Осколки времени
Часть 6 из 81 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Спустя мгновение она открывает глаза:
– Окей. Начинай объяснять.
Я достаю ключ ХРОНОСа и уже собираюсь начать, как вдруг замечаю окно. Хотя мама, возможно, и шутила о том, что может протянуть руку и прикоснуться к Глазу со своего балкона, она была практически права. Я не знаю, насколько хорошо пассажирам видны помещения из прозрачных наблюдательных капсул, которые медленно движутся к земле, но нет смысла рисковать.
Трей проследил за моим взглядом и задернул шторы. Без яркого солнечного света, проникающего внутрь, медальон заливает всю комнату голубым светом. Но мама и Трей этого не видят, поэтому я включаю лампу, стоящую у кровати.
Снова усаживаясь рядом с мамой, я протягиваю ей ключ:
– Я знаю, что ты ненавидишь эту штуку, и я это понимаю. Поверь мне, я прекрасно тебя понимаю. Может быть, я и смогу объяснить, не используя его, но так тебе потребуется гораздо больше времени, чтобы поверить во все это.
Я пробегаю пальцами по ключу, чтобы установить стабильную точку, а затем откатываю время назад до 15:25, сразу после того, как я позвонила маме из вестибюля. Сейчас будет немного неприя…
– Нет, – мама хватает меня за руку. Ее пальцы касаются края ключа, и она отдергивает их назад, как будто обожглась. – Я не хочу, чтобы ты пользовалась этой штукой, Кейт. Сними ее. Убери подальше.
– Прости, мам. Мне бы очень этого хотелось, но… – Я снова вывожу стабильную точку, двигаясь на этот раз быстрее, чтобы успеть моргнуть, прежде чем она отреагирует.
Когда я перемещаюсь, мама стоит у окна и смотрит на Темзу. Я тихонько откашливаюсь, чтобы привлечь ее внимание.
Она смотрит на кровать, где я сижу, и говорит:
– О, вот ты где… – прежде чем понимает, что в комнате находится ее дочь, а не сестра. На мгновение у нее отвисает челюсть, и она замирает, лишившись дара речи.
– Прости, мам, – повторяю я. – Примерно через двадцать минут ты все поймешь. – И затем я возвращаюсь в 15:46, примерно на десять секунд после того, как переместилась.
Мама теперь сидит на кровати, а не стоит у окна, но ошеломленное выражение ее лица почти не отличается от того, которое было у нее, когда я переместилась. Кроме того, она выглядит так, будто вот-вот упадет на ковер.
– Ты же была здесь… ранее. Почему я вспомнила об этом только сейчас? Что происходит, Кейт?
– Это тошнотворное чувство пройдет гораздо быстрее, если ты просто будешь держать руку на…
– Нет! Я не буду трогать эту штуку. Я хочу, чтобы ты его сняла. Прямо сейчас. Я серьезно, Кейт.
– Я не могу, я очень, очень хочу этого, но сейчас все так запутано, и мне нельзя его снимать. Вообще-то я и тебе принесла запасной.
– Нет, – снова говорит она, придвигаясь к тумбочке. – Держи эту штуку подальше от меня. И сними это. Пожалуйста, Кейт. Я не знаю, какая магия заставляет это работать, но оно проклято.
– Это вовсе не магия, – я хочу добавить, что и не проклятье тоже, но, учитывая те неприятности, которые эта штука принесла мне за последние несколько месяцев, мама может быть права.
– Это из будущего, из начала двадцать четвертого века. Кэтрин перенесла его с собой в 1969 год. Именно в этом году она и застряла. Она была в команде под названием ХРОНОС, которая изучает историю, отсылая людей назад, чтобы наблюдать за событиями тогда, когда они происходили. У них… ну, это был не несчастный случай, скорее саботаж. Поскольку в то время Кэтрин была беременна, вы с Пруденс тоже оказались в затруднительном положении. Пру унаследовала ген, который позволяет ей использовать ключ. Вот почему она исчезла много лет назад. Этот ген не… – я замолкаю на мгновение, пытаясь найти правильное слово, – не выражен в твоей ДНК, но ты передала его мне. Вот почему я вижу этот свет. Помнишь, как я называла его голубым светом, когда была ребенком? Во всяком случае, когда ген активен, как это случилось у меня и Пруденс, человек может использовать ключ для перемещения между стабильными точками в разные времена и места. Вот так я и попала в Лондон.
