Ошибка сказочника. Возвращение Бессмертного

– Я слышал, ты построила новую темницу, – ненавязчиво произнёс Велизарий, пощипывая кончик уса. – Говорят, что-то особенное. Даже волшебникам не выбраться.

– Возможно, – без выражения ответила Марья.

Велизарию не нужно было повторять или уточнять.

Он замолчал, поняв, что она всё решила.

– Велизарий, – тихо спросила она, подняв на него умные тёмные глаза, – а вдруг он прав?

– Мария, – печально ответил он, – всё, что он делает, это пытается сложить вину с себя на кого-то другого. Если бы он только этим и ограничился, можно было бы закрыть глаза. Но он готов разрушить целый мир, только лишь чтобы примириться с действительностью. А вы готовы, ваше величество? Готовы дать ему попробовать?

«Ваше величество»! Велизарию не нужно было напоминать, что теперь она отвечает не только за себя или даже семью.

– Я сообщу, как всё прошло, – сухо сказала Марья и отключила Окоём. Ей хотелось постоять на балконе, собраться с мыслями и с духом, может быть, поговорить с сестрой ещё раз. Но она осадила себя. Незачем вмешивать сюда Ольгу. Она царица, и ей нести ответственность за все последствия. Иначе не стоило и начинать.

Марья осторожно зашла в кабинет и тихо прикрыла дверь. Солнце уже опустилось за горизонт, и в комнате стоял глубокий полумрак. Она оставила Окоём на столе и подошла к кушетке.

Кощей ещё спал. Одинокий комар, залетевший с улицы, тихо зудел у него над ухом. Марья повела рукой, раздавив комара в воздухе и щелчком отправив в камин. Не хватало ещё, чтобы брат проснулся от этой твари!

Она отдавала себе отчёт, на что идёт. Если бы дело касалось кого угодно другого, если бы брат не был таким талантливым и сильным колдуном, она ограничилась бы обычным затвором. Да, он убил Метелицу и её мужа, оставив маленькую Снежку сиротой, но… Но можно же это как-то понять, наверное. Может, была ссора, может, сорвались друг на друга. Всякое могло быть.

Вот только Кощей не обычный вспыльчивый любовник-убийца. Из затвора он уйдёт играючи, даже без Лонгира. Из Зеркал – нет.

Марья понимала, на что обрекает брата. Зеркала окончательно сведут его с ума, даже если он сейчас и не совсем помешался. Но она просто не знала, как его ещё остановить.

Она опустилась на колени перед кушеткой и медленно-медленно, затаив дыхание, потянула кольцо с пальца брата. Можно было сначала обездвижить его, можно было снять перстень магией, но она боялась колдовать, пока Лонгир ещё у него. Одно неверное движение и он, даже спросонья, опередит её.

Кольцо плохо шло, оно, казалось, срослось с пальцем. Марья мучительно морщилась, пытаясь как можно осторожнее, по чуть-чуть, сдвигать перстень. Он застрял на суставе и дальше не шёл. Марья уже решилась было поколдовать, но бросив в очередной раз быстрый взгляд на лицо брата, похолодела и замерла.

Даже в густых сумерках было видно, что он не спит. Из полуприкрытых век он смотрел на её усилия ничего не выражающим взглядом и не двигался. Пока что.

Она резко встала и выбросила обе руки вперёд. Но кушетка уже была пуста, и она спиной ощутила движение сзади. Ей оставалось метнуться в сторону, уходя от ответного удара.

Она так и не поняла, почему ей это удалось. Скоростью мысли и реакции брат опережал её всегда, но то ли он ещё не проснулся до конца, то ли сказались его общая усталость и её неожиданное нападение.

Она успела уйти из-под удара. И, мгновенно развернувшись, перехватить его руки раскалённым жгутом, заставив взвыть от боли и потерять драгоценные доли секунды.

Пока Кощей пытался расколдовать раскалённый добела металлический шнур, охвативший его запястья, Марья успела снять с него перстень. Он поднял на неё взгляд и сделал движение, словно собираясь броситься.

