь в следующий раз.
– Извини, – сказал я. – Просто я же драться с тобой здесь собирался. Злость сразу прошла, а кураж, предназначенный для несостоявшейся драки, надо куда-то девать.
– Поэтому ты устроил балаган, – кивнул он. – Прекрасный метод, я сам часто так поступаю. Но сейчас для нас важно другое. Ты только что прошел на Темную Сторону одним легким шагом – по крайней мере у нас это называется так. Захотел и сразу тут оказался, без обычной подготовительной паузы. Это очень полезное умение, особенно для тебя. Знаешь, почему? У тебя воинственный характер и при этом ты не любишь убивать. Самое опасное сочетание: такие, как ты, легко заводят врагов, но крайне неохотно от них избавляются. А потом удивляются, что так рано пришлось умереть. И щитами тебя окружать бесполезно – быстро слетят, просто в силу твоего темперамента; долго объяснять, поэтому просто поверь на слово: ты – вот такой. Самый лучший щит для тебя наша Темная Сторона. Дело даже не в том, что ты здесь дома, это многие о себе могут сказать. А в том, что рядом с тобой дома она сама. Я знаю только одного человека, который так воздействует на Темную Сторону своим присутствием; вернее, знал. Его больше нет. Неважно. Здесь и сейчас есть ты, и мы говорим о тебе. Все, что тебе нужно, – это умение мгновенно оказываться здесь, если в Мире что-то пошло не так. Даже если тебе просто померещилось, не беда, лишняя прогулка на Темную Сторону еще никогда никому не вредила. Теперь это умение у тебя есть, осталось сделать его привычкой, а еще лучше – рефлексом, что достигается многократными повторениями, ничего нового за разделяющие нас тысячелетия в этом смысле не изобрели. Но главное уже получилось! Не зря я тебя дразнил. Мне, учти, было непросто: врать и притворяться я не могу, а на тебя очень трудно всерьез рассердиться. То есть мне трудно; другим-то, уверен, легко.
– Кому как, – наконец подал голос Джуффин. – Лично я бы охотно взял пару-тройку уроков – вдруг однажды понадобится на него рассердиться, а я даже не знаю, с какого конца к этому приступать. Но встречаются талантливые самоучки. Некоторых я своими глазами видел: сэр Макс еще ничего не сделал, а человек уже на него авансом навеки зол.
– Мой метод тебе не подойдет, – отмахнулся мальчишка. – Просто он сказал то, что мне очень не понравилось. А тебя словами не рассердишь. У тебя другой подход: ты сразу прикидываешь, можно ли извлечь из чужих слов какую-то пользу. Если можно, радуешься, а нет – выбрасываешь из головы. Охотник есть охотник, для тебя все – добыча. Наши слова и дела, и мы сами, и весь Мир целиком. Сильная позиция, но мне, сам знаешь, она не по вкусу. Скажем так, для себя я бы этого не хотел.
– Глупо вышло бы, если бы мы все уродились одинаковыми, – пожал плечами Джуффин. – Этот Мир давно рухнул бы от скуки, глядя на нас.
– Именно так я себя и утешаю всякий раз, когда прихожу в ярость от того, что вы все совершенно на меня не похожи. Хотя, казалось бы, что может быть лучше? Но нет!
Мальчишка горестно шмыгнул носом, но тут же воспрянул духом, ухмыльнулся так же криво, как это делал белолицый Магистр и подмигнул Джуффину.
– Если тебе однажды понадобится по-настоящему рассердиться на Макса, просто предложи ему попробовать отнять у тебя добычу – в тот момент, когда ты ее еще не схватил. С пойманной этот номер вряд ли пройдет, своими достижениями ты не особо дорожишь. А вот становиться у тебя на пути в самый разгар погони я бы никому не советовал. Даже ему.
Джуффин с Сотофой заулыбались, как будто Гэйшери забавно пошутил. А я невольно поежился, потому что у меня буйное воображение. И чтобы сменить тему, спросил:
– А что я такое ужасное сказал, что тебе не понравилось? Неужели про совещания? Я тоже не особо люблю, когда со мной спорят, но в целом вполне можно пережить.
– Ты сказал, что мое Благословение могло испортиться в плохих руках, – напомнил Гэйшери. – Остаться прежним по форме, но полностью изменить суть. И это, к сожалению, правда. Настолько страшная для меня правда, что проще умереть, чем с ней согласиться. Но мне пока нельзя умирать. Работы еще очень много. И сердце не велит бросать ее, не закончив. И договор связывает; впрочем, это уже не имеет отношения к нашим делам.
