Осколки прошлого
Часть 30 из 87 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Что важнее — поспать или поесть?
— Детка?
Энди обернулась. Очевидно, от нее ожидали ответа.
Женщина оперлась на стойку.
— Все в порядке, сладкая?
Энди с трудом сглотнула. Сейчас ей никак нельзя было вести себя странно. Не нужно было, чтобы ее запомнили.
— Спасибо, — было первое, что она смогла выговорить. — Просто устала. Я приехала из… — Она попыталась вспомнить какое-либо место, далекое от Белль-Айл, и выбрала наобум: — Я ехала весь день. Чтобы навестить своих родителей. В Ай… Айове.
Женщина рассмеялась:
— Ну, милая, кажется, ты промахнулась мимо Айовы километров на тысячу.
Черт.
Энди попыталась еще раз.
— Это машина моей бабушки. — Она усиленно сочиняла в голове убедительную ложь. — Дело в том, что я была на побережье. На пляже в Алабаме. В заливе. В городке Мистик Фоллс. — Господи, это звучало как бред сумасшедшего. Мистик Фоллс был из «Дневников вампира». Она продолжила: — Моя бабушка северянка. Ну, знаете, они такие люди…
— Я знаю, кто такие северяне. — Она посмотрела на имя, которое Энди вписала в гостевую книгу. — Даниэла Купер. Очень красиво.
Энди уставилась на нее, не мигая. Зачем она вписала имя?
— Милая, мне кажется, тебе нужно немного отдохнуть. — Она пододвинула к ней ключи. — Верхний этаж, угловой номер. Думаю, там тебе будет спокойней.
— Спасибо, — выдавила из себя Энди. Она снова была в слезах, когда влезла за руль «Релайанта». Закусочная была так близко. Она могла бы перекусить. Желудок болел то ли от еды, то ли от ее отсутствия.
Энди снова вышла из машины. Она крепко держала косметичку обеими руками, пока шла несколько метров до кафе. Солнце било в затылок. От жары все тело покрылось плотным слоем пота. Энди остановилась у дверей. Взглянула на машину. Стоит ли взять чемодан с собой? Как это будет выглядеть? Она могла бы взять его к себе в комнату, но как она сможет его там оставить, если в нем…
Когда она вошла, внутри было пусто: только одинокая официантка читала газету за стойкой. Первым делом Энди направилась в туалет: мочевой пузырь не оставлял ей выбора. Она так торопилась, что не помыла руки. Машина все еще была на стоянке, когда она вышла из туалета. Никто в голубой бейсболке и голубых джинсах не заглядывал в окно. Никто не убегал с чемоданом от «Самсонайт»1989 года в руках.
Она заняла столик у окна с видом на парковку. Зажала косметичку между ног. Меню оказалось огромным, там было все — от тако до жареной курицы. Глаза распознавали слова, но, когда они достигали ее сознания, она уже забывала, что от нее требуется. Так она никогда не выберет. Она могла бы заказать кучу всего, но это привлечет слишком много внимания. Пожалуй, стоило уйти, проехать еще несколько городков и найти другой мотель, где она уже не будет вести себя как идиотка. Или просто положить голову на ладони и остаться здесь, под кондиционером, всего на несколько минут, пока мысли не придут в порядок.
— Милая?
Энди подскочила, не понимая, где находится.
— Ты совсем без сил, да? — сказала женщина из мотеля. — Бедняжка. Я сказала им дать тебе поспать.
У Энди внутри все оборвалось. Она опять заснула. И опять в общественном месте. Она посмотрела вниз. Косметичка все еще сжата между коленями. По столу растеклась слюна. Она взяла салфетку и стерла ее. Рот вытерла рукой. Все вокруг плыло как в тумане, мозг как будто раздавили в соковыжималке.
— Милая? — сказала женщина. — Наверное, тебе стоит пойти в свою комнату. Здесь становится многовато народу.
Когда Энди пришла, ресторан был пуст, но сейчас он действительно наполнялся.
— Извините, — сказала она.
— Все в порядке. — Женщина похлопала Энди по плечу. — Я попросила Дарлу отложить для тебя немного еды. Ты хочешь поесть здесь или возьмешь тарелку в номер?
