Отбор с осложнениями

Эмма тихо спала, прикрытая простынкой, за дверью комнаты то и дело раздавались крики, смех и всплески воды, а Вейрон работал, не покладая рук. Он исследовал все вещи невест со всей тщательностью и методичностью, слева направо и сверху вниз, уничтожая попадавшиеся артефакты, на всякий случай. Узнавать, как они действуют, изучать каждый из них не было времени. Заколки, брошки, кулоны — Вейрон выжигал крошки магии, прятавшиеся в них, без жалости и стыда. Однако это были именно крохи. Лишь один артефакт — шелковые черные трусики — обладал довольно большим запасом магии, но и он не мог идти в сравнение с Плеткой Селены.

Присев на диван у ног Эммы, Вейрон задумчиво положил руку на ее бедро. Теплая нежная кожа опалила его даже через простынку, и он отдернул ладонь.

— Ладно. План Бэ, — пробормотал Вейрон и снова шагнул к платьям и белью, чувствуя себя последним извращенцем.

Теперь он искал не магию, которой в вещах невест не осталось вовсе, а косвенные знаки, которые могли бы указать на измену. Можно ли считать таковым серые чулки — цвет красхитанцев? Или красные трусы — непристойно порочные для невинной невесты.

— Надо же, — пробормотал он, рассмотрев трусики внимательнее. — У меня такие же.

Серебряную цепочку, свисающую из кармана, он едва заметил — до того тонкой та была. Потянув, поднял к лицу, и кулон со знаком святой Селены закачался у него перед глазами. Вейрон поднес к нему ладонь — пустой. А синее платье принадлежит одной из менталисток.

Заслышав приближающиеся шаги, он быстро спрятал цепочку назад в карман и сел за стол.

— Вы здесь? — спросила менталистка Амалии. — Не видели леди Стетхейм, мою невесту?

Женщина выглядела сердитой и встревоженной, и Вейрон поспешил ее успокоить:

— В королевских купальнях с ней ничего не случится. Ей недавно делали массаж.

— А потом она исчезла, — буркнула та. — Мира Свон.

— Бригитта Дракхайн.

— А это? — она бросила взгляд на спящую к стенке лицом Эмму.

— Моя менталистка. Разомлела от жары.

Мира бросила острый взгляд на пустые бокалы, недоеденный бутерброд и понятливо усмехнулась.

— Дурацкая идея эти купальни, — пожаловалась она, подтягивая сползающую простыню выше, — испытание моей природной скромности. Уверена, вы понимаете меня как никто другой.

— Да, — вздохнул Вейрон.

— Отвернетесь? Я оденусь.

— Разумеется.

Он повернулся в сторону, а позади зашуршала ткань. Задумчиво съев еще один бутерброд, Вейрон стряхнул крошки с цветохрона, и вдруг заметил в одном из графинов отражение голой спины. Он машинально отвел взгляд — не годится почти женатому мужчине глазеть на других женщин, — но потом посмотрел снова. Не удивительно, что Мира Свон неловко себя чувствует обнаженной. То ли это дефект отражения, то ли у нее родимое пятно на полспины. Он протер пальцем графин, присмотрелся, но менталистка уже надела платье. Глянув на оставшийся на подушечке пальца след от вина, Вейрон слизнул его и пожал плечами.



— Все, — произнесла Мира и села рядом. — Так гораздо лучше.

Вынув из кармана тот самый кулон, повесила его на шею.

— Святая Селена помогает в любовных делах, — пояснила она, заметив его взгляд. — Хотя на королевском отборе любовь не играет большой роли... Почему вы здесь, Бригитта?

— Там слишком жарко…

— Не в купальнях, а на отборе, — добавила Мира.

Ее карие глаза пытливо изучали его, и Вейрон почувствовал ментальное давление. Мгновенно отреагировав, он выставил щиты, покрывшись испариной под цветохроном. Менталистка Амалии действовала куда грубее Эммы, вламываясь к нему в душу словно грабитель в дом.

— Вам лучше уехать, — сказала она. — Дома вас ждут родные, а здесь — разочарование и позор. Вам не победить. Другие девушки куда красивее, искушеннее, а вы…

— Вот она! — донеслось от дверей, и Вейрон невольно покачнулся, когда менталистка отвлеклась и оставила его в покое.

Паола Нэш стояла в дверном проеме, с полотенцем вокруг бедер, и ее грудки смотрели прямо на Вейрона. А он — на них.

— Значит, у тебя под цветохроном есть нечто особенное, — произнесла Раума Бердамон, становясь рядом. Полотенчико едва прикрывало ее крутые бедра, и больше на ней не было ничего. — Девичья честь — так ты сказала. А у нас, по-твоему, ее нет?

— Я не это имел… имела в виду, — сказал Вейрон, прикрывая глаза, но понимая, что не сможет забыть эту картину никогда. Оставалось загадкой, отчего гравитация бессильна перед прелестями Раумы, но выглядело это потрясающе.

— Испугалась, — довольно заметила Паола, — запинаешься. И правильно делаешь.

— Нашлась тут особенная, — фыркнула Раума. — Мы все прошли проверку пальцем Пилона. Здесь у всех с честью порядок.

А такое чувство, что у кого-то это больной вопрос. Уж не от ее ли трусиков так разило магией?

— Девчонки! — позвала Паола, повернувшись к кому-то позади. — Ату ее!

