Осень цвета кофе

Женщина отошла к стенке, открыла какой-то шкафчик, потом подошла к столу и протянула Любаве свой паспорт:

– Вот.

– Спасибо, – поблагодарила Залеская.

Самбурская села на второй стул и спросила:

– Вы уверены, что мой брат убит?

– Увы, да, если это ваш брат. – Она положила перед хозяйкой дома фотографию.

Та глянула и тотчас зажмурилась.

– О господи, – вырвалось у неё невольно. – Как его убили?

– Отравили.

– Кто это сделал? – спросила Самбурская полминуты спустя.

– Мы этого пока не знаем, – ответила Любава, – но надеемся узнать, в том числе и с вашей помощью.

– Но я-то чем могу вам помочь?! – воскликнула Самбурская, вскинув руки.

– Для начала, Клара Аркадьевна, расскажите мне, какие отношения связывали вас с братом.

– Как то есть какие? Родственные, разумеется, – с толикой удивления ответила Самбурская.

– Это я понимаю, – кивнула Любава. – Я хотела спросить, ладили ли вы с братом?

– Конечно, ладили, – повела плечами Клара Аркадьевна. – Нам нечего было делить, – добавила она, поджав губы.

– Иной раз людям и делить нечего, – как бы вскользь проговорила Любава, – а они всё равно не ладят. Видно, не лежит у них душа друг к другу.

– Если вы хотите спросить, не ссорились ли мы с братом, – усмехнулась Самбурская, – то спешу вас разочаровать: нет, не ссорились.

– Но почему же разочаровать, – дружелюбно проговорила Залеская, – наоборот, вы меня успокоили.

– Разве что, – неопределённо обронила женщина, посмотрев на Залескую, и добавила с болью в голосе: – Если хотите знать правду, то это для меня большой удар.

Любава сочувственно кивнула и спросила:

– Значит, вы дружили с братом?

– Да, конечно.

Любаве показалось, что наглухо захлопнутые створки наконец приоткрылись, и она поспешила закрепить успех:

– Вы часто встречались с ним?

– Изредка мы с ним выбирались в кафе-мороженое. – Задумавшись, Клара Аркадьевна незаметно для себя улыбнулась. – Как в детстве, – но тотчас затрясла головой, как бы отгоняя от себя воспоминания о светлых днях. – Чаще всего брат приезжал с семьёй на дачу, которая досталась мне от отца, – проговорила она уже без прежней теплоты в голосе, так тронувшей Любаву.

– А что досталось вашему брату? – как бы вскользь поинтересовалась Залеская.

– Разве это важно? – каким-то натянутым голосом спросила Самбурская.

– Вообще-то нет, – сделала вид, что смутилась, Любава, – но сами понимаете, – как бы оправдываясь, проговорила она, – женское любопытство.

Сестра поджала губы:

– Брату он оставил квартиру и автомобиль. Но я не могу обижаться на отца.

– Вот как? – Любава постаралась скрыть удивление.

– Понимаете, я ему не родная дочь, – с заметной грустью в голосе проговорила женщина.

– Ну, тогда всё понятно, – отозвалась Любава, хотя лично ей и не показалось решение отца Костюкова при распределении наследства столь уж справедливым. – А можно посмотреть на вашу дачу? – спросила она.

– Вы хотите поехать к нам на дачу? – удивилась Клара Аркадьевна.

– Ну что вы! – замахала руками Любава. – Я просто хотела посмотреть фотографии с вашей дачи, если они, конечно, есть.

– Естественно, есть, – заверила её Самбурская и, встав со стула, снова направилась к стенке.

Порывшись в каком-то ящике, она извлекла из него альбом и положила на стол перед оперативником.


– Здесь фотографии с последнего пикника.

– Как интересно! – с преувеличенным энтузиазмом проговорила Любава, открывая альбом.

На фотографиях царило лето во всей его красе. Изображения были настолько сочными, а люди, изображённые на них, получились такими живыми, что Залеской на какое-то мгновение показалось, что она там, среди них, на даче Самбурской.

Любава, даже не отдавая себе отчета, поискала саму себя среди присутствующих там. Но наваждение растаяло так же быстро, как и захватило её. Толчком к отрезвлению было скорее то, что она узнала на одной из фотографий жертву.

Вадим Аркадьевич Костюков выглядел на фотографии таким беззаботным и счастливым, что у Любавы сжалось сердце. Вроде бы уже давно должна была привыкнуть, так нет же, предательская игла жалости нет-нет да вонзится в самое сердце.

– Это ваш брат? – тихо спросила она у хозяйки дома.

И та молча кивнула в ответ и отвернулась. Залеская успела заметить, что в глазах женщины блеснули слёзы.

«Должно быть, она и в самом деле была привязана к брату, – подумала Любава. – Чтобы так притворяться, нужно иметь большой артистический талант».

А за короткое время знакомства с Кларой Аркадьевной Залеская успела заметить, что большая часть эмоций у Самбурской на лице написана.

Дав женщине прийти в себя, Любава спросила:

– А кто это рядом с Вадимом Аркадьевичем?

– Так это жена его, Анна.

– Она старше вашего брата?

– Нет, с чего вы это взяли? – удивилась Клара Аркадьевна.

– По внешнему виду мне так показалось, – честно призналась оперативница.

– Нет, просто у Ани больное сердце, – пояснила Самбурская.

– А это их сын? – увидев на другой фотографии симпатичного мальчугана, спросила Залеская.

– Да, – спокойно кивнула Клара Аркадьевна.

– Он ведь им не родной? – была вынуждена задать неудобный вопрос старший лейтенант.

Самбурская почти до крови прикусила нижнюю губу и проговорила сердито:

– Уже успели наболтать?

Любава не стала отрицать.

– Но это ничего не значит, – поспешила заверить её сестра Костюкова. – Вадим любит… любил, – запнулась она, – Артура, как родного. Он даже хотел его усыновить! – горячо произнесла она в защиту брата.

– Почему же не усыновил?

– Родители Анны были против, – уныло проговорила Клара Аркадьевна.

– Почему же? – искренне удивилась Любава.

– Не знаю, как вам объяснить. Я со своей стороны считаю это старческим эгоизмом. Хотя, может, у них своя правда. Понимаете, мать Артура – это старшая сестра Анны, то есть тоже их дочь. И они не захотели, чтобы мальчик забыл своих настоящих родителей.

– Да, здесь трудно решить, кто прав, – согласилась Залеская.

– По мне, так главное, чтобы ребёнок не страдал! – вырвалось у Самбурской. – Каково ему выносить эту двойственность?!

«Может, он и не страдает вовсе», – подумала про себя Любава, но вслух ничего говорить не стала.

Она ещё некоторое время рассматривала красивые счастливые лица загорелых людей, отдыхающих на природе, жарящих шашлыки, пьющих чай из настоящего самовара, который надобно было по старинке раскочегаривать сапогом.

«Не хватает людям в обыденной жизни трудностей», – с лёгкой иронией отметила про себя Залеская.

Заметив на столе клубнику, она спросила:

– А в каком месяце сделаны эти снимки?

– В конце августа, – ответила Клара Аркадьевна.

«Значит, клубника ремонтантная», – решила Любава.

Сама она любила ту, что созревала на грядках в конце июня – начале июля.