Энди молча уставилась на нее.
— Возьми все в свою комнату, — сказала женщина. — Так ты сможешь сразу лечь в постель, когда перекусишь.
Энди кивнула. Она была благодарна, что кто-то говорит ей, что делать.
А потом она вспомнила про деньги.
Оборачиваясь, чтобы найти свою машину, она потянула шею. Голубой «Релайант» все еще стоял прямо перед въездом в мотель. Мог ли кто-то открыть багажник? На месте ли деньги?
— С твоей машиной все в порядке. — Женщина протянула ей пенопластовую коробку. — Держи свою еду. Твоя комната последняя на верхнем этаже. Не люблю селить девушек внизу. Старые калоши типа меня будут только рады, если к ним в дверь постучит незнакомец, а вот ты… — Она хрипло посмеялась. — Просто веди себя потише, и все будет хорошо.
Энди взяла коробку, по весу напоминавшую цементный блок. Косметичку она положила сверху. Когда она вставала, ноги у нее тряслись. В животе урчало. Она старалась не обращать внимания на людей, которые оборачивались, пока она шла обратно на парковку. Руки не слушались, когда она открывала багажник. Энди не могла решить, что взять с собой, и в итоге навьючила себя, как осла, повесив пляжную сумку на плечо, засунув спальный мешок под мышку, одной рукой вцепившись в ручку чемодана, а другой балансируя башней из коробки и косметички.
Энди добралась до лестницы и остановилась, чтобы перераспределить свою ношу. В плечах будто не было костей. То ли она настолько устала, то ли все мышцы разом онемели от десятичасового сидения в машине.
Она шла по узкому балкончику на втором этаже и вглядывалась в номера. Напротив некоторых дверей стояли сожженные японские наборы со шпажками, пустые пивные банки и жирные коробки от пиццы. Сильно пахло сигаретами. Это напомнило ей, как Лора перехватила сигарету у санитара рядом с больницей.
Энди тосковала по времени, когда больше всего ее беспокоило, что ее мать держит сигарету между указательным и большим пальцами, как наркоманка.
За ее спиной открылась дверь. Безликая рука выбросила пустую коробку из-под пиццы на бетонный пол. Дверь захлопнулась.
Энди попыталась унять свое сердце, которое чуть не взорвалось в груди, когда дверь открылась. Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Поправила спальный мешок под мышкой. Мысленно призвала своего отца и попробовала составить список того, что стоило перестать делать. Во-первых, перестать паниковать каждый раз, когда она слышит шум. Во-вторых, перестать засыпать в общественных местах. Проще сказать, чем сделать. В-третьих, нужно решить, что делать с деньгами. В-четвертых, найти библиотеку и прочитать новый выпуск Белль-Айл ревью. В-пятых, перестать вести себя странно, потому что, если полицейские сейчас пойдут по ее следу, она будет первой, кого вспомнят потенциальные свидетели.
Потом они узнают имя Даниэлы Купер, увидят номера машины, и тогда все.
Энди посмотрела вниз на дорогу. Напротив мотеля был бар. В окнах горели неоновые вывески. На парковке выстроилась куча грузовиков. Оттуда тихонько доносилось какое-то кантри. В этот момент ей так мучительно захотелось выпить, что тело чуть ли не само потянулось к бару, как растение тянется к солнцу.
Она поставила чемодан на пол и открыла ключом входную дверь. Подобные дешевые гостиницы Лора обычно бронировала во время путешествий, когда Энди была маленькая. Единственное окно выходило на парковку. Над головой тихо тарахтел кондиционер. Тут были две огромные кровати с сальными покрывалами и пластиковый столик с двумя стульями. Энди с облегчением водрузила коробку с едой на стол. В шкафу нашлось место для чемодана — она пихнула «Самсонайт» на самую верхнюю полку. Пляжную сумку, спальный мешок и косметичку кинула на кровать. Она опустила жалюзи и задернула потрепанные темные шторы. По крайней мере, попыталась. Шторы застопорились на карнизе сантиметров за пять до того, как кончилось окно. Свет по краям проникал внутрь.
