Орден Сумрачной Вуали

– Оришейва умеет открывать паучий путь, что ты уже видела. Медведь уйру может говорить на языке деревьев и трав. Альбатрос эндольф – без всяких артефактов ненадолго вселяться в материальные объекты, а также выталкивать из них других рёххов. Люди тоже попадают под категорию «объектов», кстати.

Разморенная предыдущими предложениями, я как-то даже сразу не осознала всю важность последней фразы. А осознав, вскочила на ноги.

– Повтори! – потребовала я.

Тилвас повторил.

– Но ведь это значит, что нам нужен альбатрос! – ахнула я. – Но… как заставить его, могущественного и пофигистичного, помочь нам? Я так понимаю, морским рёххам абсолютно плевать на тот факт, что они упустили горфуса. И на всю наземную жизнь вообще.

– Ага. Зато им не плевать друг на друга, – подмигнул Талвани.

Я вскинула брови, ожидая продолжения.

– Из документов Ордена я узнал, что один из тех младших рёххов, что пропал за прошедшие два года, был из морских духов, – объяснил Талвани. – И вот это их наверняка заденет. Я уверен, морские рёххи и эндольф будут крайне возмущены, если узнают, что горфус взял в плен их маленького друга, живущего в человеке. И вот тут уже и его побег тоже покажется им достаточно мерзким деянием – всё в копилочку претензий! Именно поэтому я сейчас пришел на побережье в облике лиса. Нас ждут переговоры, Джеремия.

Морда пэйярту растянулась в довольной ухмылке. Я призадумалась.

– Но почему ты не предложил этот вариант – переговоры – сразу?

– Во-первых, тогда я был ferkhen, а с «тюрьмой» они бы не стали говорить. К тому же, прах его знает, этого эндольфа – вдруг бы он вырвал меня из меня, считая это справедливостью, и я-Тилвас бы умер? Альбатрос ведь неподражаемый. А во-вторых… Даже сейчас я не уверен, что морские согласятся помочь. Они все-таки жутко ленивые, у них все силы уходят на противостояние рамбловцам, загрязняющим океан. В общем, я до сих пор не уверен, что им захочется во что-то впрягаться. И поэтому не хотел тешить вас ложной надеждой.

Пэйярту поднялся, с удовольствием потянулся и неспешной серебристой трусцой отправился к побережью.

– Я бы хотела остаться и посмотреть, – призналась ему в спину я.

– Без проблем. Но я позову не эндольфа, а деллифо, рёхха помладше. И я не могу гарантировать, что он покажется тебе. Он не очень-то любит смертных, в отличие от модника-павлина.

– А приказать ему ты не сможешь, раз он помладше, как делал это с другими рёххами?

Лис повернулся, забавно встопорщил усы.

– Джеремия, – пропел он. – Тебе не кажется, что «приказы» и «дружеские переговоры» – это слова из разных опер? Через деллифо нам надо убедить всех морских рёххов, что мы – душечки, в отличие от горфуса. Это явно другая тактика, госпожа Барк!

Я примирительно подняла ладони: он был прав. Затем вслед за лисом подошла к кромке воды.





40

Credo




Summum nec metuas diem, nec optes.

«Не страшись последнего дня, но и не призывай его».





Блестящая лунная дорожка рябила под северным ветром, а запах соли оказался таким сильным, что я буквально чувствовала ее на языке.

Пэйярту сел на песок, низко опустив морду к груди. Прошло некоторое время, и вдруг на его шерстке проступили узоры – круги и спирали, геометрические формы и волны – все светящихся красных цветов. От них во все стороны потянулись призрачные ленты, которые слабо колыхались, разворачиваясь все дальше и дальше, так, что теперь лис казался каким-то осьминогом, у которого вместо щупалец – магия.

Одна из таких «лент» дотянулась до воды и хлестнула по ней на манер хлыста. Пэйярту проговорил что-то на рёххенлинге. Потом еще раз, соответственно новому удару ленты. В море зажегся далекий огонь.

Пэйярту продолжал говорить, его голос понизился, став таким же далеким и рокочущим, как гроза, собирающаяся далеко за горизонтом. Свет в воде мерцал все ближе и выше, и наконец из моря вынырнуло сияющее голубовато-белым существо, похожее на дельфина. Оно зависло в метре над водой, левитируя так спокойно и уверенно, будто это вовсе не было невозможным.

Деллифо.

Очередной характерный рёхх в мою коллекцию. Хоть мемуары пиши теперь.

Пэйярту коротко тявкнул, и все его магические ленты исчезли. В ночи остались только два удивительных существа: вполне материальный белый лис и призрачный синий дельфин, настороженно замершие друг напротив друга. Вокруг каждого из них пульсировала аура света. Издалека, наверное, казалось, будто на пляже зажглись два городских фонаря.

– Пэйярту, – ровным тоном сказал дельфин. – Далеко ты забрался от своих кедровых рощ. Небезопасно.

– Деллифо, – с той же интонацией отозвался лис. – Люблю путешествовать. Как сам?

И они перешли на рёххенлинг, исключив меня из беседы. Переговоры шли долго. По интонациям было понятно, как старательно лис убеждает морского рёхха, как тот гневается – сначала на нас, потом на горфуса. Как они обговаривают детали. Как пэйярту снова убеждает, а деллифо – выдвигает какие-то условия. Как пэйярту ошеломленно и возмущенно шевелит ушами, но потом соглашается. Как деллифо кивает и наконец исчезает в морской глубине…


– Ну что? – спросила я, когда мы снова остались одни.

