Орден Сумрачной Вуали

– И что это значит? – нахмурилась Галаса.

– Сенат не знает, что резиденция Ордена находится в таком плачевном состоянии, – объяснила я. – И что, возможно, самого Ордена тоже нет… Кто бы ни был связующим звеном, он каким-то образом делает вид, что все в порядке. Уже достаточно долгое время.

– Почти два года, возможно, – Мокки указал пальцем на бронзовый куб календаря, лежавший на стойке регистратора.

И действительно: цифры на нем застыли на дате, соответствующей позапрошлогодней весне.

Тилвас побарабанил пальцами одной руки по локтю другой.

– Пойдемте и найдем уже местную картотеку с данными о рёххах, – предложил он.

– Разделимся, чтобы сделать это быстрее? – предложила Галаса.

Мы с Мокки невольно расфыркались, наши смешки звучали неуместно в этом пропахшем зимой здании.

– Как в книгах ужасов? – почти сочувственно уточнил вор.

– Наша жизнь – не ужасы, – возразила целительница.

– Завидую тебе, если так. Впрочем… – Мокки зевнул. – Давайте разделимся, гурх с ним. Кто со мной?

Я хотела шагнуть вперед, но Тилвас остановил меня, покачав головой.

– Только мы с Галасой можем видеть духов, а если где-то особенно велик шанс напороться на темную сущность, то как раз в местах вроде этого. Ведь не зря бродяга, притащивший коробки, тут не остался? Хотя место по-своему уютное и явно симпатичнее вашего гильдийского квартала… – объяснил он, кивая на груду тканей в углу. – Поэтому с Мокки иду либо я, либо Галаса.

– Я пойду, – решила целительница, мягко ступая к скривившемуся Бакоа. – Мне кажется, у вашего вора так и чешется поругаться со мной о том или другом, – с доброй и чуть хитрой улыбкой продолжила она. – Грех не дать человеку шанс выговориться.

– Он со всеми хочет ругаться, не обращай внимания, – хмыкнул Тилвас.

– Разве? По-моему, вас двоих он скорее хочет съесть, если не…

– Так, мы в западный корпус, аррьо! – оборвал Бакоа и, схватив Галасу за рукав, утащил за собой в какую-то дыру в стене.

Мы с Тилвасом переглянулись и одновременно шлепнули ладонями о лицо.

– Ох, – сказал Талвани.

– Разберемся, – сказала я.

– Джерри, веришь, нет: я искренне не планировал вмешиваться в ваши с Бакоа романтические танцы с бубном. Ну да, шутил поначалу. Но не думал, что меня утянет в хоровод.

Мы зашли в восточный корпус. Зажгли по лампаде и исследовали ближайшее помещение, оказавшееся библиотекой с бесконечными книжными рядами полок из черного лакового дерева и глобусами на тяжелых подставках.

– Зато лис внутри в восторге небось? – вздохнула я.

– Конечно. Но не из-за пикантности ситуации.

– А почему?

– Знаешь, конкретно сейчас, кажется, ему просто очень приятно находиться с тобой вдвоем. Ты ему нравишься. Точнее: ты мне нравишься. А он так. По-братски поддерживает.

– Гхм, не подкатывай ко мне, Талвани. Не в такое время.

– А в какое, Джерри? – артефактор вдруг резко остановился. – У меня его осталось не так-то много, знаешь ли.

Поднятая лампа в руке Тилваса мигом стала похожа на допросный тюремный фонарь. В ее свете было видно практически пустой амулет двуглавого ворона на груди. Талвани слегка прищурился, пристально глядя на меня сверху вниз. Прядка густых каштановых волос привычно упала ему на лоб, и, хотя обычно Тилвас сразу поправлял её, сейчас он не шевельнулся.

– Большинство людей так и проживает всю жизнь, говоря что угодно, кроме правды, и плачет на смертном одре от того, что им не хватило смелости быть честными хотя бы с собой, – отчеканил он. – А я не хочу этого. Так что лучше я покажусь неуместным легкомысленным идиотом, но все-таки скажу, что думаю, ясно? Ты мне нравишься. Все. Делай дальше, что хочешь.