На стене висел большой плоский телевизор. Провода свисали вниз, как лианы. По привычке Энди нашла пульт и нажала кнопку включения.
Си-эн-эн. Перед картой стоял ведущий прогноза погоды. Еще никогда Энди так не радовалась предупреждению об урагане.
Она выключила звук. Уселась за стол. Открыла пластиковую коробку.
Жареная курица, пюре, зеленая фасоль и кукурузная лепешка. Это все должно было показаться ей отвратительным, но ее желудок буквально возносил молитвы.
Приборов не было, но Энди уже привыкла к такому. Пюре она съела куриной ножкой, потом съела саму курицу, затем пальцами уплела всю зеленую фасоль, а кукурузную лепешку использовала в качестве губки для остатков куриной кожи и сока из-под фасоли. Только закрыв пустую пластиковую коробку, она осознала, насколько грязные у нее были руки. Последний раз она мыла их в душе своей комнаты. Самой чистой вещью, которой она с тех пор касалась, была, вероятно, полка на секретном складе Лоры.
Энди подняла глаза на телевизор. Как по заказу, вещание переключилось с урагана на ее мать. Видео из закусочной было остановлено на том моменте, когда ее мать поднимает руки, чтобы показать Джоне Хелсингеру количество патронов.
Как же странно она это делала — четыре пальца на левой руке, один на правой. Почему не поднять всего одну руку, чтобы показать пятью пальцами пять пуль?
Внезапно изображение переключилось на фотографию. Сердце Энди странно подпрыгнуло, когда она увидела Лору. Она была одета, как обычно по праздникам: черное платье и цветастый шелковый шарф. Энди встала перед телевизором на колени, чтобы рассмотреть все детали. Грудь Лоры с одной стороны была плоской. Волосы коротко подстрижены. За ней виднелась светящаяся звезда — верхушка новогодней елки. Рука на ее талии, должно быть, принадлежала Гордону, хотя он был вырезан из изображения. Фото скорее всего сделали на последней рождественской вечеринке в его офисе, которые Лора никогда не пропускала, даже когда они с Гордоном хотели убить друг друга. Она улыбалась в камеру с несколько настороженным выражением лица, которое Энди всегда определяла как Режим Жены Гордона.
Она включила звук.
«…невозможно, чтобы такое могло случиться. Эшли?»
Энди пропустила всю историю. Камера показала Эшли Банфилд. Она сказала: «Спасибо, Чандра. У нас свежие новости о стрельбе в округе Грин, Орегон».
Энди выключила звук. Села на край кровати. Лицо Эшли Банфилд делило экран с изображением старого полуразвалившегося дома, окруженного командой спецназа. Надпись на экране гласила: «Мужчина застрелил собственную мать и двоих детей, держит жену в заложниках и требует пива и пиццу».
Еще одна стрельба.
Энди пощелкала каналы. Она хотела снова увидеть фотографию Лоры или хотя бы кусочек руки Гордона. Эм-эс-эн-би-си. «Фокс». Местные новости. Все они показывали, как в реальном времени спецназ обезвреживает мужчину, который, застрелив почти всю свою семью, захотел пиццы.
Хорошо это было или плохо? Не то, что людей убили, а то, что об этом говорят по телевизору? Значило ли это, что они перестали интересоваться историей Лоры? Может, теперь они будут рассказывать про другую «машину для убийств»?
Энди мотнула головой, прежде чем задала себе очевидный вопрос: где история про тело Сэмюэла Годфри Беккета, обнаруженное в пляжном домике Лоры? Это стало бы большой новостью. Жертва была оглушена сковородкой — по всей вероятности, женщиной, которая за несколько часов до этого убила офицерского сына.
Но все же внизу экрана пробегали обычные заголовки: очередной сенатор уходит с поста — вероятно, в связи с сексуальным скандалом; очередной стрелок убит копами; процентные ставки ползут вверх, здравоохранение дорожает, рынок ценных бумаг падает.
Ничего про Капюшона.