Она смотрит на Трея, и он качает головой:
– Нет, я не могу видеть свет и пользоваться ключом. Я попал сюда самым обычным способом, восемь часов с Британскими Авиалиниями.
– И именно с помощью ключа я вернулась назад и изменила твои воспоминания. Я установила стабильную точку в этой комнате, а это значит, что я могу настроить время по координатам и вернуться к тому времени, когда ты была здесь ранее, сразу после того, как мы поговорили по телефону.
Я замолкаю на мгновение, ожидая, что она начнет задавать вопросы. Ее остекленевший взгляд беспокоит меня, и я решаю рассказывать ей все остальное в общих чертах. О том, что ее биологический отец охвачен манией величия и одержим желанием уничтожить значительную часть человечества, она должна узнать предпочтительно до того, как Пруденс вернется. И думаю то, что Кэтрин устроила их неудачный брак с папой, чтобы они произвели на свет меня, может подождать, наряду со многими другими пунктами, от которых у меня кружится голова каждый раз, когда я пытаюсь разобраться в них.
– Мам, – начинаю я, выуживая из сумки запасной медальон. – Мне очень нужно, чтобы ты это надела. Потому что то, что случилось только что, когда я вернулась и говорила с тобой… это была лишь крошечная рябь, небольшое изменение во времени. Ты помнишь это и вроде как не помнишь… только потому, что видела, как это произошло. Ты была здесь, когда я собиралась внести изменения. Но если произойдет серьезный сдвиг во времени, если кто-то снова изменит всю временную линию, и ты не окажешься под защитой ключа, то ты не осознаешь, что произошли изменения. Такое случалось и раньше. Все это началось еще тогда, когда мы были в Айове. Помнишь мои так называемые панические атаки?
Это почему-то привлекает ее внимание. Она внезапно встает с кровати, слегка вздрогнув, когда замечает Трея в кресле у окна, как будто она забыла, что он находился там. Затем она бросает на меня еще один странный взгляд и уходит в ванную, закрыв за собой дверь.
Через несколько секунд я слышу, как в раковине течет вода. Я жду около минуты, затем встаю и стучу в дверь. Нет ответа.
– Мам? – Вода утихает, и я стучу еще раз, громче.
Трей подходит и обнимает меня:
– Может быть, тебе стоит дать ей минутку? Она пережила довольно многое сейчас.
Я откидываю голову ему на грудь.
– Да знаю я, знаю. Но Пруденс может появиться в любую секунду и…
– Хочешь, я пойду в холл и буду следить?
– Я сомневаюсь, что это поможет. Пру, вероятно, установила стабильную точку в коридоре или в своей комнате. Может быть, даже здесь.
– Верно, – он встает лицом ко мне. – Но все же это лучше, чем ничего. Твоя мама, кажется, нервничает из-за меня. Может быть, ей будет легче слушать, если меня не будет в комнате. Не думаю, что Кэтрин продумала эту часть. Хотя, честно говоря, я тоже не продумал.
Мне совсем не нравится мысль о том, что Трей будет торчать в коридоре один. К сожалению, я не могу подобрать подходящих слов, чтобы объяснить ему это без того, чтобы это не звучало так, будто я думаю, что он не может позаботиться о себе, и он, вероятно, прав насчет мамы. Поэтому я киваю. Он быстро целует меня и выходит на улицу.
Я возвращаюсь и сажусь на кровать, стараясь терпеливо ждать.
У меня это плохо получается. Кажется, прошло только двадцать секунд, и я произношу:
– Мама? Трей вышел, чтобы мы могли поговорить наедине. И нам действительно нужно поговорить, прежде чем вернется Пруденс. И это может произойти в любую секунду, поэтому не могла бы ты, пожалуйста? Мне нужна твоя помощь.