– Но почему страшная? – изумился я. – Как правда может быть страшной? По-моему, всегда лучше знать, что на самом деле случилось, чем не знать. Когда знаешь, можно попробовать все исправить. Если не выйдет, это, конечно, отдельный ужас, но все равно лучше действовать, чем сидеть в блаженном неведении, пока под ногами горит земля.
– Ты такой же практичный, как эти двое, – скривился мальчишка. – Хотя в Смутные Времена вроде не жил. Впрочем, ты сам себе вечное смутное время. Ладно, не понимаешь – не понимай, что с тобой делать. Тогда просто поверь мне на слово, бывает настолько паскудная правда, что в болоте я видел пользу от нее. Я бы предпочел не знать, что испортить мое Благословение легче легкого. Достаточно просто думать не в ту сторону – вот что хуже всего!
– «Не в ту сторону»? Это как?
– Например, благословляя кого-то магическим вдохновением, быть совершенно уверенным, что причиняешь ущерб, – неохотно сказал мальчишка. Он выглядел так, словно вот-вот кинется меня колотить. – Якобы магия – зло для человека или сам человек слишком зол для магии, что-то в таком роде. Тогда благословленный и правда вдохновится на самое худшее из того, на что способен…
– Ого! – оживился Джуффин. – Получается, наши хулиганы – исключительные добряки, если ничего худшего, чем мелкие пакости, не придумали?
– Получается, так, – равнодушно согласился Гэйшери. – А чему ты удивляешься? Настоящих злодеев во все века было мало, остальные довольствуются мелкими пакостями, да и то исключительно под настроение. Но лично мне, чтобы разорвать сердце на части, и одного злодея достаточно, если он таков, что сумел испортить мое Благословение. Даже не потому что оно мое, а своего всегда жалко. А просто потому, что эта скотина живет в моем Мире – вот прямо сейчас. Что бы я ни делал, как бы ни бился, а Благословение все равно испорчено! И это значит, что я не справляюсь. Уже не справился. Ни с чем!
– А ты-то тут при чем? – удивился Джуффин. – Наш злодей, во-первых, пока просто одна из рабочих гипотез. А во-вторых, если даже он действительно существует, это его личное горе, что таким уродился. Или думаешь, это кто-то из твоих?..
– Конечно, из моих, – угрюмо сказал мальчишка. – Все, кто есть в этом Мире, мои. А ты как думал? Я тут живу; ладно, с вашей точки зрения, жил когда-то давно, но какая разница? Это мой Мир. Все, что здесь происходит – моя ответственность… Ай, да ну вас всех в задницу, ни хрена вы не понимаете! Не хочу больше об этом говорить.
Он развернулся и пошел прочь таким быстрым шагом, что это походило на побег.
Я растерянно посмотрел на своих старших товарищей – мол, чего это он? Леди Сотофа ободряюще улыбнулась, почти беззвучно сказала:
– Ничего, вернется. Не бери в голову, мальчик, ты тут вообще ни при чем.
А Джуффин ничего не сказал. Но судя по вдохновенно горящим глазам, обдумывал полученную информацию. Иного, впрочем, я от него и не ожидал.
Гэйшери и правда вскоре вернулся. Не будь я в курсе, что этот рыжий мальчишка – ужасающий Древний Магистр, решил бы, что вид у него зареванный. А так даже и не знал, что думать. И как это понимать.
Но его голос звучал совершенно спокойно.
– Извини, – сказал он мне. – Я начал объяснять, почему на тебя рассердился, и рассердился заново, что само по себе довольно нелепо, особенно на Темной Стороне. Просто мне невыносимо знать, что кто-то испоганил мое Благословение. Лучше бы и правда навсегда о нем забыли. А еще лучше было бы, если бы я всего этого не затевал. Но дело сделано, что теперь локти кусать. Ты, кстати, можешь укусить свой локоть? Я могу!
И действительно как-то так хитро вывернул руку, что локоть оказался у самого рта. Подмигнул мне:
– Что, завидно? – и не дожидаясь ответа, сказал: – Давайте вернемся обратно. Я в великой печали, а Темная Сторона меня таким видеть не любит. Ни к чему ее изводить. Вас – еще куда ни шло.
– Да нас поди изведи, – усмехнулся Джуффин. – Только давай без фокусов, ладно? У меня работа, у Сотофы толпа неразумных девчонок, которые без нее пропадут, у Макса… будем считать, и то и другое. Поэтому вернемся не в прошлом году и не полтора столетия спустя, а ровно через десять минут после того, как ушли.