Энди нахмурилась. Это было слишком странно. Неужели Лоре удалось не пустить полицию в дом? Как бы она это сделала? Сообщение Энди в 911 давало им законное право взломать дверь. Так почему же по всем новостям не кричали о том, что «машина для убийств снова в деле»? Даже после той стычки со спецназом в Орегоне последним изображением Лоры должна была стать фотография из участка или, того хуже, видео в наручниках по пути в тюрьму, но никак не кадр с рождественской вечеринки.
Мозг Энди был перегружен всеми этими «что» и «почему».
Она просто откинулась на кровать. Закрыла глаза. Когда открыла их снова, за занавеской уже стемнело. Она посмотрела на часы: девять тридцать вечера.
Надо было снова уснуть, но глаза не закрывались. Она уставилась на коричневые пятна на потолке, который по фактуре напоминал попкорн. Что прямо сейчас делает ее мать? Она дома? Или она разговаривает с Гордоном по тюремному телефону, а между ними — толстое пуленепробиваемое стекло? Энди опустила голову и посмотрела на телевизор. Все еще история со спецназом, через столько-то часов. У нее защипало ноздри. Постельное белье пахло так, будто на нем переночевал медведь. Энди понюхала свои подмышки.
Фу!
Этим медведем была она.
Она проверила замок на двери. Закрыла задвижку. Подперла ручку двери стулом. Все еще можно было разбить большое окно. Но если бы кому-то пришла в голову идея бить окна, чтобы пробраться внутрь, ей в любом случае были бы кранты. Энди стянула с себя джинсы, поло и нижнее белье. Ее лифчик выглядел отвратительно. Косточка натерла кожу под мышкой почти до крови. Она бросила его в раковину и включила холодную воду.
Местное мыло было размером с морской камешек и пахло, как подгнившие останки букета. Она забралась с ним под душ. Маскирующаяся за запахами мыла и шампуня маленькая ванная начала наполняться ароматами публичного дома. Во всяком случае, Энди думала, что в публичном доме пахнет как-то так.
Она выключила душ. Вытерлась местным полотенцем, которое на ощупь было, как тетрадный лист. Мыло развалилось у нее в руках, когда она пыталась отстирать лифчик от вони. Перед выходом из ванной она намазалась паршивым местным лосьоном. Потом вытерла руки полотенцем, чтобы избавиться от его остатков, и помыла руки, на которых остался ворс от полотенца.
Она разложила спальный мешок на кровати. Расстегнула его с одной стороны. Мешок, сшитый из плотной ткани, изнутри был набит каким-то мягким синтетическим материалом. Верхний слой — из водонепроницаемого нейлона. Фланелевая подкладка. Не та вещь, которая может понадобиться в Белль-Айл, так что, видимо, Лора взяла Айдахо не из воздуха.
Энди достала чемодан и сняла верхний ряд двадцаток. Десять в длину, три в высоту, значит, 2000$ умножить на… в общем, слишком много денег, чтобы спрятать их все в спальный мешок. Она выложила стопки в один ряд на дне мешка. Пригладила нейлон и застегнула молнию. Начала сворачивать мешок, но пачки денег сбились в кучу. Энди глубоко вдохнула. Снова развернула мешок. Растянула его посередине и распределила стопки по дну. Начала аккуратно закручивать мешок сверху, закрепила его липучками и выпрямилась, чтобы посмотреть на свою работу.
Он выглядел, как спальный мешок.
Энди прикинула вес. Тяжелее, чем спальный мешок, но не настолько, чтобы обратить на это внимание и подумать, что внутри может быть целое состояние.
Она снова повернулась к чемодану. Оставалась еще треть. Плохие ребята в кино всегда рано или поздно оказывались на вокзалах, где были ячейки, куда можно было легко спрятать деньги. Но Энди сомневалась, что во Флоренсе, Алабама, есть хоть один вокзал.
Лучше всего было их распределить. Что-то, наверное, имело смысл спрятать в машине. В запасной шине под багажником было свободное место. Так, если ей вдруг придется расстаться со спальным мешком, она сможет просто запрыгнуть в машину, и у нее будет еще немного наличных. По той же логике часть денег стоило держать в сумке. Вот только ее сумка осталась в ее комнатке.
