Осколки прошлого
Часть 6 из 87 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Энди изо всех сил зажмурила глаза. Тут же перед ними стали прокручиваться образы, как во время тех слайд-шоу, которые Гордон устраивал после каждого отпуска.
Лора выставляет руку.
Длинное лезвие пронзает ее ладонь.
Она выхватывает нож.
Всаживает лезвие в шею парня.
Кровь.
Столько крови.
Джона Хелсингер. Так звали убийцу. Энди это знала — хотя не могла точно сказать откуда. Может, оно прозвучало по рации, когда она ехала в машине «Скорой помощи» вместе с матерью? Может, оно прозвучало в новостях по телевизору, когда Энди провожали в комнату ожидания после распределения пострадавших по палатам? Может, оно прозвучало из уст медсестры, когда она вела ее к хирургическому отделению?
«Джона Хелсингер, — прошептал кто-то так, как обычно говорят о человеке со смертельным заболеванием. — Убийцу звали Джона Хелсингер».
— Мэм? — перед Энди стояла офицер полиции Саванны.
— Я не… — Энди пыталась припомнить, что велела ей говорить ее мать. — Я не помню.
— Мэм, — повторила офицер, и это было чудно́, потому что она была старше Энди. — Прошу прощения за беспокойство, но там мужчина. Он говорит, что он ваш отец, но…
Энди посмотрела в конец коридора.
Гордон стоял рядом с лифтами.
Она вскочила и побежала к нему, позабыв обо всем на свете. Гордон встретил ее на полпути и заключил в медвежьи объятия, прижав к себе так крепко, что она почувствовала, как бьется его сердце. Она уткнулась лицом в его накрахмаленную белую рубашку. Он приехал с работы и одет был в свой обычный костюм-тройку. Его очки для чтения все еще покоились у него на макушке, где он их и оставил. Его ручка «Монблан», как всегда, выглядывала из нагрудного кармана рубашки. Холодный металл коснулся краешка ее уха.
Крыша у Энди начала ехать сразу, как только началась стрельба, и с того момента сдвигалась миллиметр за миллиметром, но рядом с отцом, наконец в полной безопасности, она съехала окончательно. Она начала так страшно рыдать, что едва могла удержаться на ногах. Гордон донес, или, скорее, дотащил ее до ряда стульев у стены. Он так крепко ее держал, что она могла делать только совсем короткие и неглубокие вдохи, чтобы не задохнуться.
— Я здесь, — говорил он ей снова и снова. — Я здесь, детка. Я здесь.
— Папа, — сказала она, громко всхлипнув.
— Все хорошо. — Гордон пригладил ей волосы. — Ты теперь в безопасности. Все теперь в безопасности.
Энди продолжала плакать. Она плакала так долго, что начала стыдиться, словно это было уже чересчур. Лора была жива. Случилось нечто ужасное, но с Лорой все будет хорошо. И с Энди все будет хорошо. С ней все должно быть хорошо.
— Все нормально, — бормотал Гордон. — Не сдерживайся.
Энди судорожно втягивала носом слезы. Она пыталась вернуть самообладание. Но только пыталась. Каждый раз, когда ей казалось, что она вроде бы пришла в норму, ей вспоминалась очередная деталь — звуки первого выстрела, будто кто-то открыл банку, или хруст, с которым ее мать вонзила нож в плоть и хрящи, — и слезы снова начинали литься у нее из глаз.
— Все в порядке, — повторял Гордон, терпеливо поглаживая ее по голове. — Все целы, милая.
Энди вытерла нос. Порывисто вдохнула. Гордон согнулся на стуле, не размыкая объятий, и достал из кармана носовой платок.
Энди промокнула слезы, высморкалась.
— Извини.
— Тебе не за что извиняться. — Гордон убрал волосы у нее с глаз. — Где болит?
Она покачала головой. Снова высморкалась, пока не почувствовала, что прочистила еще и уши.
Звук ушел.
Она закрыла глаза, на нее накатило облегчение.
— Порядок? — спросил Гордон. Она ощущала тепло его руки у себя на спине. Она снова чувствовала почву под ногами. — Все хорошо?
Энди открыла глаза. Нервы у нее еще не успокоились, но она должна была рассказать отцу, что произошло.
