Останься

– А ты не догадываешься? – Этот козел встает и пожимает плечами. – Она мешает. Все, что я сделал, – это предложил ей отступные. Компания должна вернуться в семью, которой принадлежит.

Лицо Джексона краснеет от злости.

– Я же сказал тебе, что не хочу, чтобы она уходила!

– Ты не хочешь. Я хочу.

– Ни хренули, – сквозь зубы цедит мой бывший, и мое сердце оживляется. – Нет ни малейшего шанса, что мы будем с тобой партнерами. Ты будешь постоянно давить на меня на работе так же, как давишь, где только можешь.

– Джексон Герберт Эмери! Это ужасно неблагодарно. Ты знаешь, что я занимаюсь бизнесом на двадцать пять лет дольше, чем…

– Это неважно! – перебивает его Джексон. Он серьезно взбешен. Не думаю, что когда-либо видела таким расстроенным. – Мы с тобой не будем управлять бизнесом как партнеры. Никогда. Хейли никуда не уходит. Перестань давить на нее. Перестань давить на меня. И мы не будем арендовать твое помещение на Бридл Пат по заоблачной цене! С меня достаточно!

Его лицо свекольного цвета, и я начинаю за него переживать. Я хватаю папку со стола и помахиваю перед ним, чтобы пригнать свежий воздух.

– Дыши, милый.

Мистер Эмери кидает на меня взгляд, вырывает у меня из рук папку и швыряет ее в стену.

Потом он вылетает из комнаты и так сильно толкает дверь, что документы из папки разносятся по полу. Мой кабинет выглядит так, будто здесь только что пронесся шторм. И, наверное, так и было.

– Вау, Джекс, – говорю я вскоре, все еще пытаясь оправиться от шока. – Тебе не обязательно было это делать.

– Да, обязательно, – говорит он, опускаясь в кресло для посетителей. – Уже давно пора было. И прости, что не сделал этого раньше. Пять лет назад, например. Я не могу позволить ему обижать мою лучшую подругу.

Я теряюсь.

– Лучшую подругу?

– Конечно! Господи, Хейлс, мы знакомы с шести лет. Может быть, нам не суждено было быть парой. Но нам еще как суждено было быть друзьями.

– И… – Я откашливаюсь, потому что хочу звучать обыденно. – И бизнес-партнерами?

Он возводит руки.

– Ну да. Иначе я не знаю, чем мы занимались тут последние пять лет. – Он морщит лоб. – Ты же не думала, что я действительно хочу выкупить твою долю, правда? Это же безумие.

Вот черт. Теперь у меня начинают слезиться глаза. Потому что я думала, что он хотел.

– Хейли! – Он вскакивает со стула и обходит стол. – Господи, Хейлс. – Он обнимает меня своей худощавой рукой. – Я не хочу, чтобы ты уходила. Думаешь, мне хочется самому управлять этим всем? Что в этом хорошего?

Я сглатываю рыдание.

– Я слышала, как он говорил с тобой несколько месяцев назад. Тогда я подумала, что ты мог бы на это пойти.

– Клянусь, идеи хуже я никогда не слышал. Ни за что.

– Ни хренули, – говорю я и издаю что-то среднее между смешком и икотой. – Ты ему показал, где раки зимуют.

– Замолчи. – Джексон щиплет меня. – Я взбесился.

Я хихикаю.

И он тоже хихикает.

– Этот год весь какой-то бешеный.

– Да. И это круто. – Он улыбается мне своей слегка кривоватой улыбкой. До боли знакомой и родной. – У тебя, э, безумный роман с хоккеистом. Ничего, что я ненадолго об этом заговорю?

– Конечно. И у нас все идет отлично. На следующей неделе мы вместе идем на семейные катания. Я буду кататься рядом со всей командой.

Он пожимает мое плечо.

– Звучит прекрасно.

– А у тебя безумный роман с… – В моей памяти внезапно всплывает та коробка с секс-игрушками, которую я распаковала. – Э, я рада, что вы… что вам весело с Мелиндой.

Он выпрямляется и садится на край моего стола.

– Она заводная, – говорит он, и его уши краснеют.

– Это… отлично, – говорю я, стараясь удержаться от смеха. – Все те наручники…


– Давай больше никогда не будем об этом говорить.

– Хорошо! – я немедленно соглашаюсь. – Давай поговорим о весенней рекламной кампании. Она должна быть невероятной.