Мальчишка презрительно скривился, зато я наконец вспомнил, кто тут у нас самый главный по вопросам переговоров с Темной Стороной. И поспешно сказал, расставляя слова в таком специальном порядке, чтобы мое желание не исполнилось прежде, чем я обговорю все нюансы:
– Чтобы мы все вчетвером в кабинет Джуффина ровно через десять минут после сегодняшнего ухода оттуда на Темную Сторону вернулись – хочу.
Раньше я бы начал фразу: «Хочу, чтобы мы вернулись…» – это грамматически правильно, но больше ничего я бы сказать не успел, мы бы тут же вернулись, а вот куда именно и в какой момент времени – это целиком зависит от пресловутого чувства юмора Темной Стороны. К счастью, сэр Шурф в свое время подсказал мне подходящую формулировку, и с тех пор я все пожелания конструирую по его образцу. Он вообще прекрасно справляется с обязанностями моего головного мозга, с которым мне повезло несколько меньше, чем требуется в моем положении.
Ладно, черт с ним, зато со всем остальным повезло.
* * *
– Ты забыл про кресла, сэр Макс! – укоризненно сказал Джуффин. – Мы тут, а казенная мебель по твоей милости осталась на Темной Стороне. Возмутительная халатность. Это что ж мне теперь, к новому привыкать?
Дверь распахнулась, и в кабинет медленно и печально вползли кресла из Зала Общей Работы. Далеко не такие удобные, как прежде стояли тут, это правда. Я не раз имел возможность сравнить.
– Так тебе и надо! – рассмеялась леди Сотофа. – А я говорила: не стоит мебель за собой таскать.
– Очень здорово вы с Темной Стороной договариваетесь, – двумя голосами сказал мне Гэйшери, удобно расположившийся на столе. – С первого раза все делает, как вы попросили. И так всегда?
Я уже успел забыть, как он ужасно выглядит, и теперь заново содрогнулся. Но в этот момент наш древний Темный Магистр улыбнулся, и я немедленно простил ему жуткую рожу и все остальное – задним числом и авансом. Все-таки невероятно обаятельный че… обаятельное существо.
– До сих пор вроде всегда получалось, – скромно ответил я. – У меня поначалу была другая проблема: чтобы не исполнялось вообще все сказанное, без разбора, а то даже со спутниками невозможно нормально поговорить. Но я быстро обнаружил, что это управляется сознательным намерением: вот сейчас я просто болтаю, а сейчас объявляю, чего хочу. Главное – самому отличать одно от другого. Ну и глаголы «хочу», «нуждаюсь», «мечтаю» и их синонимы все-таки без дела не употреблять.
– Мне обычно по несколько дюжин раз приходится клянчить, – признался Гэйшери. – И то среди наших считается, что Темная Сторона меня любит, как мало кого. Потому что сперва терпит мое нытье вместо того, чтобы вышвырнуть вон, а потом еще и желание выполняет – когда совсем уж надоем. А у вас, конечно, шикарно выходит… Ладно. Что вы теперь намерены делать?
– Вы меня спрашиваете? – удивился я.
– Всех троих. Вот узнали вы эту свою полезную правду, от которой мне теперь до конца жизни будет тошно – и что?
– Разбираться, – пожал плечами Джуффин. – Что же еще? Может, в итоге вообще выяснится, что никто ваше Благословение не портил, просто наши современники отличаются от ваших…
– Чем именно отличаются? – взвился Гэйшери. – Слепой готовностью при первой же возможности начать друг другу вредить?! Но это еще хуже! Жить в Мире, который пришел к такому итогу, я точно не готов.
– Это тоже всего лишь одна из возможных версий, – заметил шеф Тайного Сыска. – Причем порожденная не столько фактами, сколько моей привычкой заранее допускать вообще любую возможность. В качестве попытки вас утешить она и правда не удалась, но…
– Утешать вы не умеете, – отрезал Гэйшери. – Лучше и не беритесь. А если приспичило научиться, практикуйтесь на ком-то другом. С меня достаточно вашего обещания разобраться. В отличие от утешений, это у вас обычно неплохо получается. Разбирайтесь, сколько потребуется, я подожду. Не уйду, пока не выясню, что случилось. Я должен точно знать.
– Здесь и сейчас подождете? – деловито спросила леди Сотофа. – Или вернетесь через несколько наших дней? Я вас встречу, вы только скажите…
– Не надо мне сейчас пересекать Мост Времени, – мрачно сказал Гэйшери. – Ясно, что в таком настроении я даже Третий Ужас Небытия предпочту тяжелой повинности продолжать жалкое существование человека, чьи усилия оказались тщетными и пошли прахом. А исчезать мне сейчас нельзя: нарушу договор, подведу Дайшу. И не только ее.
