Останься

– Ты… хорош в этом.

– Я знаю. – Я растягиваюсь в ухмылке, встаю на ноги и тянусь к пряжке на поясе. – Знаешь, в чем еще я хорош?

Ее голубые глаза опускаются на бугорок в моих штанах.

– Я уже знаю, что ты в этом хорош, помнишь?

– О, я помню. Я помню, как тесно в тебе было, – хрипло говорю я. – Я помню, как изумительно быть в тебе. Я хочу снова это почувствовать.

В ее глазах загорается соблазн, но он сменяется недоумением, когда я отступаю на шаг назад.

Я оглядываюсь вокруг. В конце концов мой взгляд останавливается на диване. Ее бывший читал там книги, да? Неудачник. Я бы скорее посмотрел, сколько диван проживет с нашим сексом.

– Поднимайся, крошка, – говорю я, помогая Хейли встать.

Потом, как пещерный человек потащил бы свою женщину в пещеру, я хватаю Хейли и несу к дивану с изяществом озабоченного подростка. Она еще не успевает лечь на спину, а я уже спустил штаны и надел презерватив. Мои вены все еще пульсируют адреналином.

– Это будет быстрый забег, – предупреждаю я ее, скидывая свою рубашку. – Поэтому держись.

Я вижу по глазам, как страстно она меня хочет.

– Постарайся.

О да. Этого я и хотел добиться сегодня – я хотел выманить дерзкую сущность этой женщины. Я знаю, что она дерзкая. Что ей просто нужно об этом напомнить.

Мгновение, и я вхожу так глубоко в нее, что у меня перед глазами появляются звездочки. Хейли закидывает на меня ноги, и мы движемся быстро, как я и обещал, и от этого сносит крышу. Каждый глубокий толчок может стоить мне контроля. Но, вообще-то, какой контроль? Я озабочен и взволнован, и хочу поскорее кончить, и, хвала богу, я позаботился о ней заранее, потому что в этот момент я и кончаю. Десять толчков, не больше, и я кончаю со всхлипом, и лавиной наслаждения у меня выбивает весь воздух из легких.

Я склоняюсь вперед, чтобы переместить часть веса на локти и не раздавить Хейли.

– Прости, – мой голос все такой же хриплый. – Говорил же, это будет быстро.

– Мне не на что жаловаться, – мурлычет она и обнимает меня за плечи. Ее ногти начинают выводить круги посередине моей потной спины.

– Я буду снова готов через… – Даже когда я вытаскиваю из нее член, он оживает от мысли о следующем разе, и на моих губах расцветает полная сожаления улыбка. – Вообще-то, намного раньше, чем ты думаешь.

Она смеется, а потом мы оба ненадолго замолкаем. Когда она снова начинает говорить, я слышу в ее голосе вопросительные нотки:

– Новые воспоминания?

– Новые воспоминания, – подтверждаю я и перекатываюсь так, чтобы лечь на бок и положить руку ей на живот. Я добавляю: – Прости, что я не писал последние дни. Сложно это в дороге.

Хейли кладет голову так, чтобы наши глаза были на одном уровне.

– Ты работал. Я понимаю. Я тоже работала.

Я перевариваю ее ответ. Я ожидал порицания за то, что написал всего дважды за три дня – один раз это было «привет», а во второй раз «устал, иду на боковую». Она отправила мне несколько сообщений по поводу наших игр, но я ничего не ответил. Не потому, что не хотел, а просто потому, что турне не оставляют тебе сил. Я едва разлепляю глаза, чтобы нажать нужную кнопку в лифте отеля, что уж тут говорить о письмах.

– Ты не злишься? – осторожно переспрашиваю я.

– Конечно, нет. – Она хмурит брови. – А ты этого хочешь?

– Конечно, нет, – вторю я. Но я все еще немного растерян. Если бы с Карой я пропал на три дня, она бы меня отчитала. Она бы сочла это моим безразличием, сказала бы, что я о ней не думаю.

И, честно говоря, Кара была бы права. Я часто не думал о своей жене. Перед игрой я стараюсь сосредоточиться и ни о чем, кроме хоккея, просто думать не могу. Мы смотрим записи игр другой команды, готовимся морально, тренируемся. Жизнь профессионального спортсмена требует умения концентрироваться, усердно работать и идти к своей цели – Кара знала, на что подписывается, когда выходила за меня.

Да и в целом большую часть времени я ей даже не нужен был рядом. Ей нравилось распоряжаться детьми, домом, финансами.

Может быть, потому что она понимала, как хреново я с этим справлялся бы?

Черт, развод и правда что-то повернул в моей голове. Мне было больно, когда Кара усадила меня за кухонный стол и спокойно разложила все те бумаги передо мной. До того дня я никогда не портил ничего такого… большого. По мелочи – конечно. Но брак?