— Мама… У нее был нож, а этот парень… Она уби…
— Ш-ш-ш, — остановил ее он, прижав свой палец к ее губам. — С мамой все хорошо. С нами все хорошо.
— Но…
Он снова прижал палец к ее губам, чтобы она замолчала.
— Я говорил с врачом. Мама сейчас восстанавливается. С ее рукой все будет в порядке. С ногой все в порядке. Все в порядке. — Он приподнял бровь, слегка склонив голову и глянув в ту сторону, где стояла полицейская. Женщина говорила по телефону, но, очевидно, слушала их.
Гордон спросил Энди:
— Ты уверена, что с тобой все хорошо? Тебя осмотрели?
Она кивнула.
— Ты просто устала, детка. Ты всю ночь работала. Ты увидела нечто чудовищное. Твоя жизнь была в опасности. Жизнь твоей матери была в опасности. Понятно, что у тебя шок. Тебе нужно немного отдохнуть, привести мысли в порядок. — Его интонации были очень выверенными. Энди поняла, что Гордон ее инструктирует. — Хорошо?
Она кивнула, потому что кивал он. Почему он говорил ей, что надо сказать? Он говорил с Лорой? У ее матери были неприятности?
Офицер полиции обратилась к ней:
— Мэм, не могли бы вы предоставить мне некоторую основную информацию? Полное имя, адрес, дату рождения, все в таком роде.
— Я вам все продиктую, офицер. — Гордон подождал, пока полицейская достанет свою ручку и блокнот, и только потом продолжил.
Энди снова нырнула под его большую надежную руку. Она сглотнула так сильно, что у нее свело горло.
А потом она заставила себя посмотреть на ситуацию с точки зрения простого человека извне, а не шокированного свидетеля событий.
Это был не тот случай, когда наркодилеры устраивают уличную разборку со стрельбой или когда склонный к агрессии супруг переходит последнюю черту. Белый парень застрелил двух белых женщин, а потом был убит другой белой женщиной, и все это в одном из самых крупных торговых центров штата.
Из Атланты и Чарльстона, вероятно, понаедут автобусы с журналистами. Возникнут юристы со стороны семей, жертв, руководства торгового центра, города, штата, возможно, даже федеральные. Подключатся всевозможные правоохранительные структуры: полиция Белль-Айла, Саванны, округа Чатэм, Бюро расследований Джорджии. Заявления свидетелей. Криминалисты. Фотографии. Вскрытия. Сбор улик.
В обязанности Энди как диспетчера входило присвоение номеров делам о преступлениях гораздо меньшего масштаба, и зачастую ей приходилось отслеживать их движение месяцами, а иногда проходили годы, прежде чем дело доходило до суда. Ей лучше всех было известно, что действия ее матери будут подвергнуты тщательнейшему изучению на каждом уровне системы уголовного правосудия.
Как по команде, в этот самый момент лифт издал громкий сигнал. Кожаный ремень с пистолетом на поясе у полицейской слегка скрипнул, когда она его поправила. Двери открылись. В коридор вышли мужчина и женщина. Оба в мятых костюмах. Оба с усталыми лицами. Мужчина был лысым, с пятнами от солнечных ожогов на лице и слезающей кожей на носу. Женщина была примерно роста Энди, минимум на десять лет старше, с оливковой кожей и темными волосами.
Энди хотела было встать, но Гордон удержал ее на стуле.
— Мисс Оливер. — Женщина достала свой значок и показала его Энди. — Я сержант Лиза Палаццоло. Это детектив Брэнт Уилкс. Мы из Полицейского управления Саванны. Помогаем Белль-Айл с расследованием. — Она сунула значок обратно в карман пиджака. — Нам нужно поговорить с вами о том, что случилось сегодня утром.
Рот Энди открылся, но она снова не смогла вспомнить, что́ ее мать велела ей говорить и как именно ее проинструктировал Гордон, поэтому она прибегла к своему обычному способу отвечать на вопросы — просто закрыла рот и бессмысленно уставилась на человека, который к ней обращался.
— Сейчас не лучшее время, детективы, — сказал Гордон. — Моя дочь в шоке. Она пока еще не готова давать показания.
Уилкс неодобрительно запыхтел и хмыкнул.