Я подумал, что в искусстве делать слона из мухи этот тип превзошел даже меня. Но говорить ему, что несколько жалких хулиганов из далекого будущего вряд ли тянут на крах всей его жизни, не стал. Ясно же, что начнет орать, не дослушав. Или опять превратится в какую-нибудь гадюку и повиснет на шее. Или просто выскочит в окно, скорбно потрясая кулаками; нам же потом его по всему городу искать.
– А если все-таки заставлю себя вернуться, всем будет только хуже, – добавил Гэйшери. – Я же проболтаюсь. Не смогу промолчать. Наши огорчатся, а этого нам точно не надо. У нас сейчас очень счастливый период: мы совсем недавно узнали, что грядущую гибель Мира, которая долго считалась неизбежной, гарантированно получится отменить. Не хочу, чтобы остальные тоже начали сомневаться, так ли это было необходимо. От общего настроения многое зависит. Его надо беречь.
– Если бы я знала, что эта история так сильно вас огорчит, пошла бы за советом к кому-нибудь другому, – сказала леди Сотофа. – Я же правда просто хотела лишний раз повидаться. Досадно, что так получилось. Мне очень жаль.
– Если бы вы знали и все равно поперлись ко мне, этого я не смог бы простить даже вам, – сердито буркнул Гэйшери. – А так ясно, что просто судьба. Больше не на кого сердиться.
Он внезапно вскочил с кресла и одарил нас всех лучезарной улыбкой.
– А судьба у меня совсем не такая дура, как может показаться на первый взгляд! Так что ладно, будем считать, все к лучшему. Мне даже интересно, к какому именно лучшему оно ухитрится обернуться на этот раз.
– От моего гостеприимства вы, конечно, откажетесь, – вздохнула Сотофа.
– Иафах я ненавижу даже сильнее, чем люблю вас! – жизнерадостно подтвердил Гэйшери.
– Зато меня вы недолюбливаете недостаточно сильно, чтобы заодно возненавидеть мой дом, – заметил Джуффин. – Там сад, между прочим, разбит вполне в вашем вкусе. Примерно как у Нены Босоногого, только не в лесу. И никакого мусора на дорожках. Но мусор вас, насколько я помню, только бесил. Так что…
– Все бы вам возводить напраслину и клеветать! – укоризненно сказал Гэйшери. – Не бесит меня Ненин мусор. К тому же его там вообще почти нет, подумаешь – какие-то жалкие кучки. И вас я люблю всем сердцем, просто по мере сил это скрываю, потому что нам обоим так проще и веселей. Но жить я хочу у него. Мне интересно, как это будет!
Он ткнул в меня пальцем и рассмеялся, явно наслаждаясь моим замешательством.
– Ты меня извини, пожалуйста. Во-первых, что перешел на «ты» – я на Темной Стороне со всеми так разговариваю. А в Мире – всегда на «вы». Понимаешь, почему? Здесь, на Темной Стороне, каждый из нас – только тот, кто он есть. А в Мире тот, кто есть почти всегда прячется за спиной того, кем он кажется – прежде всего, самому себе. Поэтому там я всегда обращаюсь одновременно к двоим, чтобы напомнить об истинном положении дел.
– Понимаю, – сказал я. – Отличный метод. Даже завидно, что его придумал не я.
– Хорошо, – кивнул Гэйшери и явно собирался продолжить рассказывать что-то важное, но я перебил его дурацким вопросом, который сам просился на язык:
– А ты что, действительно именно вот такой, каким сейчас выглядишь?
Сотофа и Джуффин, переглянувшись, расхохотались. А толстый мальчишка нетерпеливо поморщился:
– Вечно вам всем интересна всякая ерунда. Да какая вообще разница, кто как выглядит? Мне вот, например, плевать на ваши рожи. А вам на мои почему-то нет. Как ни стараюсь щадить ваши чувства, вечно выясняется, что кто-то недоволен моим внешним видом. А кто-то, наоборот, так доволен, что лучше бы не.
– Это он из милосердия так выглядит, – сквозь смех сказала леди Сотофа. – На Темной Стороне Гэйшери просто невыносимо красив…
– Вот кто бы говорил, – укоризненно заметил я.