От волнения и страха Марья не стала разбираться, чего он хотел. Она вскинула руки и швырнула его о стену так, что что-то со звоном упало и Кощей на секунду потерял сознание. Этой секунды ей хватило, чтобы обездвижить его и следующим взмахом перенести в центральный, самый надёжный сектор Зеркал.

Она рухнула на кушетку, закрыв глаза и тяжело дыша. В голове бушевал вихрь, сердце колотилось так, что отдавалось в рёбрах. Ей понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя, выровнять дыхание и снова подняться.

Марья положила на стол Лонгир брата и на ощупь стала искать, что упало, когда она бросила его на стену. Почему-то ей не хотелось зажигать свет, и, присев у стены, она несколько секунд шарила, пока пальцы не наткнулись на что-то тонкое, узорное и металлическое. Тускло блеснуло золото.

Марья подняла холодный ободок и в последних отблесках заката рассмотрела изящную золотую диадему с ажурной коронкой из двух перекрещённых М…

…Утром она показала её сестре. Рассказала, что произошло. И услышала в ответ, что эту диадему брат собирался подарить ей на именины накануне злополучной встречи с Метелицей.





Глава 2. Игра на троих




Утром выпал первый снег. Алиса лежала и смотрела, как крупные белые хлопья врезались в окно и медленно сползали по стеклу, оставляя влажные следы. Снег ложился на землю и быстро таял, но налетали новые хлопья и держались, пока не опускались следующие. Через час после начала снегопада всё было покрыто праздничным белым пухом, и даже в её комнате было светло от снега за окном.

Врачи уехали, выписав лекарства и рекомендации, но ничего больше не добившись. Приезжал Шмидт – испуганный, побледневший, – но тоже не смог уговорить её. Она умоляюще смотрела на Бессмертного и твердила, что ей уже лучше, что всё хорошо, и только надо немного полежать, и она снова встанет. А в больнице уже может и не встать, даже если и захочет.

Бессмертный пожимал плечами и ни на чём не настаивал. Он велел Лизе сменить забрызганную кровью постель, принести чай с лимоном и вышел отпустить врачей. Шмидт присел на кровать, молчал, сопел, бросал исподлобья хмурые взгляды.

Она тоже молчала. И потому что страшно устала за эту бессонную ночь с кровавым кашлем, хрипами и болями в груди, прошедшими только сейчас, к утру. И потому что не знала, о чём говорить. Не знала, с чего начать.

То, что она видела на груди Бессмертного перед тем, как отключиться… Она вспомнила сразу, как пришла в себя. Бессмертный был уже в рубашке и бархатной вишнёвой тужурке, и даже ненароком подсмотреть и проверить, точно ли то она видела, что думала, было уже нельзя. И это беспокоило её едва ли не больше ночного приступа.

– Давно ты его знаешь? – спросила Алиса, отпивая маленькими глотками горячий крепкий чай.

Шмидт вздрогнул.

– А зачем тебе?


– Ты обещал мне всё рассказать, – напомнила она. – Месяц уже прошёл. Долго будешь мне голову морочить?

– Алиса! – Шмидт укоризненно посмотрел на неё и тяжело вздохнул. – Ладно. Ты права. Спрашивай.

– Кто он такой?

– Он… – Шмидт встал с кровати, подошёл к окну, выглянул наружу и повернулся к выжидательно смотревшей на него Алисе. – Он странный тип. Если честно, я сам ещё до конца не разобрался.

– В чём? В чём ты тут разбираешься?

– Алиса, помнишь, – Шмидт прислонился к подоконнику, скрестил на груди руки, – помнишь, ты работала на каком-то шоу с экстрасенсами? Колдунов всяких искала, ведьм…

– Ну?

– Вот скажи мне, у тебя там чистая клоунада была? Или хоть кто-то хоть чем-то да выделялся?

– Ты смеёшься? – недоверчиво прищурилась Алиса, брякнув чашкой о блюдце и ставя на тумбочку. – На фига ты вспомнил эту клюкву для бабулек в климаксе?