— Вы ее отец?
Энди все время забывала, что Гордон был черным, а она белой, пока кто-то другой не обращал на это внимание.
— Да, детектив. Я ее отец. — Гордон говорил очень спокойно. Он привык к этому. Долгие годы он шлифовал свои нервы об обеспокоенных учителей, встревоженных служащих и агрессивно настроенных охранников-расистов. — Я Гордон Оливер, бывший муж Лоры. Приемный отец Энди.
Уилкс слегка скосил рот набок, переваривая эту информацию.
— Мы очень сожалеем о том, что случилось, мистер Оливер, — сказала Палаццоло, — но нам необходимо задать Андреа несколько вопросов.
Гордон повторил:
— Как я уже сказал, в данный момент она не готова обсуждать происшествие. — Он расслабленно положил ногу на ногу, будто это была всего лишь формальность. — Андреа — диспетчер, как вы без труда догадались по ее униформе. Она отработала ночную смену. Она валится с ног от усталости. Она стала свидетельницей жуткой трагедии. Она не в том состоянии, чтобы делать какие-то заявления.
— Это действительно жуткая трагедия, — согласилась Палаццоло. — Три человека погибли.
— И моя дочь могла быть четвертой. — Гордон по-прежнему обнимал Энди за плечо своей твердой рукой. — Мы будем рады назначить встречу в участке на завтра.
— Ведется расследование убийства!
— Подозреваемый мертв, — напомнил ей Гордон. — Срочности нет, детектив. Один день ничего не изменит.
Уилкс снова хмыкнул.
— Сколько вам лет?
Энди поняла, что он обращается к ней.
— Ей тридцать один, — ответил Гордон. — Сегодня день ее рождения.
Энди внезапно вспомнила голосовое сообщение, которое она получила от Гордона этим утром. Это была песенка «С днем рождения тебя», исполненная а капелла его глубоким баритоном.
— Она слишком взрослая, чтобы за нее говорил папочка, — съязвил Уилкс.
Палаццоло закатила глаза, но произнесла:
— Мисс Оливер, нам бы очень хотелось, чтобы вы помогли нам зафиксировать всю цепь событий на бумаге. Вы единственный свидетель, который пока не дал показаний.
Лора выставляет руку.
Длинное лезвие пронзает ее ладонь.
Она выхватывает нож.
Всаживает лезвие в шею парня.
Кровь.
Столько крови.
Джона Хелсингер. Так звали убийцу. Энди это знала — хотя не могла точно сказать откуда. Может, оно прозвучало по рации, когда она ехала в машине «Скорой помощи» вместе с матерью? Может, оно прозвучало в новостях по телевизору, когда Энди провожали в комнату ожидания после распределения пострадавших по палатам? Может, оно прозвучало из уст медсестры, когда она вела ее к хирургическому отделению?
«Джона Хелсингер, — прошептал кто-то так, как обычно говорят о человеке со смертельным заболеванием. — Убийцу звали Джона Хелсингер».
— Мэм? — перед Энди стояла офицер полиции Саванны.
— Я не… — Энди пыталась припомнить, что велела ей говорить ее мать. — Я не помню.
— Мэм, — повторила офицер, и это было чудно́, потому что она была старше Энди. — Прошу прощения за беспокойство, но там мужчина. Он говорит, что он ваш отец, но…
Энди посмотрела в конец коридора.
Гордон стоял рядом с лифтами.
Она вскочила и побежала к нему, позабыв обо всем на свете. Гордон встретил ее на полпути и заключил в медвежьи объятия, прижав к себе так крепко, что она почувствовала, как бьется его сердце. Она уткнулась лицом в его накрахмаленную белую рубашку. Он приехал с работы и одет был в свой обычный костюм-тройку. Его очки для чтения все еще покоились у него на макушке, где он их и оставил. Его ручка «Монблан», как всегда, выглядывала из нагрудного кармана рубашки. Холодный металл коснулся краешка ее уха.
Крыша у Энди начала ехать сразу, как только началась стрельба, и с того момента сдвигалась миллиметр за миллиметром, но рядом с отцом, наконец в полной безопасности, она съехала окончательно. Она начала так страшно рыдать, что едва могла удержаться на ногах. Гордон донес, или, скорее, дотащил ее до ряда стульев у стены. Он так крепко ее держал, что она могла делать только совсем короткие и неглубокие вдохи, чтобы не задохнуться.