— Детка?
Энди обернулась. Очевидно, от нее ожидали ответа.
Женщина оперлась на стойку.
— Все в порядке, сладкая?
Энди с трудом сглотнула. Сейчас ей никак нельзя было вести себя странно. Не нужно было, чтобы ее запомнили.
— Спасибо, — было первое, что она смогла выговорить. — Просто устала. Я приехала из… — Она попыталась вспомнить какое-либо место, далекое от Белль-Айл, и выбрала наобум: — Я ехала весь день. Чтобы навестить своих родителей. В Ай… Айове.
Женщина рассмеялась:
— Ну, милая, кажется, ты промахнулась мимо Айовы километров на тысячу.
Черт.
Энди попыталась еще раз.
— Это машина моей бабушки. — Она усиленно сочиняла в голове убедительную ложь. — Дело в том, что я была на побережье. На пляже в Алабаме. В заливе. В городке Мистик Фоллс. — Господи, это звучало как бред сумасшедшего. Мистик Фоллс был из «Дневников вампира». Она продолжила: — Моя бабушка северянка. Ну, знаете, они такие люди…
— Я знаю, кто такие северяне. — Она посмотрела на имя, которое Энди вписала в гостевую книгу. — Даниэла Купер. Очень красиво.
Энди уставилась на нее, не мигая. Зачем она вписала имя?
— Милая, мне кажется, тебе нужно немного отдохнуть. — Она пододвинула к ней ключи. — Верхний этаж, угловой номер. Думаю, там тебе будет спокойней.
— Спасибо, — выдавила из себя Энди. Она снова была в слезах, когда влезла за руль «Релайанта». Закусочная была так близко. Она могла бы перекусить. Желудок болел то ли от еды, то ли от ее отсутствия.
Энди снова вышла из машины. Она крепко держала косметичку обеими руками, пока шла несколько метров до кафе. Солнце било в затылок. От жары все тело покрылось плотным слоем пота. Энди остановилась у дверей. Взглянула на машину. Стоит ли взять чемодан с собой? Как это будет выглядеть? Она могла бы взять его к себе в комнату, но как она сможет его там оставить, если в нем…
Когда она вошла, внутри было пусто: только одинокая официантка читала газету за стойкой. Первым делом Энди направилась в туалет: мочевой пузырь не оставлял ей выбора. Она так торопилась, что не помыла руки. Машина все еще была на стоянке, когда она вышла из туалета. Никто в голубой бейсболке и голубых джинсах не заглядывал в окно. Никто не убегал с чемоданом от «Самсонайт»1989 года в руках.
Она заняла столик у окна с видом на парковку. Зажала косметичку между ног. Меню оказалось огромным, там было все — от тако до жареной курицы. Глаза распознавали слова, но, когда они достигали ее сознания, она уже забывала, что от нее требуется. Так она никогда не выберет. Она могла бы заказать кучу всего, но это привлечет слишком много внимания. Пожалуй, стоило уйти, проехать еще несколько городков и найти другой мотель, где она уже не будет вести себя как идиотка. Или просто положить голову на ладони и остаться здесь, под кондиционером, всего на несколько минут, пока мысли не придут в порядок.
— Милая?
Энди подскочила, не понимая, где находится.
— Ты совсем без сил, да? — сказала женщина из мотеля. — Бедняжка. Я сказала им дать тебе поспать.
У Энди внутри все оборвалось. Она опять заснула. И опять в общественном месте. Она посмотрела вниз. Косметичка все еще сжата между коленями. По столу растеклась слюна. Она взяла салфетку и стерла ее. Рот вытерла рукой. Все вокруг плыло как в тумане, мозг как будто раздавили в соковыжималке.
— Милая? — сказала женщина. — Наверное, тебе стоит пойти в свою комнату. Здесь становится многовато народу.
Когда Энди пришла, ресторан был пуст, но сейчас он действительно наполнялся.
— Извините, — сказала она.
— Все в порядке. — Женщина похлопала Энди по плечу. — Я попросила Дарлу отложить для тебя немного еды. Ты хочешь поесть здесь или возьмешь тарелку в номер?
