Осеннее преступление

— Вон! Вон там дорога! — Агнес подалась к лобовому стеклу, чтобы лучше видеть. Анна осторожно ввела машину в крутой поворот, но все равно угодила колесом в выбоину, отчего в салоне громыхнуло. Они попали на узкий волок — двухколесная колея, посредине зеленая полоска травы, такой высокой, что она время от времени скребла по днищу машины.

— Стоп! — взвыла Агнес, но Анна уже заметила перегородивший дорогу шлагбаум из толстой оцинкованной стали, с желтой предупреждающей табличкой посредине. Текста когда-то было больше, но непогода и ветер стерли все, кроме двух больших слов посредине.

ОПАСНЫЙ УЧАСТОК!

Они несколько минут посидели в машине, пережидая дождь. Агнес отложила телефон, Мило смирно сидел у нее на коленях. Просека за шлагбаумом, метров через двадцать, переходила в густой ельник, который, казалось, поглощал и свет, и узкий волок.

Мило заворчал, уперся лапами в приборную доску и прижался носом к лобовому стеклу, словно что-то заметил. Грохот дождя ослабевал и наконец совсем прекратился.

— Ну, пойдем? — спросила Анна. Агнес в ответ сосредоточенно кивнула.

Дорога за шлагбаумом шла немного под уклон; метров через двести они оказались в густом высоком ельнике. Пахло здесь иначе, чем в лиственном лесу. Мрачный дух гниения в сочетании с тусклым светом производил гнетущее впечатление.

Примерно через километр лес расступился, открыв полузаросшую разворотную площадку. Землю здесь густо засыпали щебенкой — видимо, чтобы не дать лесу поглотить расчищенное место полностью. Поодаль, за деревьями, угадывалось водное зеркало, но берег почти весь зарос, и получить общее представление о нем было трудно. Там и сям между травой, корнями и упавшими ветками собирались дождевые лужи, по которым бегали водомерки. Пока Агнес фотографировала их, Анна размышляла.

Она знала, что плато, на котором устроили лагерь пятеро друзей, располагалось слева и выше самой каменоломни. После недолгих поисков Анна нашла старую тропинку. Она позвала Агнес и Мило, несколько минут они сражались с колючими кустами, порослью и все более крутым подъемом и наконец вышли на плато в левой части каменоломни. Должно быть, именно здесь и стояли палатки. Перед Анной открылся красивый и хорошо знакомый вид. Лиственные деревья на берегу были выше, а трава гуще, чем на фреске, но черная вода и острые скалы не позволяли ошибиться. Анну поразило, каким тонким художником был, должно быть, Карл-Ю. Не только потому, что он схватил все детали и сумел передать поразительные оптические фокусы водной поверхности. Он воссоздал настроение, повисшее над озерцом. Печаль, которую подчеркивали оранжевые листья и черная вода. Кажется, Агнес тоже уловила ее.

Они молча постояли у края плато, глядя на воду. Анне представлялись очертания тела прямо под темной поверхностью. В душу закралось новое чувство — Анна не понимала, откуда оно взялось. Как будто там, наверху, произошел не просто несчастный случай. Там было еще что-то трагическое и в то же время отвратительное, о чем умалчивали семь пожелтевших документов из старой архивной папки.



Когда они вернулись в Табор, их ждал какой-то фургон. Задние дверцы были открыты, из грузового отделения спускался небольшой пандус. Разговорчивый продавец из велосипедного магазина с величайшим тщанием выводил из машины “веспу” Агнес, но остановился, когда Мило залаял на него.

— Вот и вы, — сказал продавец, когда они подошли. — Я уж начал думать, не случилось ли чего. Мы же на сегодня договаривались с доставкой? Во всяком случае, у меня в ежедневнике так записано.

Он достал из кармана комбинезона пакетик снюса и сунул под верхнюю губу, кончиком языка пристроил на место.

— Извините, это я виновата, — сказала Анна. — Я вообще забыла, что вы сегодня приедете. Огромное спасибо, что привезли в субботу. Хотите кофе?

— Вот спасибо!

Анна включила кофеварку, а Двухколесный Йоран тем временем показывал Агнес, как тронуть “веспу” с места, как остановить, какие кнопки для чего. Когда кофе был готов, они уже управились. Агнес надела шлем и покатила по гравийной дорожке, Мило помчался следом, а Анна позвала говорливого продавца на кухню.

— Вот, значит, тут как? — Он с любопытством огляделся. — Никогда не бывал в Таборе. Видел только со стороны, да и то лет двадцать пять-тридцать назад. Я заметил — горушку убрали.

Анна наморщила лоб, пытаясь сообразить, что он имеет в виду. Безуспешно.

— Карл-Юхан устроил в торце горушку, — пояснил продавец. — Синюю, жестяную. — Он сделал скользящее движение рукой, и Анна, еще немного подумав, сообразила, что он имеет в виду детскую горку.

— Все думали — это он для мальчишки, но Карл-Юхан сам по ней съезжал. Говорил: “Скучно спускаться по лестнице”. Карл-Юхан смотрел на мир по-своему.

Продавец усмехнулся и продолжил рассматривать кухню.