Мама выходит и прислоняется к стене возле кровати. Она выглядит усталой. Обычно я не думаю о ней, как о женщине средних лет, но морщины вокруг ее глаз сейчас кажутся глубже, чем несколько недель назад.
– Значит, все, что говорила мне Пруденс, правда? Ну, я проверила кое-что из того, что она рассказала. Я никогда не обращала внимания на всю эту мифологию киристов. Честно говоря, я вроде как даже избегала этого. Тот факт, что эти киристы использовали ее имя… было больно каждый раз, когда я его слышала.
Я с трудом себя сдерживаю, чтобы не сказать ей, что даже такое не помешало ей дать мне именно это кошмарное имя, но я прикусываю язык и позволяю ей договорить.
– Когда Пру рассказывала мне о «Кирист Интернэшнл», мне нужно было только ввести в поисковик «сестра Пруденс», чтобы убедиться в ее истории. Ее изображения всплывали повсюду, некоторые были настоящими фотографиями. Но… ты хочешь сказать, что она действительно использует эту штуку для путешествий во времени? И ни у кого здесь не поехала крыша?
– Ну, у тебя точно не поехала, – я похлопываю по месту рядом с собой на кровати, потому что мама, кажется, все еще нетвердо стоит на ногах. Как только она присаживается рядом, я продолжаю: – Да, Пруденс использует ключ для путешествий во времени.
– А что насчет всего остального? Она сказала, что наш отец… не папа, а какой-то другой, биологический отец, о существовании которого я даже не знала, жив. Он застрял где-то в будущем, и она пытается помочь ему избежать какой-то глобальной катастрофы. Это тоже правда?
– Нет. То есть да, Сол жив, но он и Пруденс создают катастрофу, а не предотвращают ее, – ее глаза сузились. – Хотя я не знаю, понимает ли это сама Пру.
Терпеть не могу находить оправдания для Пруденс. Я все еще слышу, как она на Всемирной Выставке говорит мне, что я могу либо присоединиться к киристам, либо встать в очередь вместе с остальными овцами, которых ободрут и зарежут. Мысль о том, что она невинная жертва, мне не очень нравится. Но я также знаю, что маме будет нелегко принять мое подозрение, что ее сестра, которую она очень любит, – злая стерва, убивающая людей.
Я делаю глубокий вдох, тщательно подбирая слова:
– Думаю, что Сол солгал ей о своих планах, по крайней мере, в самом начале. И я знаю, что она часто пользовалась этим ключом. Так часто, что даже меняла свою собственную временную линию. Меняла свои собственные воспоминания. Это нехорошо. Кэтрин говорит…
Я тут же жалею, что не могу вернуть свои последние слова обратно, потому что мамины глаза тут же вспыхивают при упоминании имени Кэтрин.
– А откуда ты знаешь, что мама не лжет? Она лгала мне всю мою жизнь! Может быть, этот Сол действительно пытается…
– Нет! – говорю я, вкладывая в это слово всю уверенность, какую только могу собрать. – Нет, мам. В 1912 году Сол протестировал это в одной деревне в Джорджии. Я видела груды тел детей, даже младенцев, которые умерли, потому что Сол бросил что-то в их колодец.
От одной мысли о сцене в Божьей Лощине у меня на глаза наворачиваются слезы, и мне приходится сморгнуть их.
Выражение лица мамы немного смягчается, когда она смотрит на меня, но она все еще не убеждена.
– А Пруденс?
Сначала я не понимаю ее вопроса, а потом качаю головой, когда понимаю, что она спрашивает, была ли ее сестра причастна к резне.
– Нет. Я не думаю, что она знает про это. Но я не могу быть уверена в этом.
– Как ты вообще можешь быть уверена в том, что произошло в 1912 году, Кейт? Как ты можешь знать, что Сол был виноват?
Потому что я там была. Я слышала, как он смеется, видела, как он кружится, подняв лицо к небу, словно трупы перед ним в той часовне были даром небес.
Упоминание о том, что в последнее время я близко лично общалась с маньяком… точнее, с несколькими из них, только усилит переживания мамы. Вместо этого я решаю немного приврать ради блага.