– Ой нет, вообще никакого сравнения! – воскликнула она. – Он гораздо хуже меня. В смысле лучше. Хоть зажмуривайся. И результат, сам понимаешь, какой: ученицы, которых Гэйшери приводил на Темную Сторону, влюблялись в него по уши. И ладно, если бы только ученицы, у мальчишек тоже, как говорится, сдавали нервы, даже у лучших друзей. Само по себе это забавно и отчасти даже приятно, но в таком состоянии ничему путному не научишься, о важном не поговоришь, и ничего, кроме своего спутника, толком не увидишь, так что непонятно, зачем вообще было сюда приходить. Я этот период немножко застала, так что рассуждаю не теоретически, сама свидетель: это была катастрофа, с которой никто не мог совладать. В конце концов, Гэйшери все достало, и он выпросил у Темной Стороны другую внешность, что-то вроде костюма для пребывания здесь. Любую, на ее усмотрение, лишь бы не мешала делам. А у Темной Стороны иногда просыпается чувство юмора. Своеобразное, но уж какое есть. С другой стороны, заказ идеально выполнен. Этого мальчишку невозможно вожделеть.
– Ну почему же, – возразил я. – Этого мальчишку сразу хочется оттаскать за уши, не дожидаясь, пока что-нибудь натворит. Это разве не вожделение? Как – нет?! Вы что, серьезно? А я всю жизнь думал, оно и есть.
– Спасибо, – кротко промолвил Гэйшери. – Мне нравится вызывать сильные и яркие чувства; какие именно, в общем неважно, главное – зацепить. Но именно сейчас надо, чтобы ты меня внимательно слушал. А вожделение, уши и все остальное, с твоего позволения, как-нибудь в следующий раз.
– Извини, – сказал я. – Просто я же драться с тобой здесь собирался. Злость сразу прошла, а кураж, предназначенный для несостоявшейся драки, надо куда-то девать.
– Поэтому ты устроил балаган, – кивнул он. – Прекрасный метод, я сам часто так поступаю. Но сейчас для нас важно другое. Ты только что прошел на Темную Сторону одним легким шагом – по крайней мере у нас это называется так. Захотел и сразу тут оказался, без обычной подготовительной паузы. Это очень полезное умение, особенно для тебя. Знаешь, почему? У тебя воинственный характер и при этом ты не любишь убивать. Самое опасное сочетание: такие, как ты, легко заводят врагов, но крайне неохотно от них избавляются. А потом удивляются, что так рано пришлось умереть. И щитами тебя окружать бесполезно – быстро слетят, просто в силу твоего темперамента; долго объяснять, поэтому просто поверь на слово: ты – вот такой. Самый лучший щит для тебя наша Темная Сторона. Дело даже не в том, что ты здесь дома, это многие о себе могут сказать. А в том, что рядом с тобой дома она сама. Я знаю только одного человека, который так воздействует на Темную Сторону своим присутствием; вернее, знал. Его больше нет. Неважно. Здесь и сейчас есть ты, и мы говорим о тебе. Все, что тебе нужно, – это умение мгновенно оказываться здесь, если в Мире что-то пошло не так. Даже если тебе просто померещилось, не беда, лишняя прогулка на Темную Сторону еще никогда никому не вредила. Теперь это умение у тебя есть, осталось сделать его привычкой, а еще лучше – рефлексом, что достигается многократными повторениями, ничего нового за разделяющие нас тысячелетия в этом смысле не изобрели. Но главное уже получилось! Не зря я тебя дразнил. Мне, учти, было непросто: врать и притворяться я не могу, а на тебя очень трудно всерьез рассердиться. То есть мне трудно; другим-то, уверен, легко.
– Кому как, – наконец подал голос Джуффин. – Лично я бы охотно взял пару-тройку уроков – вдруг однажды понадобится на него рассердиться, а я даже не знаю, с какого конца к этому приступать. Но встречаются талантливые самоучки. Некоторых я своими глазами видел: сэр Макс еще ничего не сделал, а человек уже на него авансом навеки зол.
– Мой метод тебе не подойдет, – отмахнулся мальчишка. – Просто он сказал то, что мне очень не понравилось. А тебя словами не рассердишь. У тебя другой подход: ты сразу прикидываешь, можно ли извлечь из чужих слов какую-то пользу. Если можно, радуешься, а нет – выбрасываешь из головы. Охотник есть охотник, для тебя все – добыча. Наши слова и дела, и мы сами, и весь Мир целиком. Сильная позиция, но мне, сам знаешь, она не по вкусу. Скажем так, для себя я бы этого не хотел.
