Осколок

– Ноль промилле, – почти разочарованно сказала полицейская и вернула Бенни документы. – Вас не так давно выпустили, да?

Его улыбка исчезла.

– Тогда на этом все?

Она внимательно посмотрела на него. А потом сделала то, чего Бенни боялся больше всего. Она указала на багажник:

– Еще предупредительный треугольник и аптечку. И тогда все.





23




По прошествии времени всегда легко заметить ошибку. Но пока ты не попал в центр урагана, пока ты еще находишься на краю спирали сумасшествия, она будет неминуемо тебя засасывать. А когда вокруг тебя начинают рушиться декорации собственной жизни, ты теряешь контроль над ситуацией и принимаешь одно ошибочное решение за другим. Уже в ту секунду, когда сел в машину к Эмме, Марк догадывался, что совершает ошибку. И особенно когда последовал за Эммой в дешевый отель недалеко от аэропорта. Если бы он видел свою жизнь со стороны, как фильм, то наверняка мог бы дать печальному герою на экране разумные советы: «Вызови полицию. Поезжай к Константину в клинику. Обратись к кому-то нейтральному за помощью. Но ни в коем случае не ходи с этой женщиной! Тем более в этот клоповник в Тегеле».

Но в данный момент он сидел не в удобном кресле кинозала, а на краю продавленного гостиничного матраса, и его сознание работало не при нормальных обстоятельствах, которые обеспечили бы ему возможность рационального решения. За несколько часов Марк лишился всего, во что верил до этого момента: он потерял веру в реальность своих воспоминаний, в себя самого.

По дороге сюда Эмма молча сунула ему в руку листок бумаги, который выглядел так, словно его в порыве ярости вырвали из скоросшивателя – точнее, из папки с резюме, потому что при ближайшем рассмотрении в приглушенном свете потолочной люстры лист оказался первой из трех страниц автобиографии. Которая еще меньше соответствовала внешнему виду Эммы, чем его первое предположение, что она зарабатывает на жизнь попрошайничеством.

Эмма якобы родилась в Дрездене и еще до объединения Германии переехала с родителями во Францию, чтобы позже изучать в Сорбонне медицину, а затем немецкий, испанский и французский. В последнее время она работала синхронным переводчиком на специализированных конгрессах, в основном на конференциях фармакологической индустрии, где ей очень пригодилось ее пусть и неоконченное медицинское образование.

– Так что здесь такого важного, что вы обязательно хотели мне показать? – Марк снова попытался прервать ее молчание. С момента поездки она свела их разговоры до минимума. Эмма дала ему знак потерпеть еще немного.

Марк – который до сих пор наблюдал за тем, как она доставала спортивную сумку и вытаскивала из нее стопки старых газет, – медленно оглядел гостиничный номер.

Тот соответствовал лицу мужчины, который выдал им на ресепшен ключ: квадратный, неухоженный и мрачный. И затхлый перегретый воздух пах, наверное, так же, как у ночного портье под мышками. Вероятно, Эмма несколько дней не снимала с двери табличку «Не беспокоить». За это время она превратила комнату в нечто среднее между кладовкой и книжным антикварным магазинчиком.

Половина двуспальной кровати была усыпана газетными вырезками, исписанными с обеих сторон листками и медицинскими справочниками, которые лежали также и на маленьком письменном столе рядом с телевизионной тумбой. Эмма сняла сапоги и белую куртку с капюшоном, которую небрежно бросила на потертое ковровое покрытие. И осталась в бесформенном шерстяном платье, доходившем ей до лодыжек.

Пока Марк раздумывал, сколько еще времени дать ей, прежде чем уйти, Эмма села на опасно заскрипевший деревянный стул, положила левую ногу на объемную правую ляжку и начала массировать ступню.

Марк поднялся и подошел к окну.

– Не надо. Они могут нас увидеть.

– Кто? – Он не стал открывать жалюзи.

– Люди Бляйбтроя.

Эмма нервно поправила очки, затем сняла их и принялась грызть дужку.

– Бляйбтроя? – переспросил Марк.

– Да.

– То есть клиника действительно существует?

«Ну отлично. Ты ищешь подтверждения у параноика».

Он откинул окно, не открывая жалюзи.

– Конечно.

Эмме пришлось говорить громче, чтобы перекрыть шум дождя, капли которого как пули отскакивали от подоконника. Время от времени ветер задувал в комнату изморось.

– Разумеется, эта клиника существует. Я сама там была.

Эмма надела очки на волосы как ободок. При этом нервно провела языком по верхней губе. Затем резко встала, словно что-то вспомнила, и тяжело зашагала к платяному шкафу.