– Я смогла посмотреть это в ключе, мама. Сол был счастлив, когда натворил это. Блаженно счастлив. Думаю, что теперь у нас появился шанс остановить его. Кое-что изменилось за последние несколько дней. Теперь у меня есть союзники, люди, которые могут мне помочь.
По крайней мере, я надеюсь, что они у меня есть. Я все еще не могу избавиться от ощущения, что я все еще одна, или даже хуже того, если то, что Джулия думает о Кирнане, правда.
– Мне нужно как можно скорее вернуться в Вашингтон, – говорю я. – Я просто должна была сначала убедиться, что ты в безопасности. Я знаю, что она твоя сестра, но ты не можешь ей доверять. Я даже не уверена, в своем ли она уме.
По выражению лица мамы я могу сказать, что она тоже задумывалась над последним. Она собирается что-то сказать, но раздается стук, и за дверью слышится голос Пруденс:
– Дебора? Ты здесь?
Вот тебе и предупреждение от Трея.
Мама направляется к двери. Я хватаю ее за руку и вкладываю ей в руку запасной ключ ХРОНОСа.
– Пожалуйста, мама, – шепчу я. – Ты должна держать это при себе. И мы должны вернуться в Вашингтон. Пожалуйста.
Она берет ключ, вздыхает и кладет его в карман.
– Только на время, – она вытирает руку с медальоном о джинсы так, будто прикоснулась к чему-то противному. – Мы закончим этот разговор позже. И я не оставлю Пруденс здесь одну. Я не могу.
Пру входит, как только мама открывает дверь. Трей стоит позади нее у стены коридора, не сводя глаз с чего-то слева.
– Почему вы не подождали в вестибюле? – Пруденс бросает сердитый взгляд в мою сторону, прежде чем снова посмотреть на маму. – Ты ведь знаешь, я бы вернулась спустя мгновение!
– Разве? – Мама шмыгает носом. – Твой опыт в этом не так уж и безупречен. Когда ты исчезла в первый раз, тебя не было больше тридцати лет.
По лицу Пруденс видно, что это ее ранило, и я почти (почти) чувствую жалость к ней.
– Окей. Начинай объяснять.
Я достаю ключ ХРОНОСа и уже собираюсь начать, как вдруг замечаю окно. Хотя мама, возможно, и шутила о том, что может протянуть руку и прикоснуться к Глазу со своего балкона, она была практически права. Я не знаю, насколько хорошо пассажирам видны помещения из прозрачных наблюдательных капсул, которые медленно движутся к земле, но нет смысла рисковать.
Трей проследил за моим взглядом и задернул шторы. Без яркого солнечного света, проникающего внутрь, медальон заливает всю комнату голубым светом. Но мама и Трей этого не видят, поэтому я включаю лампу, стоящую у кровати.
Снова усаживаясь рядом с мамой, я протягиваю ей ключ:
– Я знаю, что ты ненавидишь эту штуку, и я это понимаю. Поверь мне, я прекрасно тебя понимаю. Может быть, я и смогу объяснить, не используя его, но так тебе потребуется гораздо больше времени, чтобы поверить во все это.
Я пробегаю пальцами по ключу, чтобы установить стабильную точку, а затем откатываю время назад до 15:25, сразу после того, как я позвонила маме из вестибюля. Сейчас будет немного неприя…
– Нет, – мама хватает меня за руку. Ее пальцы касаются края ключа, и она отдергивает их назад, как будто обожглась. – Я не хочу, чтобы ты пользовалась этой штукой, Кейт. Сними ее. Убери подальше.
– Прости, мам. Мне бы очень этого хотелось, но… – Я снова вывожу стабильную точку, двигаясь на этот раз быстрее, чтобы успеть моргнуть, прежде чем она отреагирует.
Когда я перемещаюсь, мама стоит у окна и смотрит на Темзу. Я тихонько откашливаюсь, чтобы привлечь ее внимание.
Она смотрит на кровать, где я сижу, и говорит:
– О, вот ты где… – прежде чем понимает, что в комнате находится ее дочь, а не сестра. На мгновение у нее отвисает челюсть, и она замирает, лишившись дара речи.