— Я здесь, — говорил он ей снова и снова. — Я здесь, детка. Я здесь.
— Папа, — сказала она, громко всхлипнув.
— Все хорошо. — Гордон пригладил ей волосы. — Ты теперь в безопасности. Все теперь в безопасности.
Энди продолжала плакать. Она плакала так долго, что начала стыдиться, словно это было уже чересчур. Лора была жива. Случилось нечто ужасное, но с Лорой все будет хорошо. И с Энди все будет хорошо. С ней все должно быть хорошо.
— Все нормально, — бормотал Гордон. — Не сдерживайся.
Энди судорожно втягивала носом слезы. Она пыталась вернуть самообладание. Но только пыталась. Каждый раз, когда ей казалось, что она вроде бы пришла в норму, ей вспоминалась очередная деталь — звуки первого выстрела, будто кто-то открыл банку, или хруст, с которым ее мать вонзила нож в плоть и хрящи, — и слезы снова начинали литься у нее из глаз.
— Все в порядке, — повторял Гордон, терпеливо поглаживая ее по голове. — Все целы, милая.
Энди вытерла нос. Порывисто вдохнула. Гордон согнулся на стуле, не размыкая объятий, и достал из кармана носовой платок.
Энди промокнула слезы, высморкалась.
— Извини.
— Тебе не за что извиняться. — Гордон убрал волосы у нее с глаз. — Где болит?
Она покачала головой. Снова высморкалась, пока не почувствовала, что прочистила еще и уши.
Звук ушел.
Она закрыла глаза, на нее накатило облегчение.
— Порядок? — спросил Гордон. Она ощущала тепло его руки у себя на спине. Она снова чувствовала почву под ногами. — Все хорошо?
Энди открыла глаза. Нервы у нее еще не успокоились, но она должна была рассказать отцу, что произошло.
— Мама… У нее был нож, а этот парень… Она уби…
— Ш-ш-ш, — остановил ее он, прижав свой палец к ее губам. — С мамой все хорошо. С нами все хорошо.
— Но…
Он снова прижал палец к ее губам, чтобы она замолчала.
— Я говорил с врачом. Мама сейчас восстанавливается. С ее рукой все будет в порядке. С ногой все в порядке. Все в порядке. — Он приподнял бровь, слегка склонив голову и глянув в ту сторону, где стояла полицейская. Женщина говорила по телефону, но, очевидно, слушала их.
Гордон спросил Энди:
— Ты уверена, что с тобой все хорошо? Тебя осмотрели?
Она кивнула.
— Ты просто устала, детка. Ты всю ночь работала. Ты увидела нечто чудовищное. Твоя жизнь была в опасности. Жизнь твоей матери была в опасности. Понятно, что у тебя шок. Тебе нужно немного отдохнуть, привести мысли в порядок. — Его интонации были очень выверенными. Энди поняла, что Гордон ее инструктирует. — Хорошо?
Она кивнула, потому что кивал он. Почему он говорил ей, что надо сказать? Он говорил с Лорой? У ее матери были неприятности?
Офицер полиции обратилась к ней:
— Мэм, не могли бы вы предоставить мне некоторую основную информацию? Полное имя, адрес, дату рождения, все в таком роде.
— Я вам все продиктую, офицер. — Гордон подождал, пока полицейская достанет свою ручку и блокнот, и только потом продолжил.
Энди снова нырнула под его большую надежную руку. Она сглотнула так сильно, что у нее свело горло.
А потом она заставила себя посмотреть на ситуацию с точки зрения простого человека извне, а не шокированного свидетеля событий.
Это был не тот случай, когда наркодилеры устраивают уличную разборку со стрельбой или когда склонный к агрессии супруг переходит последнюю черту. Белый парень застрелил двух белых женщин, а потом был убит другой белой женщиной, и все это в одном из самых крупных торговых центров штата.