– Ну, это ладно, – задумчиво пробормотал Шмидт. – Это всё для съёмок, это понятно. А вот до съёмок? Пока искала, пока готовились. Ни разу тебе не попадался кто-нибудь интересный? Хоть гипнотизёр какой завалящий?

– Гипнотизёров полно. Но это… – Алиса осеклась, сердито посмотрела на отца. – Ты к чему вообще ведёшь? Только не намекай мне, что он из этих… из кашпировских…

Она не могла отрицать, что эта мысль мелькала у неё в голове. Ничего более убедительного она придумать не могла, да и намёки отца, казалось, располагали к этому. Но как же было бы досадно, если бы всё оказалось таким примитивным.

– Нет, Лис, – запротестовал Шмидт. – Ну конечно же, нет.

– Тогда что я тут делаю? Что ты тут делаешь?

Алиса с раздражением смотрела на отца. Шмидт ответил задумчивым взглядом.

– Лис, если мы продолжим разговор, мне придётся сообщить тебе то, в чём я сам до сих пор не уверен. Переваривать эту информацию – сомнительное удовольствие, уж поверь мне. Отдохни хотя бы сегодня. А потом, если не передумаешь…

– Папа!

– Алиса, нет! – Шмидт отлепился от подоконника, строго посмотрел на дочь. – Я скажу тебе, что ты хочешь, но не сегодня. Давай хотя бы завтра.

Алиса сердито смотрела на отца и понимала, что тот опять чего-то хитрит. Зачем-то ему нужно было отложить этот разговор на завтра, и к заботе о её спокойствии это не имело никакого отношения. Он знает, что она будет теряться в догадках, нервничать и злиться, и всё равно ничего не скажет. И его не переубедить, это уже понятно.

– Ладно, – недовольно проворчала она, смирившись. – Но хотя бы одно ты мне можешь сказать? Прямо сейчас?

– Чего?

– Ты видел у Бессмертного татуировку на груди?

– Татуировку? – озадаченно нахмурился Шмидт. – Какую ещё татуировку?

– Ну, вот, – Алиса повертела рукой перед глазами, вспоминая, – вот с ладонь, примерно. – Такой круг, – она изобразила руками, – а в нём символ. То ли корона, то ли зубья… Так, знаешь, словно две заглавные M пересекаются. Не видел?

– Нет, – осторожно произнёс Шмидт. – А ты-то когда её видела?

– Серьёзно?! – несмотря на всё происходящее, Алису это позабавило. – Вот прям это тебя сейчас интересует?

– Да ну тебя, – недовольно буркнул Шмидт. – Уж и спросить нельзя. С чего тебя вообще она заинтересовала?

– Да так, – Алиса небрежно махнула рукой. – Интересно, – она опять задумалась, вспоминая. – Это, кажется, даже не татуировка. А… – она пощёлкала пальцами, пытаясь подобрать слово, – а… а, знаешь, словно… словно клеймо какое-то. Дико звучит, да?

Она подняла на отца смятённый взгляд. Ей казалось, сейчас он её высмеет, но Шмидт слушал внимательно.

Он подошёл к ней, вытащил блокнот с ручкой.

– А можешь нарисовать? – попросил он.

– М-м, – озабоченно протянула Алиса. Рисовать она никогда не умела, и Шмидт это знал. – Ну, давай, попробую.

Она начертила несколько схематичных линий, старательно обвела их неумелым кругом и протянула отцу:

– Как-то так.

Погодите-ка, звякнуло в голове у Шмидта. Да ведь он же видел этот знак! Когда Савостьянов стрелял в Бессмертного, и тот расстегнул рубашку, осматривая рану, на груди у него как раз было что-то подобное. Тогда ему было не до того, были открытия поважнее. Но сейчас…

– Если хочешь точно знать, на что он похож, дойди до дуба – там такой же, – пояснила Алиса, ткнув пальцем в рисунок.

– Какого дуба?

– Ну тут, у Бессмертного, на краю растёт. Не видел? Здоровый такой, старый…