– Прости, мам, – повторяю я. – Примерно через двадцать минут ты все поймешь. – И затем я возвращаюсь в 15:46, примерно на десять секунд после того, как переместилась.
Мама теперь сидит на кровати, а не стоит у окна, но ошеломленное выражение ее лица почти не отличается от того, которое было у нее, когда я переместилась. Кроме того, она выглядит так, будто вот-вот упадет на ковер.
– Ты же была здесь… ранее. Почему я вспомнила об этом только сейчас? Что происходит, Кейт?
– Это тошнотворное чувство пройдет гораздо быстрее, если ты просто будешь держать руку на…
– Нет! Я не буду трогать эту штуку. Я хочу, чтобы ты его сняла. Прямо сейчас. Я серьезно, Кейт.
– Я не могу, я очень, очень хочу этого, но сейчас все так запутано, и мне нельзя его снимать. Вообще-то я и тебе принесла запасной.
– Нет, – снова говорит она, придвигаясь к тумбочке. – Держи эту штуку подальше от меня. И сними это. Пожалуйста, Кейт. Я не знаю, какая магия заставляет это работать, но оно проклято.
– Это вовсе не магия, – я хочу добавить, что и не проклятье тоже, но, учитывая те неприятности, которые эта штука принесла мне за последние несколько месяцев, мама может быть права.
– Это из будущего, из начала двадцать четвертого века. Кэтрин перенесла его с собой в 1969 год. Именно в этом году она и застряла. Она была в команде под названием ХРОНОС, которая изучает историю, отсылая людей назад, чтобы наблюдать за событиями тогда, когда они происходили. У них… ну, это был не несчастный случай, скорее саботаж. Поскольку в то время Кэтрин была беременна, вы с Пруденс тоже оказались в затруднительном положении. Пру унаследовала ген, который позволяет ей использовать ключ. Вот почему она исчезла много лет назад. Этот ген не… – я замолкаю на мгновение, пытаясь найти правильное слово, – не выражен в твоей ДНК, но ты передала его мне. Вот почему я вижу этот свет. Помнишь, как я называла его голубым светом, когда была ребенком? Во всяком случае, когда ген активен, как это случилось у меня и Пруденс, человек может использовать ключ для перемещения между стабильными точками в разные времена и места. Вот так я и попала в Лондон.
Она смотрит на Трея, и он качает головой:
– Нет, я не могу видеть свет и пользоваться ключом. Я попал сюда самым обычным способом, восемь часов с Британскими Авиалиниями.
– И именно с помощью ключа я вернулась назад и изменила твои воспоминания. Я установила стабильную точку в этой комнате, а это значит, что я могу настроить время по координатам и вернуться к тому времени, когда ты была здесь ранее, сразу после того, как мы поговорили по телефону.
Я замолкаю на мгновение, ожидая, что она начнет задавать вопросы. Ее остекленевший взгляд беспокоит меня, и я решаю рассказывать ей все остальное в общих чертах. О том, что ее биологический отец охвачен манией величия и одержим желанием уничтожить значительную часть человечества, она должна узнать предпочтительно до того, как Пруденс вернется. И думаю то, что Кэтрин устроила их неудачный брак с папой, чтобы они произвели на свет меня, может подождать, наряду со многими другими пунктами, от которых у меня кружится голова каждый раз, когда я пытаюсь разобраться в них.
– Мам, – начинаю я, выуживая из сумки запасной медальон. – Мне очень нужно, чтобы ты это надела. Потому что то, что случилось только что, когда я вернулась и говорила с тобой… это была лишь крошечная рябь, небольшое изменение во времени. Ты помнишь это и вроде как не помнишь… только потому, что видела, как это произошло. Ты была здесь, когда я собиралась внести изменения. Но если произойдет серьезный сдвиг во времени, если кто-то снова изменит всю временную линию, и ты не окажешься под защитой ключа, то ты не осознаешь, что произошли изменения. Такое случалось и раньше. Все это началось еще тогда, когда мы были в Айове. Помнишь мои так называемые панические атаки?