— Как он вообще сюда попал? — спросила Анна, наливая ему кофе. Сочетание “наливать кофе и задавать вопросы” не подвело.

— Карл-Юхан познакомился с Элисабет, когда она училась в Лунде. — Продавец подался вперед и понизил голос. — Элисабет вскоре забеременела, так что со свадьбой пришлось поторапливаться. А там и старый Видье отбросил коньки. Кое-кто говорил, что его из-за потрясения удар хватил. — Двухколесный Йоран ухмыльнулся, и из-под губы выглянул табак.

— Элисабет бросила университет и вернулась домой, в Энглабергу, чтобы помогать матери с усадьбой. Карл-Юхан приехал с ней и водворился здесь. Дело было в семидесятые — зеленая волна, все такое. Сколько же горожан тогда вбило себе в головы, что они должны изменить свою жизнь и заделаться фермерами. За несколько недель научиться тому, чему учатся поколениями.

Он снова усмехнулся, незаметно выбросил табачную жвачку и отхлебнул кофе.

— Значит, из Карла-Юхана фермер был так себе?

— Да уж. Идей море, и одна глупее другой. То пытался выращивать виноград. То держал лам в загоне за домом. Представляете? Ламы. В Сконе. Да нафига они ему? Соревнования по плевкам устраивать?

От собственной шутки продавец поперхнулся кофе.

— Вообще-то удивительно, что Элисабет так долго разрешала ему развлекаться, — сказал он, прокашлявшись. — Через несколько лет банк пригрозил забрать Энглабергу. Так что Элисабет устроила в Таборе ателье для Карла-Юхана и дала ему возможность снова начать рисовать. Неглупо, и не только потому, что картины теперь стоят целое состояние. Еще и потому, что сегодня Элисабет Видье, спасибо Клейну, одна из самых крупных землевладелиц здесь, на гряде. Клейн так заботился об Энглаберге все эти годы, как будто это место — его собственное.

Йоран, похоже, закончил рассказ. Чтобы побудить его продолжать, Анна достала печенье.

— А вам самому каким казался Карл-Юхан? — спросила она, когда гость проглотил первое печенье с малиновым джемом.

— Ну, я время от времени натыкался на него. Так, болтали о том о сем, не больше. Он редко спускался с холмов. Общался в основном с Элисабет и Клейном. Особенно после того, как парень, ну, вы понимаете… — Потянувшись за очередным печеньем, он скорчил печальную рожу. — Жуткая история, для всех, кто в ней оказался замешан. — Он замолчал, откусил печенье.

Анна вызвала в памяти пятерых друзей с групповой фотографии. Радостные вопли в камеру. Друзья навеки. А потом — чувство, которое она испытала совсем недавно, на каменоломне.

— Симон был хороший парень, — продолжал продавец. — Пел и играл в церкви на похоронах моей матери. Даже мне пришлось носовой платок достать. — Он снова улыбнулся, на этот раз Анна испытала к нему больше симпатии. — Я помогал ему доставать яичные лотки. У меня шурин работает на птицефабрике. Можно еще?

Анна налила ему еще чашку “смазочного материала”, одновременно ввернув вопрос, который заставил бы Йорана продолжать.

— Яичные лотки?


Йоран кивнул.

— Для шумоизоляции. Симон устроил в Энглаберге музыкальный зал на втором этаже гаража. Ну, или студию. Я притащил туда двести яичных лотков всего за пару месяцев до несчастья. Там все очень здорово было устроено — магнитофон, микрофоны и всякие штуки, на которые он накопил. Тысячи крон пошли коту под хвост.

— В каком смысле?

— Все сгорело в пожаре.

Анна подняла бровь.

— Гараж в Энглаберге сгорел дотла, — пояснил Йоран. — На следующую же ночь после того, как Симон убился. Парень наподключал усилителей и еще кучу всего, вот электросеть и не выдержала. Во всяком случае, так сказал начальник пожарной команды. — Йоран еле заметно покачал головой, но Анна наметанным глазом заметила это почти неуловимое движение.

— Но вы так не думаете?

Она, похоже, застала Йорана врасплох, словно прочитав его мысли, хотя на самом деле просто правильно интерпретировала его жесты.

— Да черт его знает, — проворчал Йоран и забросил в себя печенье. — Но кое-кто говорит, что пожар устроили, чтобы заткнуть рот Элисабет.

Любопытно. Информация была совершенно новой и, вероятно, важной, но Анна давно научилась скрывать свой интерес от собеседника.

— А многие сомневались в выводах полицейского расследования? Что гибель Симона — несчастный случай?

Продавец пожал плечами.

— Ну, большинство вообще воздерживалось от суждений. Почти каждый знает лично кого-то, кто имел отношение к тому случаю. Алекс, Бруно и Мари так и живут здесь, а Хенри Морелль и Бенгт Андерсон — все еще большие люди.

— Но вы их не боитесь?

— Я, наверное, слишком глуп, чтобы бояться. — Продавец снова широко улыбнулся. — Или же уверен, что мне ничего не грозит, потому что мой бизнес привлекает сюда людей со всего севера Сконе. Содействую, так сказать, тому, чтобы Неданос появился на карте. А уж Бенгт Андерсон так печется о доброй славе нашей коммуны. Прямо зациклился, если хотите знать мое мнение.