– Самой весенней, – поддерживает он.

– В весенних цветах, например… с розовым леопардовым принтом, – говорю я.

– Хейли!

Мы оба начинаем смеяться. Снова.





Как много людей





Мэтт


– БЛЕЙКИ! МЫ ЗДЕСЬ!

Мама Блейка Райли любит появляться громко. Все до единого люди на арене поворачивают головы к ней, миссис Райли опускает на лед истертые черные коньки, расставляет руки и едет к своему сыну, который сейчас стоит у бортика с Джесс и Джейми Каннинг.

– Ты принесла беруши? – спрашиваю я у Хейли, которая скользит слева от меня. Она держит за руку Джун, а Либби держится за меня.

– Тш-ш, – приструняет меня Хейли. – Она милая женщина.

Я не говорю, что она не милая. Но миссис Райли еще и самая громкая женщина на планете, а возможно, и во всей галактике. Но ей можно, потому что она также наша самая большая фанатка. Или, по крайней мере, она составляет достойную конкуренцию Хейли. Кажется, я никогда не встречал двух женщин, так сильно помешанных на хоккее.

Этим утром на катке нет клюшек и шайб, только люди. Команда проводит совместное благотворительное мероприятие для трех детских благотворительных фондов Торонто. Два из них помогают бедным районам и молодежи в зоне риска и один – детскому госпиталю.

И последнее значит, что несколько наших посетителей не могут находиться на льду одновременно. Многие ребята слишком больны, чтобы кататься, поэтому они сидят укутанными на трибунах у обогревателей. По два или три за раз мои друзья по команде выводят их на ринг на санках и возят за собой, чтобы показать, как круто летать по скользкой поверхности.

Уилл О’Коннор едет ко мне. В талии он запряжен в сани, на которых он катает ребенка неопределенного возраста. На голове у него шапка и, я полагаю, нет волос. Ноги у этого мальчика длиннее, чем у моих девчонок, но весит бедняга, наверное, не больше, чем мои дошкольницы. Но даже при этом он улыбается до ушей, пока О’Коннор пританцовывает с грацией полярного медведя. Он даже поет.

Вероятно, все сегодня веселятся. Даже наш убежденный кобель. Пока другие дети ждут своей очереди, игроки ездят перед трибунами и выпендриваются. Селфи и автографы будут позже.

А сейчас я могу наслаждаться прохладой на лице и тремя любимыми девочками рядом. Это закрытое мероприятие для игроков, их семей и детей из благотворительности, а также некоторых избранных представителей прессы. Это мой любимый вечер из принудительных. Никаких смокингов, никакого трепа, только веселье.

– КАК МНОГО ЛЮДЕЙ!

– Она громкая, – шепчет Либби и смотрит на меня громадными глазенками.

Я едва слышно хихикаю.

– Конечно.

– Кто эта девушка рядом с Джесс? – с любопытством спрашивает Хейли, трогая меня за руку.

Я перевожу взгляд на смеющуюся энергичную девочку-подростка, которая стоит рядом с девушкой Блейка.

– О, ничего себе. Думаю, это Лайла, – удивленно говорю я, когда наконец-то узнаю ее. – Помнишь, Джесс рассказывала, что по своей сестринской программе работает в отделении с детьми, больными раком? Это одна из девочек, с которыми она там познакомилась. Райли говорил, что она чертовски долго болела, но сейчас у нее наступила ремиссия.

Глаза Хейли наполняются слезами, когда она смотрит на симпатичную девчонку. Мне нравится ее чувствительность, ее эмпатия к людям, даже посторонним.

– Папочка! – прерывает нас Либби. – Давай кататься!

Я отвечаю ей улыбкой.

– Конечно. Хочешь наперегонки до бортика?

Ее лицо озаряется радостью.

– Давай! Раз… два…

Маленький бесенок бросается вперед до того, как звучит «три», и я притворно рычу от разочарования, когда она несется вперед в своей розовой курточке. Что ж, мы оба знаем, что я ей поддаюсь. Своим детям я всегда готов проигрывать, если их это порадует.

Даже когда я еду медленно, Либби не сильно меня обгоняет. У нее крошечные ножки, но огромный запал. Она яростно машет руками, чтобы набрать скорость. Я притормаживаю еще сильнее, жду, пока ей остается всего ярд до бортика, а потом делаю вид, что мчался со всех ног.[39]