Это почему-то привлекает ее внимание. Она внезапно встает с кровати, слегка вздрогнув, когда замечает Трея в кресле у окна, как будто она забыла, что он находился там. Затем она бросает на меня еще один странный взгляд и уходит в ванную, закрыв за собой дверь.
Через несколько секунд я слышу, как в раковине течет вода. Я жду около минуты, затем встаю и стучу в дверь. Нет ответа.
– Мам? – Вода утихает, и я стучу еще раз, громче.
Трей подходит и обнимает меня:
– Может быть, тебе стоит дать ей минутку? Она пережила довольно многое сейчас.
Я откидываю голову ему на грудь.
– Да знаю я, знаю. Но Пруденс может появиться в любую секунду и…
– Хочешь, я пойду в холл и буду следить?
– Я сомневаюсь, что это поможет. Пру, вероятно, установила стабильную точку в коридоре или в своей комнате. Может быть, даже здесь.
– Верно, – он встает лицом ко мне. – Но все же это лучше, чем ничего. Твоя мама, кажется, нервничает из-за меня. Может быть, ей будет легче слушать, если меня не будет в комнате. Не думаю, что Кэтрин продумала эту часть. Хотя, честно говоря, я тоже не продумал.
Мне совсем не нравится мысль о том, что Трей будет торчать в коридоре один. К сожалению, я не могу подобрать подходящих слов, чтобы объяснить ему это без того, чтобы это не звучало так, будто я думаю, что он не может позаботиться о себе, и он, вероятно, прав насчет мамы. Поэтому я киваю. Он быстро целует меня и выходит на улицу.
Я возвращаюсь и сажусь на кровать, стараясь терпеливо ждать.
У меня это плохо получается. Кажется, прошло только двадцать секунд, и я произношу:
– Мама? Трей вышел, чтобы мы могли поговорить наедине. И нам действительно нужно поговорить, прежде чем вернется Пруденс. И это может произойти в любую секунду, поэтому не могла бы ты, пожалуйста? Мне нужна твоя помощь.
Мама выходит и прислоняется к стене возле кровати. Она выглядит усталой. Обычно я не думаю о ней, как о женщине средних лет, но морщины вокруг ее глаз сейчас кажутся глубже, чем несколько недель назад.
– Значит, все, что говорила мне Пруденс, правда? Ну, я проверила кое-что из того, что она рассказала. Я никогда не обращала внимания на всю эту мифологию киристов. Честно говоря, я вроде как даже избегала этого. Тот факт, что эти киристы использовали ее имя… было больно каждый раз, когда я его слышала.
Я с трудом себя сдерживаю, чтобы не сказать ей, что даже такое не помешало ей дать мне именно это кошмарное имя, но я прикусываю язык и позволяю ей договорить.
– Когда Пру рассказывала мне о «Кирист Интернэшнл», мне нужно было только ввести в поисковик «сестра Пруденс», чтобы убедиться в ее истории. Ее изображения всплывали повсюду, некоторые были настоящими фотографиями. Но… ты хочешь сказать, что она действительно использует эту штуку для путешествий во времени? И ни у кого здесь не поехала крыша?
– Ну, у тебя точно не поехала, – я похлопываю по месту рядом с собой на кровати, потому что мама, кажется, все еще нетвердо стоит на ногах. Как только она присаживается рядом, я продолжаю: – Да, Пруденс использует ключ для путешествий во времени.
– А что насчет всего остального? Она сказала, что наш отец… не папа, а какой-то другой, биологический отец, о существовании которого я даже не знала, жив. Он застрял где-то в будущем, и она пытается помочь ему избежать какой-то глобальной катастрофы. Это тоже правда?
– Нет. То есть да, Сол жив, но он и Пруденс создают катастрофу, а не предотвращают ее, – ее глаза сузились. – Хотя я не знаю, понимает ли это сама Пру.
Терпеть не могу находить оправдания для Пруденс. Я все еще слышу, как она на Всемирной Выставке говорит мне, что я могу либо присоединиться к киристам, либо встать в очередь вместе с остальными овцами, которых ободрут и зарежут. Мысль о том, что она невинная жертва, мне не очень нравится. Но я также знаю, что маме будет нелегко принять мое подозрение, что ее сестра, которую она очень любит, – злая стерва, убивающая людей.