Анна еще постояла на лестнице, глядя, как фургон исчезает в лесу. Одновременно она пыталась соединить новые элементы головоломки с теми, что у нее уже имелись. Хенри Морелль никогда не упоминал ни о каком сгоревшем в Энглаберге гараже, хотя пожар, кажется, имел самое прямое отношение к смерти Симона. Почему он умолчал о пожаре? И почему то событие все еще тревожит местных жителей? Ведь двадцать семь лет прошло. И, может быть, еще более важный вопрос: почему ее саму все это так интересует? Сначала Анна видела в истории Симона способ сблизиться с Агнес, чтобы вместе разобраться в удивительной фреске и ее истории. Но хотя теперь она знала всю историю и к тому же у нее имелись собственные проблемы, Анна не могла удержаться и не раскапывать этот случай дальше. Фреска и визит на каменоломню задели в ней какую-то струну. Эта история будоражила воображение, хотя Анна не смогла бы толком объяснить, чем и почему.





Глава 22

28 августа 1990 года




Алекс спустился к разворотному кругу. Пьяный и под кайфом, он споткнулся уже в самом низу склона и растянулся во весь рост. От острой боли в колене перехватило дыхание. Он быстро поднялся, счистил грязь и осторожно попробовал согнуть и разогнуть колено. Боль понемногу проходила. Он выдохнул и оглянулся через плечо: не видел ли кто-нибудь его позора. Этим вечером все шло вкривь и вкось. И он не понимал почему. Карина разглагольствовала, что уедет без него. Бруно в основном топтался на одном месте, Мари напилась до рвоты. А все этот чертов Джо и его красотка-сестра, на которую он, Алекс, по какой-то непостижимой причине не произвел ни малейшего впечатления. И Симон, который вдруг стал, мать его так, героем вечера. Алекс, хромая, зашел за деревья и наощупь расстегнул штаны.

На него накатило воспоминание: вечер, когда они праздновали окончание гимназии. Алекс тогда вдруг непонятно с чего безутешно рыдал, запершись в туалете, чтобы никто ничего не заметил. Тогда, летом, он решил, что перепил шампанского и по пьяни расчувствовался. Но с тех пор подобное случалось дважды, и сегодня вечером это чувство снова вернулось, вдвое сильнее. Чувство, что все вот-вот выскользнет у него из рук. Веки обожгло: слезы. Дальше, он уже знал, он начнет шмыгать носом, еще потом задыхаться от всхлипов. Нельзя этого допустить. Только не сегодня.

Он помочился высокой дугой в кусты, крепко зажмурившись. Это странным образом помогло.

Он Алекс Морелль, звезда спорта и будущий олимпийский призер, и никто его не растопчет. Ни сраный Джо со своей змеиной улыбочкой и липкими руками, ни его стерва-сестра, которая не знает, как выбирают победителей. Вообще никто. Джо откатил свой мотоцикл с “пляжа” и поставил его рядом с велосипедом Симона. Алекс ненадолго прервался, сделал пару шагов и направил внушительную струю сначала на бак, а потом на руль черного мотоцикла.

“Ну ты у меня получишь, говнюк”, — удовлетворенно подумал Алекс; последние капли он направил на велосипед Симона.

Вдруг с плато послышались возбужденные голоса. Алекс засунул член в штаны, застегнулся. Голоса становились все громче. Кто-то выкрикнул его имя. Алекс захромал вверх по тропинке, сжимая кулаки. С каждым шагом только что испытанное им бессилие уходило. Шаг за шагом, сантиметр за сантиметром, и вот уже осталась только раскаленная добела ярость.





Глава 23

Осень 2017 года




“Пассат” Просто-Лассе въехал на площадку ровно в три — настолько ровно, что Анна заподозрила, что он ждал нужного времени где-нибудь за поворотом. Эрик выпрыгнул из машины и галантно распахнул заднюю дверцу перед Агнес. Анна устроилась на переднем сиденье.

Просто-Лассе не утратил своей обычной привлекательности. Приятный внешний вид, хорошая работа и сын, который явно нашел общий язык с Агнес. И все же через некоторое время Анна обнаружила, что думает об Александере Морелле и о том, что рассказал Двухколесный Йоран. Перед глазами снова встала групповая фотография. Симон Видье, Алекс Морелль, Мари Андерсон, Бруно Сорди и эта Карина Педерсен, белокурая и излишне миленькая подружка Алекса, на которой он не женился. Почему, интересно? Анна даже немного обрадовалась, что было, мягко говоря, странно. Карина Педерсен — единственная из четверки друзей, с кем Анна еще не познакомилась лично. Ну и неважно. Она же не расследование ведет.

Ну конечно, усмехнулся — довольно иронично — Хокан ей в ухо. Его мы тоже повесим на Деда Мороза?

Анна не стала отвечать. Отчасти потому, что Хокан был прав, отчасти потому, что он только пустился бы разглагольствовать в ответ. Но в основном потому, что Хокан умер.