– Глупо вышло бы, если бы мы все уродились одинаковыми, – пожал плечами Джуффин. – Этот Мир давно рухнул бы от скуки, глядя на нас.
– Именно так я себя и утешаю всякий раз, когда прихожу в ярость от того, что вы все совершенно на меня не похожи. Хотя, казалось бы, что может быть лучше? Но нет!
Мальчишка горестно шмыгнул носом, но тут же воспрянул духом, ухмыльнулся так же криво, как это делал белолицый Магистр и подмигнул Джуффину.
– Если тебе однажды понадобится по-настоящему рассердиться на Макса, просто предложи ему попробовать отнять у тебя добычу – в тот момент, когда ты ее еще не схватил. С пойманной этот номер вряд ли пройдет, своими достижениями ты не особо дорожишь. А вот становиться у тебя на пути в самый разгар погони я бы никому не советовал. Даже ему.
Джуффин с Сотофой заулыбались, как будто Гэйшери забавно пошутил. А я невольно поежился, потому что у меня буйное воображение. И чтобы сменить тему, спросил:
– А что я такое ужасное сказал, что тебе не понравилось? Неужели про совещания? Я тоже не особо люблю, когда со мной спорят, но в целом вполне можно пережить.
– Ты сказал, что мое Благословение могло испортиться в плохих руках, – напомнил Гэйшери. – Остаться прежним по форме, но полностью изменить суть. И это, к сожалению, правда. Настолько страшная для меня правда, что проще умереть, чем с ней согласиться. Но мне пока нельзя умирать. Работы еще очень много. И сердце не велит бросать ее, не закончив. И договор связывает; впрочем, это уже не имеет отношения к нашим делам.
– Но почему страшная? – изумился я. – Как правда может быть страшной? По-моему, всегда лучше знать, что на самом деле случилось, чем не знать. Когда знаешь, можно попробовать все исправить. Если не выйдет, это, конечно, отдельный ужас, но все равно лучше действовать, чем сидеть в блаженном неведении, пока под ногами горит земля.
– Ты такой же практичный, как эти двое, – скривился мальчишка. – Хотя в Смутные Времена вроде не жил. Впрочем, ты сам себе вечное смутное время. Ладно, не понимаешь – не понимай, что с тобой делать. Тогда просто поверь мне на слово, бывает настолько паскудная правда, что в болоте я видел пользу от нее. Я бы предпочел не знать, что испортить мое Благословение легче легкого. Достаточно просто думать не в ту сторону – вот что хуже всего!
– «Не в ту сторону»? Это как?
– Например, благословляя кого-то магическим вдохновением, быть совершенно уверенным, что причиняешь ущерб, – неохотно сказал мальчишка. Он выглядел так, словно вот-вот кинется меня колотить. – Якобы магия – зло для человека или сам человек слишком зол для магии, что-то в таком роде. Тогда благословленный и правда вдохновится на самое худшее из того, на что способен…
– Ого! – оживился Джуффин. – Получается, наши хулиганы – исключительные добряки, если ничего худшего, чем мелкие пакости, не придумали?
– Получается, так, – равнодушно согласился Гэйшери. – А чему ты удивляешься? Настоящих злодеев во все века было мало, остальные довольствуются мелкими пакостями, да и то исключительно под настроение. Но лично мне, чтобы разорвать сердце на части, и одного злодея достаточно, если он таков, что сумел испортить мое Благословение. Даже не потому что оно мое, а своего всегда жалко. А просто потому, что эта скотина живет в моем Мире – вот прямо сейчас. Что бы я ни делал, как бы ни бился, а Благословение все равно испорчено! И это значит, что я не справляюсь. Уже не справился. Ни с чем!
– А ты-то тут при чем? – удивился Джуффин. – Наш злодей, во-первых, пока просто одна из рабочих гипотез. А во-вторых, если даже он действительно существует, это его личное горе, что таким уродился. Или думаешь, это кто-то из твоих?..
– Конечно, из моих, – угрюмо сказал мальчишка. – Все, кто есть в этом Мире, мои. А ты как думал? Я тут живу; ладно, с вашей точки зрения, жил когда-то давно, но какая разница? Это мой Мир. Все, что здесь происходит – моя ответственность… Ай, да ну вас всех в задницу, ни хрена вы не понимаете! Не хочу больше об этом говорить.
Он развернулся и пошел прочь таким быстрым шагом, что это походило на побег.
Я растерянно посмотрел на своих старших товарищей – мол, чего это он? Леди Сотофа ободряюще улыбнулась, почти беззвучно сказала:
– Ничего, вернется. Не бери в голову, мальчик, ты тут вообще ни при чем.