Из Атланты и Чарльстона, вероятно, понаедут автобусы с журналистами. Возникнут юристы со стороны семей, жертв, руководства торгового центра, города, штата, возможно, даже федеральные. Подключатся всевозможные правоохранительные структуры: полиция Белль-Айла, Саванны, округа Чатэм, Бюро расследований Джорджии. Заявления свидетелей. Криминалисты. Фотографии. Вскрытия. Сбор улик.
В обязанности Энди как диспетчера входило присвоение номеров делам о преступлениях гораздо меньшего масштаба, и зачастую ей приходилось отслеживать их движение месяцами, а иногда проходили годы, прежде чем дело доходило до суда. Ей лучше всех было известно, что действия ее матери будут подвергнуты тщательнейшему изучению на каждом уровне системы уголовного правосудия.
Как по команде, в этот самый момент лифт издал громкий сигнал. Кожаный ремень с пистолетом на поясе у полицейской слегка скрипнул, когда она его поправила. Двери открылись. В коридор вышли мужчина и женщина. Оба в мятых костюмах. Оба с усталыми лицами. Мужчина был лысым, с пятнами от солнечных ожогов на лице и слезающей кожей на носу. Женщина была примерно роста Энди, минимум на десять лет старше, с оливковой кожей и темными волосами.
Энди хотела было встать, но Гордон удержал ее на стуле.
— Мисс Оливер. — Женщина достала свой значок и показала его Энди. — Я сержант Лиза Палаццоло. Это детектив Брэнт Уилкс. Мы из Полицейского управления Саванны. Помогаем Белль-Айл с расследованием. — Она сунула значок обратно в карман пиджака. — Нам нужно поговорить с вами о том, что случилось сегодня утром.
Рот Энди открылся, но она снова не смогла вспомнить, что́ ее мать велела ей говорить и как именно ее проинструктировал Гордон, поэтому она прибегла к своему обычному способу отвечать на вопросы — просто закрыла рот и бессмысленно уставилась на человека, который к ней обращался.
— Сейчас не лучшее время, детективы, — сказал Гордон. — Моя дочь в шоке. Она пока еще не готова давать показания.
Уилкс неодобрительно запыхтел и хмыкнул.
— Вы ее отец?
Энди все время забывала, что Гордон был черным, а она белой, пока кто-то другой не обращал на это внимание.
— Да, детектив. Я ее отец. — Гордон говорил очень спокойно. Он привык к этому. Долгие годы он шлифовал свои нервы об обеспокоенных учителей, встревоженных служащих и агрессивно настроенных охранников-расистов. — Я Гордон Оливер, бывший муж Лоры. Приемный отец Энди.
Уилкс слегка скосил рот набок, переваривая эту информацию.
— Мы очень сожалеем о том, что случилось, мистер Оливер, — сказала Палаццоло, — но нам необходимо задать Андреа несколько вопросов.
Гордон повторил:
— Как я уже сказал, в данный момент она не готова обсуждать происшествие. — Он расслабленно положил ногу на ногу, будто это была всего лишь формальность. — Андреа — диспетчер, как вы без труда догадались по ее униформе. Она отработала ночную смену. Она валится с ног от усталости. Она стала свидетельницей жуткой трагедии. Она не в том состоянии, чтобы делать какие-то заявления.
— Это действительно жуткая трагедия, — согласилась Палаццоло. — Три человека погибли.
— И моя дочь могла быть четвертой. — Гордон по-прежнему обнимал Энди за плечо своей твердой рукой. — Мы будем рады назначить встречу в участке на завтра.
— Ведется расследование убийства!
— Подозреваемый мертв, — напомнил ей Гордон. — Срочности нет, детектив. Один день ничего не изменит.
Уилкс снова хмыкнул.
— Сколько вам лет?
Энди поняла, что он обращается к ней.
— Ей тридцать один, — ответил Гордон. — Сегодня день ее рождения.
Энди внезапно вспомнила голосовое сообщение, которое она получила от Гордона этим утром. Это была песенка «С днем рождения тебя», исполненная а капелла его глубоким баритоном.
— Она слишком взрослая, чтобы за нее говорил папочка, — съязвил Уилкс.
Палаццоло закатила глаза, но произнесла:
— Мисс Оливер, нам бы очень хотелось, чтобы вы помогли нам зафиксировать всю цепь событий на бумаге. Вы единственный свидетель, который пока не дал показаний.