Я сдерживаю тяжелый вздох и всматриваюсь в лицо Хейли – ее взгляд все еще немного застывший после секса. Я не хочу подводить ее. Мне кажется, ее тоже подкосил развод. И теперь ей нужно провести какое-то время с мужчиной, который не сможет от нее оторваться, мужчиной, который покажет ей, как она хороша.

– Эй, – внезапно говорю я. – Что ты делаешь завтра?

– Исследую, – отвечает она. – Мы раздумываем об открытии второго офиса «По пути», и я ищу подходящие места.

– Тебе нужно закончить это все за выходные или у тебя будет время на отдых?

– Почему ты спрашиваешь? Что ты задумал?

– Завтра я веду девочек на Си-Эн Тауэр. – Меня передергивает от этих слов. – Мне бы не помешала моральная поддержка.

Хейли вопросительно изгибает бровь.


– Моральная поддержка? Но ты отлично ладишь с детьми. Ты их любишь.

– О, конечно, я люблю их, – соглашаюсь я. – Мне нужна поддержка по другой причине.

Ее глаза горят от любопытства.

– О-о-о-о, расскажи мне все.

– Нет. – Я сажусь и скрещиваю руки на груди. И тут я осознаю, что так и остался в свитере. Как и Красотка. То есть у нас сейчас был страстный секс, но мы оба остались в кофтах. У меня вылетает смешок.

– Что тебя веселит? – спрашивает она.

– Ничего. – Я снова перевожу внимание на насущный вопрос. – Ты хочешь присоединиться?

Хейли не отрывает от меня взгляда.

– Ты серьезно не собираешься никак объяснять, зачем тебе моральная поддержка?

– Не-а, – снова говорю я и широко улыбаюсь.

– Почему? – канючит она.

– Потому что это стыдно, – честно отвечаю я.

Кончики ее губ поднимаются в скромной улыбке.

– Могучий Мэттью Эриксон стыдится чего-то? Допустим. Тогда я ни за что не оставлю эту тайну неразгаданной. – Ее улыбочка превращается в настоящую ухмылку. – Я с вами.





Больше тысячи футов





Хейли


– Держись подальше от окна, Джун! Я не шучу!

О боже. На моих глазах происходит невозможное. Мэтт Эриксон… один из самых больших и могучих хоккеистов в лиге, мужчина, который может сразить меня одной кривоватой улыбкой и заставить меня стать на колени одним хриплым словом… трус.

Ладно, он не трус. Но, видимо, мой бог хоккея – человек. Человек, который до смерти боится высоты.

– Но здесь так красиво! – хнычет дочка Мэтта. – Я хочу посмотреть!

– Я тоже! – подает голос Либби и бросается за своей близняшкой к огромному стеклу.

Мэтт смотрит на них так, словно у него сейчас случится инфаркт. Его лицо бледнее пушистых облаков, которые у нас сейчас на уровне глаз. Да, мы прямо в облаках. Эта башня реально высокая. Больше тысячи футов, если верить брошюре в моих руках. И странно ли, что я живу в Торонто всю жизнь, но никогда раньше не бывала в самом популярном туристическом центре?

– Ребята, послушайте, – окликаю их я и зачитываю из хрустящего буклета: – Уровнем ниже здесь есть что-то под названием «Открытая небесная терраса».

Мэтт фыркает, и, когда он разворачивается ко мне, я вижу боль в его глазах.

– Они разрешают выходить на открытую площадку? На такой высоте! Господи Иисусе! Я звоню своему адвокату.

У меня вырывается смех.

– Твоему адвокату?

– Ага. – Он дуется. – Чтобы подать упреждающий иск на это место за все убийства, к которым они будут причастны.

Я вздыхаю и подхожу к нему, касаюсь его большой руки. На нем сейчас серый свитер, под которым прослеживаются все великолепные линии его торса, и тускло-голубые джинсы, невероятно обтягивающие его зад. Я даже видела, как несколько женщин пожирали его взглядом. Но я не могу сейчас смотреть на него так, не тогда, когда он настолько расстроен.

– Мэттью, – мягко говорю я, и у него дергаются губы от полного имени из моих уст. Я глажу его по руке и скольжу вверх к подбородку. Потом я уверенно смотрю в его глаза.

– Дыши.

Сначала он никак не реагирует, но вскоре я слышу слабый вдох.

– Этой башне не один десяток лет, и она все еще стоит. Люди летят сюда со всего мира, чтобы посмотреть на нее. Лифты поднимают наверх невообразимое количество людей каждый день. – Я тайком поглядываю на девочек и убеждаюсь, что вид из окна интересует их больше, чем мы. Тогда я глажу четкую линию его подбородка. – Мы здесь в полной безопасности. Веришь?