А Джуффин ничего не сказал. Но судя по вдохновенно горящим глазам, обдумывал полученную информацию. Иного, впрочем, я от него и не ожидал.
Гэйшери и правда вскоре вернулся. Не будь я в курсе, что этот рыжий мальчишка – ужасающий Древний Магистр, решил бы, что вид у него зареванный. А так даже и не знал, что думать. И как это понимать.
Но его голос звучал совершенно спокойно.
– Извини, – сказал он мне. – Я начал объяснять, почему на тебя рассердился, и рассердился заново, что само по себе довольно нелепо, особенно на Темной Стороне. Просто мне невыносимо знать, что кто-то испоганил мое Благословение. Лучше бы и правда навсегда о нем забыли. А еще лучше было бы, если бы я всего этого не затевал. Но дело сделано, что теперь локти кусать. Ты, кстати, можешь укусить свой локоть? Я могу!
И действительно как-то так хитро вывернул руку, что локоть оказался у самого рта. Подмигнул мне:
– Что, завидно? – и не дожидаясь ответа, сказал: – Давайте вернемся обратно. Я в великой печали, а Темная Сторона меня таким видеть не любит. Ни к чему ее изводить. Вас – еще куда ни шло.
– Да нас поди изведи, – усмехнулся Джуффин. – Только давай без фокусов, ладно? У меня работа, у Сотофы толпа неразумных девчонок, которые без нее пропадут, у Макса… будем считать, и то и другое. Поэтому вернемся не в прошлом году и не полтора столетия спустя, а ровно через десять минут после того, как ушли.
Мальчишка презрительно скривился, зато я наконец вспомнил, кто тут у нас самый главный по вопросам переговоров с Темной Стороной. И поспешно сказал, расставляя слова в таком специальном порядке, чтобы мое желание не исполнилось прежде, чем я обговорю все нюансы:
– Чтобы мы все вчетвером в кабинет Джуффина ровно через десять минут после сегодняшнего ухода оттуда на Темную Сторону вернулись – хочу.
Раньше я бы начал фразу: «Хочу, чтобы мы вернулись…» – это грамматически правильно, но больше ничего я бы сказать не успел, мы бы тут же вернулись, а вот куда именно и в какой момент времени – это целиком зависит от пресловутого чувства юмора Темной Стороны. К счастью, сэр Шурф в свое время подсказал мне подходящую формулировку, и с тех пор я все пожелания конструирую по его образцу. Он вообще прекрасно справляется с обязанностями моего головного мозга, с которым мне повезло несколько меньше, чем требуется в моем положении.
Ладно, черт с ним, зато со всем остальным повезло.
* * *
– Ты забыл про кресла, сэр Макс! – укоризненно сказал Джуффин. – Мы тут, а казенная мебель по твоей милости осталась на Темной Стороне. Возмутительная халатность. Это что ж мне теперь, к новому привыкать?
Дверь распахнулась, и в кабинет медленно и печально вползли кресла из Зала Общей Работы. Далеко не такие удобные, как прежде стояли тут, это правда. Я не раз имел возможность сравнить.
– Так тебе и надо! – рассмеялась леди Сотофа. – А я говорила: не стоит мебель за собой таскать.
– Очень здорово вы с Темной Стороной договариваетесь, – двумя голосами сказал мне Гэйшери, удобно расположившийся на столе. – С первого раза все делает, как вы попросили. И так всегда?
Я уже успел забыть, как он ужасно выглядит, и теперь заново содрогнулся. Но в этот момент наш древний Темный Магистр улыбнулся, и я немедленно простил ему жуткую рожу и все остальное – задним числом и авансом. Все-таки невероятно обаятельный че… обаятельное существо.
– До сих пор вроде всегда получалось, – скромно ответил я. – У меня поначалу была другая проблема: чтобы не исполнялось вообще все сказанное, без разбора, а то даже со спутниками невозможно нормально поговорить. Но я быстро обнаружил, что это управляется сознательным намерением: вот сейчас я просто болтаю, а сейчас объявляю, чего хочу. Главное – самому отличать одно от другого. Ну и глаголы «хочу», «нуждаюсь», «мечтаю» и их синонимы все-таки без дела не употреблять.
– Мне обычно по несколько дюжин раз приходится клянчить, – признался Гэйшери. – И то среди наших считается, что Темная Сторона меня любит, как мало кого. Потому что сперва терпит мое нытье вместо того, чтобы вышвырнуть вон, а потом еще и желание выполняет – когда совсем уж надоем. А у вас, конечно, шикарно выходит… Ладно. Что вы теперь намерены делать?