Энди молча уставилась на нее.
— Возьми все в свою комнату, — сказала женщина. — Так ты сможешь сразу лечь в постель, когда перекусишь.
Энди кивнула. Она была благодарна, что кто-то говорит ей, что делать.
А потом она вспомнила про деньги.
Оборачиваясь, чтобы найти свою машину, она потянула шею. Голубой «Релайант» все еще стоял прямо перед въездом в мотель. Мог ли кто-то открыть багажник? На месте ли деньги?
— С твоей машиной все в порядке. — Женщина протянула ей пенопластовую коробку. — Держи свою еду. Твоя комната последняя на верхнем этаже. Не люблю селить девушек внизу. Старые калоши типа меня будут только рады, если к ним в дверь постучит незнакомец, а вот ты… — Она хрипло посмеялась. — Просто веди себя потише, и все будет хорошо.
Энди взяла коробку, по весу напоминавшую цементный блок. Косметичку она положила сверху. Когда она вставала, ноги у нее тряслись. В животе урчало. Она старалась не обращать внимания на людей, которые оборачивались, пока она шла обратно на парковку. Руки не слушались, когда она открывала багажник. Энди не могла решить, что взять с собой, и в итоге навьючила себя, как осла, повесив пляжную сумку на плечо, засунув спальный мешок под мышку, одной рукой вцепившись в ручку чемодана, а другой балансируя башней из коробки и косметички.
Энди добралась до лестницы и остановилась, чтобы перераспределить свою ношу. В плечах будто не было костей. То ли она настолько устала, то ли все мышцы разом онемели от десятичасового сидения в машине.
Она шла по узкому балкончику на втором этаже и вглядывалась в номера. Напротив некоторых дверей стояли сожженные японские наборы со шпажками, пустые пивные банки и жирные коробки от пиццы. Сильно пахло сигаретами. Это напомнило ей, как Лора перехватила сигарету у санитара рядом с больницей.
Энди тосковала по времени, когда больше всего ее беспокоило, что ее мать держит сигарету между указательным и большим пальцами, как наркоманка.
За ее спиной открылась дверь. Безликая рука выбросила пустую коробку из-под пиццы на бетонный пол. Дверь захлопнулась.
Энди попыталась унять свое сердце, которое чуть не взорвалось в груди, когда дверь открылась. Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Поправила спальный мешок под мышкой. Мысленно призвала своего отца и попробовала составить список того, что стоило перестать делать. Во-первых, перестать паниковать каждый раз, когда она слышит шум. Во-вторых, перестать засыпать в общественных местах. Проще сказать, чем сделать. В-третьих, нужно решить, что делать с деньгами. В-четвертых, найти библиотеку и прочитать новый выпуск Белль-Айл ревью. В-пятых, перестать вести себя странно, потому что, если полицейские сейчас пойдут по ее следу, она будет первой, кого вспомнят потенциальные свидетели.
Потом они узнают имя Даниэлы Купер, увидят номера машины, и тогда все.
Энди посмотрела вниз на дорогу. Напротив мотеля был бар. В окнах горели неоновые вывески. На парковке выстроилась куча грузовиков. Оттуда тихонько доносилось какое-то кантри. В этот момент ей так мучительно захотелось выпить, что тело чуть ли не само потянулось к бару, как растение тянется к солнцу.
Она поставила чемодан на пол и открыла ключом входную дверь. Подобные дешевые гостиницы Лора обычно бронировала во время путешествий, когда Энди была маленькая. Единственное окно выходило на парковку. Над головой тихо тарахтел кондиционер. Тут были две огромные кровати с сальными покрывалами и пластиковый столик с двумя стульями. Энди с облегчением водрузила коробку с едой на стол. В шкафу нашлось место для чемодана — она пихнула «Самсонайт» на самую верхнюю полку. Пляжную сумку, спальный мешок и косметичку кинула на кровать. Она опустила жалюзи и задернула потрепанные темные шторы. По крайней мере, попыталась. Шторы застопорились на карнизе сантиметров за пять до того, как кончилось окно. Свет по краям проникал внутрь.