Белый Лис задумчиво и раздраженно подвигал носом. Потом он вдруг резко крутанулся вокруг своей оси, и еще раз, и еще – будто решил погоняться за собственным хвостом – и вдруг весь засиял крохотными искрами, растущими вверх, как столб. Мне даже послышалась музыка: далекий звон колокольчиков. Когда искры осыпались с приятным звоном, передо мной стоял Тилвас Талвани. Человек.

– Недурно, – сказала я.

– Красиво? – подмигнул он.

– Я же сказала: недурно. Не набивайся на комплименты, Талвани. Так что насчет морских?

Тилвас закатил глаза, демонстрируя свое отношение к моей осточертевшей ему суровости. Потом вздохнул и зачесал растрепавшиеся волосы назад ото лба.

– Морские рёххи помогут, но у них есть кое-какие условия.

Когда он рассказал мне конкретику, я помрачнела. Сердце обдало холодом, как будто пэйярту снова решил взять у меня немного сил – контрабандой. Мне захотелось залить море керосином и поджечь его к праховой бабушке.

Но я была апологетом спокойствия, а потому вслух произнесла только:

– У них достаточно много условий, надо признать.

Аристократ стрельнул в меня быстрым внимательным взглядом. Бок о бок, молча, мы побрели обратно к нашей ночной стоянке. У последней скалы перед лагерем Тилвас остановил меня, взяв за руку.

– Давай просто не скажем Мокки и Галасе об этом новом варианте, завязанном на морских рёххах? – предложил он. – Сделаем так, как планировали изначально, сами. Без участия моря. И все.

Я была рада тому, что он сказал это. На самом деле просьбы морских рёххов были не такими уж ужасными… Но они слегка выбили меня из колеи.

Вообще, наш с ребятами изначальный план заключался в том, чтобы парализовать сенатора Цигу Лорча. Это был единственный верный способ избавить мир от горфуса надежно и надолго.

Ведь расклад в нашей борьбе был не слишком удачным:

– убить сенатора очень сложно;

– если все-таки получится, он может переселиться в меня;

– если и меня убить (не хотелось бы), то сам по себе рёхх горфус просто окажется на свободе – бессмертный и бестелесный, всегда готовый найти себе новое тело. А развеять его сами мы все равно не сможем.

Так что мы хотели тайно подсыпать парализатор сенатору. Галаса сварила такое зелье, от которого не было ни единого противоядия. Они с Тилвасом начали разработку рецепта еще во время нашего визита в Лайстовиц, и, что самое интересное, травница в крохотных дозах пробовала его на Талвани, прикидывая необходимый концентрат. После того как в один из тестов суперрегенерирующий Тилвас не мог оклематься от паралича в течение суток, травница умножила концентрацию на тысячу, бахнула туда дополнительных ядов и в принципе на том и закончила.

Уже в убежище она ставила тесты на змеях. Все прошло хорошо. (Не для змей.)

В общем, по задумке мы бы парализовали сенатора после его приема и выкрали тело. А потом, страшное дело, долгие годы холили бы и лелеяли его, поддерживая в монстре жизнь.

Да, план казался не слишком радужным. Но, с другой стороны, Бакоа уже даже в чем-то грезил, какую чудесную камеру обустроит врагу в подвалах братства Полуночи…

Однако теперь морские рёххи были готовы отомстить горфусу вместо нас. Вот только условия у них оказались нестандартными.

Я зябко поежилась. Между скал и деревьев летал ледяной морской ветер. Он колол мои руки и щеки, выхватывал локоны из небрежного пучка и, казалось, остужал до самых костей. Я уже мечтала о том, как сейчас заберусь в шерстяной спальник. Не факт, правда, что усну. А пока здесь, на пляже, только и было теплого, что сжимающая мою руку ладонь Талвани.

Я подняла взгляд на артефактора.

– Я рада, что рёххи помогут, – сказала я. – А что касается их требований… Что ж, думаю, сенатор все равно догадывается о нашем появлении на празднике, – я заправила выбившуюся прядку волос за ухо Талвани. – Он же не зря оставлял эти провокационные сообщения, в конце концов.

– Верно. Прием почти наверняка должен быть ловушкой, – кивнул аристократ и мягко коснулся моих пальцев, задержавшихся у его уха.

Я хмыкнула:

– Очень мило, что мы все вчетвером это понимали, но строили предыдущий план так, будто бы нет.

– Люди часто лгут себе, Джеремия. Это в вашей природе. Думаю, завтра утром кто-нибудь все же высказал бы свои сомнения вслух, и мы бы наконец обсудили это. Или дождались бы маскарада и на полной скорости скатились в импровизацию. Нам, впрочем, не привыкать.

– Тилвас, а Галаса может видеть будущее? – резко сменив тему, спросила я.

– Мм. Обычно все-таки прошлое. Но пару раз с ней случалось, да.

Он не спросил «А что?» или «Почему ты спрашиваешь?», из чего я сделала вывод, что Тилвас тоже обратил внимание на странное поведение целительницы в последние дни. И ничего не собирался с этим делать. Доверял ей. Или просто знал: некоторые вещи изменить невозможно, как бы ни хотелось.

На чистое дотоле небо наползли темные тучи. Лишь в одном разрыве между ними было видно луну – самый краешек, но такой яркий, что выхватил нас с Тилвасом, будто фигурки в магазинной витрине, подсветил и приласкал.

Поднявшийся из-за ветра песок крутился маленькими смерчами у ног Талвани. Аристократ покосился на них и по памяти процитировал:

– Ventus autem immitis aiebant mutatio! Dominus tuus ego sum, quo veniat ad lucem!

«Будь беспощаден, ветер, дуй, сзывая перемены! Твой повелитель, я зову рассвет!»