Вейрона спасла его реакция. Он перемахнул через лавки быстрее, чем сообразил, зачем это делает. Ускользнул от цепких пальцев Паолы, поднырнул под руками Раумы. Еще несколько невест окружали его, как собаки лису, загоняли в угол. Они улюлюкали и кричали, подбадривая друг друга. Черноглазая блондинка успела вцепиться в его цветохрон, дернула, но, слава святым и генералу, ткань лишь затрещала, а Вейрон, прижав ее ладонью к лицу, вырвался, толкнул дверь и был таков.

“В конце концов, это не бегство, — думал он, несясь прочь из купален, — а тактическое отступление. Я сделал все, что мог. Плетки Селены там нет. Может, тот, кто ей владеет, не расстается с ней даже в бане. Это может быть заколка, сережка, кольцо.”


Он вбежал в комнаты и, забравшись в душ, долго стоял под холодной водой.

Еще немного, и девушки разоблачили бы его прямо в купальне. Кем бы он стал тогда?! Посмешищем? Ястреб в платье... Что может быть хуже?! Его чести и достоинству пришел бы конец!!! Конец карьере, позор на весь род!

— Спасибо, Ам-малия, дальше я с...ма, — услышал он и повернул вентиль, выключая воду.

— Уверена? Ты выглядишь очень... утомленной.

— Порядок, — ответила Эмма, — все как видишь.

— Да, вижу. Что ж, тогда всего доброго.

— Итбе, — донеслось до Вейрона нечто невразумительное.

Какое-то время он так и стоял, прислушиваясь, но больше Эмма не подавала признаков присутствия в комнате. Торопясь одеться, Вейрон потянул цветохрон слишком сильно, и прикрывающая лицо ткань, и так держащаяся на соплях, оторвалась вовсе. Кляня генерала, короля и всех невест заодно, Вейрон осторожно выглянул из ванной комнаты, придерживая цветохрон, и убедился в собственных догадках: Эмма не ушла далеко. Расположившись в кресле, она запрокинула голову в сторону и, приоткрыв ротик, сладко спала.

— Ей и впрямь хватило пары бокалов, — пробормотал Вейрон.

Быстро преодолев гостиную, он запер дверь на засов и вернулся за менталисткой. Взяв ее на руки, отнёс на кровать в ее спальню, снял обувь и задумчиво уставился на кривую шнуровку платья. Кто-то явно помог опоенной им девушке одеться. Похоже, это была Амалия, и она же проводила ее до покоев.

Что это? Акт благородства или попытка втереться в доверие?

Вейрон потянулся к шнуровке, чтобы ослабить ее, но тут его руку накрыла ее ладошка.

Сердце остановилось.

Он медленно повернул голову и встретится с заинтересованным взглядом Эммы.

Вейрон открыл рот, подбирая слова и не находя их, осознавая, что его лицо открыто, а цветохрон болтается у щеки, как отдернутая шторка. Как объяснить Эмме?! Что сказать?! Делать предложение прямо сейчас?!

— Я сплю, — шепнула Эмма раньше него. — А ты?

— И я, — ляпнул он, по-прежнему не понимая, что делать.

Она тихо хихикнула.

— Ты Дорн? — Ее ладонь соскользнула с его руки и коснулась щеки. — Колючий. Но все рв... вра... равно кварсивый.

Она путалась, заикалась, а с губ не сходила улыбка.

— Ты здесь, чтобы пцеловать меня, — не спросила, скорее приказала она. А после приподнялась, опираясь на локти и потянулась к нему.

Вейрон не стал возражать.

Он запустил руку в ее волосы, притянув к себе, и поцеловал.

Губы Эммы оказались мягкими и нежными, как он себе и представлял. Сочные, манящие, раскрытые ему навстречу… Вот только стоило ему попытаться углубить поцелуй, как тело Эммы обмякло. Она сладко вздохнула прямо ему в рот и пробормотала с закрытыми глазами:

— Я думала, ты можешь лучше…

После чего уснула.

Дыхание ее стало размеренным, а на губах расцвела счастливая улыбка. Вейрон какое-то время грустно смотрел на свою менталистку, затем осторожно накрыл одеялом, подоткнув со всех сторон прямо как заботливая бабушка, и сел рядом, задумавшись.

Что он делает?

Этот фарс с отбором заходит слишком далеко. И очевидно, что он не продвинулся в расследовании. Хотя… менталистка Амалии очень его насторожила. Сегодня она пыталась воздействовать на него грубым внушением, заставляя поверить в собственную никчемность и отправиться домой. Кто знает, с кем еще она успела вот так “поговорить по душам”?

Тому, что он не нашел ничего в раздевалках купален, было очевидное объяснение — Плетка у кого-то другого. А именно — у красхитанцев. Ему необходимо отправиться на свидание с рыжим, и чем скорее — тем лучше. Поговорить с Мордишем, расспросить его о родине Бригитты...

Оставив менталистку спать в ее комнате, Вейрон вернулся в свою спальню и надел другой цветохрон, целый. Подойдя к окну, выглянул наружу. Небо было чистое и ясное, денек вышел очень погожим. Однако в королевских садах было пусто: невесты с менталистками все еще оставались в купальнях.

— Прекрасная! Я тут!

Не веря своим глазам, Вейрон узрел рыжего красхитанца под окном. Легок на помине! Тот галантно преклонил колено и протянул вверх руку с зажатой в ней розой пунцово-алого цвета.

Быстро попятившись, Вейрон спрятался за штору.

— Бригитта! Снизойди же ко мне! Одари своим пылким взглядом.

Мордиш откашлялся и вдруг завыл неожиданно тоненьким голосом:

— Моя прекрасная Бригитта,