На стене висел большой плоский телевизор. Провода свисали вниз, как лианы. По привычке Энди нашла пульт и нажала кнопку включения.
Си-эн-эн. Перед картой стоял ведущий прогноза погоды. Еще никогда Энди так не радовалась предупреждению об урагане.
Она выключила звук. Уселась за стол. Открыла пластиковую коробку.
Жареная курица, пюре, зеленая фасоль и кукурузная лепешка. Это все должно было показаться ей отвратительным, но ее желудок буквально возносил молитвы.
Приборов не было, но Энди уже привыкла к такому. Пюре она съела куриной ножкой, потом съела саму курицу, затем пальцами уплела всю зеленую фасоль, а кукурузную лепешку использовала в качестве губки для остатков куриной кожи и сока из-под фасоли. Только закрыв пустую пластиковую коробку, она осознала, насколько грязные у нее были руки. Последний раз она мыла их в душе своей комнаты. Самой чистой вещью, которой она с тех пор касалась, была, вероятно, полка на секретном складе Лоры.
Энди подняла глаза на телевизор. Как по заказу, вещание переключилось с урагана на ее мать. Видео из закусочной было остановлено на том моменте, когда ее мать поднимает руки, чтобы показать Джоне Хелсингеру количество патронов.
Как же странно она это делала — четыре пальца на левой руке, один на правой. Почему не поднять всего одну руку, чтобы показать пятью пальцами пять пуль?
Внезапно изображение переключилось на фотографию. Сердце Энди странно подпрыгнуло, когда она увидела Лору. Она была одета, как обычно по праздникам: черное платье и цветастый шелковый шарф. Энди встала перед телевизором на колени, чтобы рассмотреть все детали. Грудь Лоры с одной стороны была плоской. Волосы коротко подстрижены. За ней виднелась светящаяся звезда — верхушка новогодней елки. Рука на ее талии, должно быть, принадлежала Гордону, хотя он был вырезан из изображения. Фото скорее всего сделали на последней рождественской вечеринке в его офисе, которые Лора никогда не пропускала, даже когда они с Гордоном хотели убить друг друга. Она улыбалась в камеру с несколько настороженным выражением лица, которое Энди всегда определяла как Режим Жены Гордона.
Она включила звук.
«…невозможно, чтобы такое могло случиться. Эшли?»
Энди пропустила всю историю. Камера показала Эшли Банфилд. Она сказала: «Спасибо, Чандра. У нас свежие новости о стрельбе в округе Грин, Орегон».
Энди выключила звук. Села на край кровати. Лицо Эшли Банфилд делило экран с изображением старого полуразвалившегося дома, окруженного командой спецназа. Надпись на экране гласила: «Мужчина застрелил собственную мать и двоих детей, держит жену в заложниках и требует пива и пиццу».
Еще одна стрельба.
Энди пощелкала каналы. Она хотела снова увидеть фотографию Лоры или хотя бы кусочек руки Гордона. Эм-эс-эн-би-си. «Фокс». Местные новости. Все они показывали, как в реальном времени спецназ обезвреживает мужчину, который, застрелив почти всю свою семью, захотел пиццы.
Хорошо это было или плохо? Не то, что людей убили, а то, что об этом говорят по телевизору? Значило ли это, что они перестали интересоваться историей Лоры? Может, теперь они будут рассказывать про другую «машину для убийств»?
Энди мотнула головой, прежде чем задала себе очевидный вопрос: где история про тело Сэмюэла Годфри Беккета, обнаруженное в пляжном домике Лоры? Это стало бы большой новостью. Жертва была оглушена сковородкой — по всей вероятности, женщиной, которая за несколько часов до этого убила офицерского сына.
Но все же внизу экрана пробегали обычные заголовки: очередной сенатор уходит с поста — вероятно, в связи с сексуальным скандалом; очередной стрелок убит копами; процентные ставки ползут вверх, здравоохранение дорожает, рынок ценных бумаг падает.
Ничего про Капюшона.