– Вы меня спрашиваете? – удивился я.
– Всех троих. Вот узнали вы эту свою полезную правду, от которой мне теперь до конца жизни будет тошно – и что?
– Разбираться, – пожал плечами Джуффин. – Что же еще? Может, в итоге вообще выяснится, что никто ваше Благословение не портил, просто наши современники отличаются от ваших…
– Чем именно отличаются? – взвился Гэйшери. – Слепой готовностью при первой же возможности начать друг другу вредить?! Но это еще хуже! Жить в Мире, который пришел к такому итогу, я точно не готов.
– Это тоже всего лишь одна из возможных версий, – заметил шеф Тайного Сыска. – Причем порожденная не столько фактами, сколько моей привычкой заранее допускать вообще любую возможность. В качестве попытки вас утешить она и правда не удалась, но…
– Утешать вы не умеете, – отрезал Гэйшери. – Лучше и не беритесь. А если приспичило научиться, практикуйтесь на ком-то другом. С меня достаточно вашего обещания разобраться. В отличие от утешений, это у вас обычно неплохо получается. Разбирайтесь, сколько потребуется, я подожду. Не уйду, пока не выясню, что случилось. Я должен точно знать.
– Здесь и сейчас подождете? – деловито спросила леди Сотофа. – Или вернетесь через несколько наших дней? Я вас встречу, вы только скажите…
– Не надо мне сейчас пересекать Мост Времени, – мрачно сказал Гэйшери. – Ясно, что в таком настроении я даже Третий Ужас Небытия предпочту тяжелой повинности продолжать жалкое существование человека, чьи усилия оказались тщетными и пошли прахом. А исчезать мне сейчас нельзя: нарушу договор, подведу Дайшу. И не только ее.
Я подумал, что в искусстве делать слона из мухи этот тип превзошел даже меня. Но говорить ему, что несколько жалких хулиганов из далекого будущего вряд ли тянут на крах всей его жизни, не стал. Ясно же, что начнет орать, не дослушав. Или опять превратится в какую-нибудь гадюку и повиснет на шее. Или просто выскочит в окно, скорбно потрясая кулаками; нам же потом его по всему городу искать.
– А если все-таки заставлю себя вернуться, всем будет только хуже, – добавил Гэйшери. – Я же проболтаюсь. Не смогу промолчать. Наши огорчатся, а этого нам точно не надо. У нас сейчас очень счастливый период: мы совсем недавно узнали, что грядущую гибель Мира, которая долго считалась неизбежной, гарантированно получится отменить. Не хочу, чтобы остальные тоже начали сомневаться, так ли это было необходимо. От общего настроения многое зависит. Его надо беречь.
– Если бы я знала, что эта история так сильно вас огорчит, пошла бы за советом к кому-нибудь другому, – сказала леди Сотофа. – Я же правда просто хотела лишний раз повидаться. Досадно, что так получилось. Мне очень жаль.
– Если бы вы знали и все равно поперлись ко мне, этого я не смог бы простить даже вам, – сердито буркнул Гэйшери. – А так ясно, что просто судьба. Больше не на кого сердиться.
Он внезапно вскочил с кресла и одарил нас всех лучезарной улыбкой.
– А судьба у меня совсем не такая дура, как может показаться на первый взгляд! Так что ладно, будем считать, все к лучшему. Мне даже интересно, к какому именно лучшему оно ухитрится обернуться на этот раз.
– От моего гостеприимства вы, конечно, откажетесь, – вздохнула Сотофа.
– Иафах я ненавижу даже сильнее, чем люблю вас! – жизнерадостно подтвердил Гэйшери.
– Зато меня вы недолюбливаете недостаточно сильно, чтобы заодно возненавидеть мой дом, – заметил Джуффин. – Там сад, между прочим, разбит вполне в вашем вкусе. Примерно как у Нены Босоногого, только не в лесу. И никакого мусора на дорожках. Но мусор вас, насколько я помню, только бесил. Так что…
– Все бы вам возводить напраслину и клеветать! – укоризненно сказал Гэйшери. – Не бесит меня Ненин мусор. К тому же его там вообще почти нет, подумаешь – какие-то жалкие кучки. И вас я люблю всем сердцем, просто по мере сил это скрываю, потому что нам обоим так проще и веселей. Но жить я хочу у него. Мне интересно, как это будет!
Он ткнул в меня пальцем и рассмеялся, явно наслаждаясь моим замешательством.