Я делаю глубокий вдох, тщательно подбирая слова:
– Думаю, что Сол солгал ей о своих планах, по крайней мере, в самом начале. И я знаю, что она часто пользовалась этим ключом. Так часто, что даже меняла свою собственную временную линию. Меняла свои собственные воспоминания. Это нехорошо. Кэтрин говорит…
Я тут же жалею, что не могу вернуть свои последние слова обратно, потому что мамины глаза тут же вспыхивают при упоминании имени Кэтрин.
– А откуда ты знаешь, что мама не лжет? Она лгала мне всю мою жизнь! Может быть, этот Сол действительно пытается…
– Нет! – говорю я, вкладывая в это слово всю уверенность, какую только могу собрать. – Нет, мам. В 1912 году Сол протестировал это в одной деревне в Джорджии. Я видела груды тел детей, даже младенцев, которые умерли, потому что Сол бросил что-то в их колодец.
От одной мысли о сцене в Божьей Лощине у меня на глаза наворачиваются слезы, и мне приходится сморгнуть их.
Выражение лица мамы немного смягчается, когда она смотрит на меня, но она все еще не убеждена.
– А Пруденс?
Сначала я не понимаю ее вопроса, а потом качаю головой, когда понимаю, что она спрашивает, была ли ее сестра причастна к резне.
– Нет. Я не думаю, что она знает про это. Но я не могу быть уверена в этом.
– Как ты вообще можешь быть уверена в том, что произошло в 1912 году, Кейт? Как ты можешь знать, что Сол был виноват?
Потому что я там была. Я слышала, как он смеется, видела, как он кружится, подняв лицо к небу, словно трупы перед ним в той часовне были даром небес.
Упоминание о том, что в последнее время я близко лично общалась с маньяком… точнее, с несколькими из них, только усилит переживания мамы. Вместо этого я решаю немного приврать ради блага.
– Я смогла посмотреть это в ключе, мама. Сол был счастлив, когда натворил это. Блаженно счастлив. Думаю, что теперь у нас появился шанс остановить его. Кое-что изменилось за последние несколько дней. Теперь у меня есть союзники, люди, которые могут мне помочь.
По крайней мере, я надеюсь, что они у меня есть. Я все еще не могу избавиться от ощущения, что я все еще одна, или даже хуже того, если то, что Джулия думает о Кирнане, правда.
– Мне нужно как можно скорее вернуться в Вашингтон, – говорю я. – Я просто должна была сначала убедиться, что ты в безопасности. Я знаю, что она твоя сестра, но ты не можешь ей доверять. Я даже не уверена, в своем ли она уме.
По выражению лица мамы я могу сказать, что она тоже задумывалась над последним. Она собирается что-то сказать, но раздается стук, и за дверью слышится голос Пруденс:
– Дебора? Ты здесь?
Вот тебе и предупреждение от Трея.
Мама направляется к двери. Я хватаю ее за руку и вкладываю ей в руку запасной ключ ХРОНОСа.
– Пожалуйста, мама, – шепчу я. – Ты должна держать это при себе. И мы должны вернуться в Вашингтон. Пожалуйста.
Она берет ключ, вздыхает и кладет его в карман.
– Только на время, – она вытирает руку с медальоном о джинсы так, будто прикоснулась к чему-то противному. – Мы закончим этот разговор позже. И я не оставлю Пруденс здесь одну. Я не могу.
Пру входит, как только мама открывает дверь. Трей стоит позади нее у стены коридора, не сводя глаз с чего-то слева.
– Почему вы не подождали в вестибюле? – Пруденс бросает сердитый взгляд в мою сторону, прежде чем снова посмотреть на маму. – Ты ведь знаешь, я бы вернулась спустя мгновение!
– Разве? – Мама шмыгает носом. – Твой опыт в этом не так уж и безупречен. Когда ты исчезла в первый раз, тебя не было больше тридцати лет.
По лицу Пруденс видно, что это ее ранило, и я почти (почти) чувствую жалость к ней.