Энди нахмурилась. Это было слишком странно. Неужели Лоре удалось не пустить полицию в дом? Как бы она это сделала? Сообщение Энди в 911 давало им законное право взломать дверь. Так почему же по всем новостям не кричали о том, что «машина для убийств снова в деле»? Даже после той стычки со спецназом в Орегоне последним изображением Лоры должна была стать фотография из участка или, того хуже, видео в наручниках по пути в тюрьму, но никак не кадр с рождественской вечеринки.
Мозг Энди был перегружен всеми этими «что» и «почему».
Она просто откинулась на кровать. Закрыла глаза. Когда открыла их снова, за занавеской уже стемнело. Она посмотрела на часы: девять тридцать вечера.
Надо было снова уснуть, но глаза не закрывались. Она уставилась на коричневые пятна на потолке, который по фактуре напоминал попкорн. Что прямо сейчас делает ее мать? Она дома? Или она разговаривает с Гордоном по тюремному телефону, а между ними — толстое пуленепробиваемое стекло? Энди опустила голову и посмотрела на телевизор. Все еще история со спецназом, через столько-то часов. У нее защипало ноздри. Постельное белье пахло так, будто на нем переночевал медведь. Энди понюхала свои подмышки.
Фу!
Этим медведем была она.
Она проверила замок на двери. Закрыла задвижку. Подперла ручку двери стулом. Все еще можно было разбить большое окно. Но если бы кому-то пришла в голову идея бить окна, чтобы пробраться внутрь, ей в любом случае были бы кранты. Энди стянула с себя джинсы, поло и нижнее белье. Ее лифчик выглядел отвратительно. Косточка натерла кожу под мышкой почти до крови. Она бросила его в раковину и включила холодную воду.
Местное мыло было размером с морской камешек и пахло, как подгнившие останки букета. Она забралась с ним под душ. Маскирующаяся за запахами мыла и шампуня маленькая ванная начала наполняться ароматами публичного дома. Во всяком случае, Энди думала, что в публичном доме пахнет как-то так.
Она выключила душ. Вытерлась местным полотенцем, которое на ощупь было, как тетрадный лист. Мыло развалилось у нее в руках, когда она пыталась отстирать лифчик от вони. Перед выходом из ванной она намазалась паршивым местным лосьоном. Потом вытерла руки полотенцем, чтобы избавиться от его остатков, и помыла руки, на которых остался ворс от полотенца.
Она разложила спальный мешок на кровати. Расстегнула его с одной стороны. Мешок, сшитый из плотной ткани, изнутри был набит каким-то мягким синтетическим материалом. Верхний слой — из водонепроницаемого нейлона. Фланелевая подкладка. Не та вещь, которая может понадобиться в Белль-Айл, так что, видимо, Лора взяла Айдахо не из воздуха.
Энди достала чемодан и сняла верхний ряд двадцаток. Десять в длину, три в высоту, значит, 2000$ умножить на… в общем, слишком много денег, чтобы спрятать их все в спальный мешок. Она выложила стопки в один ряд на дне мешка. Пригладила нейлон и застегнула молнию. Начала сворачивать мешок, но пачки денег сбились в кучу. Энди глубоко вдохнула. Снова развернула мешок. Растянула его посередине и распределила стопки по дну. Начала аккуратно закручивать мешок сверху, закрепила его липучками и выпрямилась, чтобы посмотреть на свою работу.
Он выглядел, как спальный мешок.
Энди прикинула вес. Тяжелее, чем спальный мешок, но не настолько, чтобы обратить на это внимание и подумать, что внутри может быть целое состояние.
Она снова повернулась к чемодану. Оставалась еще треть. Плохие ребята в кино всегда рано или поздно оказывались на вокзалах, где были ячейки, куда можно было легко спрятать деньги. Но Энди сомневалась, что во Флоренсе, Алабама, есть хоть один вокзал.
Лучше всего было их распределить. Что-то, наверное, имело смысл спрятать в машине. В запасной шине под багажником было свободное место. Так, если ей вдруг придется расстаться со спальным мешком, она сможет просто запрыгнуть в машину, и у нее будет еще немного наличных. По той же логике часть денег стоило держать в сумке. Вот только ее сумка осталась в ее комнатке.