– И куда же тогда делось здание? – спросил Марк.

Эмма ввела шестизначный код на небольшом сейфе, который был вмонтирован внутри шкафа.

– Оно не исчезло. Вы его просто не видели, Марк.

– Ха! – Он рассмеялся чуть громче, чем хотел. – Послушайте, у меня был чертовски тяжелый день. Моя готовность к восприятию не больше, чем у пациента, который отходит от общего наркоза. Поэтому не могли бы вы в порядке исключения сказать что-то, что не вызывает дополнительных вопросов?

Эмма достала тонкую папку, согнутую посередине, потому что иначе она не поместилась бы в сейф. Папка дрожала в ее руках.


– Это все часть плана. Они хотят смутить нас, запутать, травмировать.

Марк внимательно посмотрел на Эмму, пытаясь уловить в ее лице признаки сумасшествия. Но ничего не заметил, кроме намека на давно увядшую красоту. Марк начал догадываться, что Эмма раньше была очень привлекательной, пока не произошло нечто такое, что сначала разрушило ее душу, а затем и тело. Во всяком случае, симметричные пропорции ее лица напоминали о времени до медикаментов, которые – предполагал Марк – и оставили такие явные следы. Например, круглое, как луна, лицо могло быть результатом кортизона, психотропных средств или даже чего-то похуже.

«Наркотиков?»

– Хорошо, я попробую по-другому. – Марк присел на край кровати. – Сегодня днем невысокий старичок в очень дорогом автомобиле предложил мне помочь навсегда избавиться от плохих воспоминаний.

– Эксперимент с амнезией.

– В котором вы тоже участвовали?

– Пока не прервала его неделю назад.

– Да? – Марк нахмурился. – О’кей, как бы там ни было. Только моя проблема в том, м-м-м… как бы это объяснить?.. В настоящий момент я переживаю события, которые сведут с ума любого эзотерика, но которые не могут быть связаны с клиникой Бляйбтроя.

– А почему нет?

– Потому что там хотели стереть все мои воспоминания. Но они все еще здесь. – Марк постучал себя по лбу. – Как и раньше. Только они больше не соответствуют действительности. И честно говоря, возможно, профессор и его люди – это банда сумасшедших, но я не представляю, как они сумели бы в такое короткое время незаметно подвергнуть меня тотальному зомбированию.

– В короткое время? – Эмма растерянно посмотрела на него.

– Я провел сегодня шесть часов в клинике. Мне не давали никаких таблеток, не ставили уколов, я сделал лишь пару глотков воды.

– Вы ошибаетесь.

– Теперь и вы сомневаетесь в моих воспоминаниях?

– Нет. Я лишь имею в виду, что вы участвуете в эксперименте не с сегодняшнего дня.

– Простите?

– Поэтому вы и должны были пойти со мной. Я хотела показать вам вот это.

Она открыла папку и достала двустороннюю анкету, которую Марк уже видел. Несколько часов назад. В клинике.

– Посмотрите.

Она протянула ему формуляр. И ткнула указательным пальцем в заполненное от руки поле в правом верхнем углу.

– Это…

«…невозможно».

Марк схватил бумагу.

«Этого не может быть».

– Теперь вы понимаете, почему нам так важно поговорить?

Марк кивнул, не отрывая взгляда от формуляра, который был полностью заполнен и оформлен на его имя. Больше всего его шокировала дата первичной заявки.

Первое октября. День аварии.

За четыре недели до того, как Марк отправил запрос в клинику Бляйбтроя.





24




Документ был похож на оригинал. Но прежде чем Марк успел удостовериться, не держит ли в руках фальшивку, в дверь постучали. Три стука, перерыв, и еще два. Ритм напоминал условный знак, но Эмма, казалось, никого не ждала. Она испуганно посмотрела сначала на дверь, потом на Марка. Быстро забрала у него формуляр.

– Кто это? – беззвучно спросила она. Правый уголок ее рта дрожал.

Марк пожал плечами. Еще четверть часа назад он и понятия не имел об отеле «Тегель». Откуда ему было знать, кто стоит за дверью, в которой даже не было глазка? Нужно было открыть ее, чтобы выяснить, кому и что от них нужно в такой поздний час. Вряд ли это был персонал; в этом сомнительном притоне не было ни обслуживания в номерах, ни мини-бара, который можно было пополнить.

– Я посмотрю, – прошептал он, когда стук повторился. Тот же самый ритм, те же самые острые костяшки по ламинированному дереву.

– Нет! – Эмма резко замотала головой и удержала его. Она так сильно рванула Марка к себе, что уткнулась носом в его левое ухо. – Вы не замечаете, что здесь происходит?