Его голос звучал гораздо резче, чем можно было ожидать.

Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга в заброшенной библиотеке Ордена. Глаза Тилваса были внимательными и сердитыми, ключицы торчали в вырезе рубашки, как восклицательные знаки. Я почувствовала, что краснею. Точнее, я бы хотела покраснеть. Я изо всех сил пыталась вызвать этот дурацкий румянец – это ведь должно быть плевое дело для актрисы! – чтобы Талвани увидел его и понял, как мне неловко, и боязно, и в то же время хорошо от его слов, потому что сказать все это вслух я просто не могу, а румянец – румянец бы был определенно читаемым знаком… Но моя гурхова кожа и образ жизни и впрямь, кажется, сделали из меня бешеную стерву, которой меня обозвал заклинатель, и поэтому кожа не краснела, и все тут, и я стояла молча со своим дурацким каменным лицом.

– Проехали, – наконец раздосадованно сказал артефактор и, отвернувшись, нырнул в соседний проход с книгами.

– Тилвас! – крикнула я, шагая за ним.

Гурх, скажу вслух.

Ты мне тоже нравишься, Тилвас Талвани.

Да, ты поехавший на всю голову, меня бесит твоя нескромная красота и твой беззаботный нрав, и мы уже увели наши отношения очень далеко от общепризнанной романтики, и ты – не человек, что меня пугает (ты вообще видел себя в моменты проявления пэйярту?), но при этом, возможно, ты скоро откинешься, что пугает еще сильнее, гораздо сильнее. Однако в принципе плевать, потому что…


Я подавилась репетицией своего монолога, потому что, вывернув из-за стеллажа, увидела то же, что увидел Тилвас, остановившийся передо мной. И из-за чего теперь он стоял, понурив голову, прижав пальцы к груди и, кажется, бормоча молитву.

Здесь между книжными полками прятался проход в небольшую круглую комнату с резными панелями на стенах и высоким хрустальным куполом. Она вся была усыпана давно засохшими цветами. Всюду стояли огарки свечей. В глубоких медных чашах плавали жемчужины, призванные облегчить переход искры из царства живых на Ту Сторону, ее растворение в великой энергии унни. Лежали записки с разными почерками, местами чернила плыли от слез.

На треноге в центре комнаты стоял портрет пожилого улыбающегося мужчины, смотрящего на нас через плечо, уходящего к пустому осеннему морю. И дата: около двух лет назад.

«Я бреду по пустому берегу, где когда-то была моя жизнь.

Всё песок и волна, но замки мои останутся в памяти моря.

Разбивай или нет о скалы, а прошлого не сотрешь.

Не забыт. Не забыт. Не забыт»



В память о сэре Айтеше,

главе Ордена Сумрачной Вуали, —





гласила надпись под портретом.





* * *


– Мне так жаль, – пробормотала я, подходя к Тилвасу. – Мне так жаль…

Артефактор с горечью провел пальцами по пыльной раме.

– Мне тоже, – тихо сказал он. – Хотя я почти не знал его.

И в этот момент откуда-то из другой части здания послышался крик Галасы Дарети.

Мы бросились обратно сквозь библиотеку еще до того, как он оборвался. Мне почудилось, что мир двоится: у каждой книги и каждой полки дрожала ее призрачная копия. Со всех сторон начал слышаться тяжелый раскатистый звон колоколов. Они звучали как убийцы, как штормовая волна, поглощающая ветхую рыбацкую деревню. Пол вибрировал, дрожали стены. Витражи в стеклах дребезжали, пока мы мчались по главному холлу. Я взвизгнула, когда почувствовала, как что-то невидимое подхватывает меня и отрывает от пола.

– Тилвас!

Он, убежавший далеко вперед, обернулся. И мгновенно преобразился: глаза полыхнули красным, заострились клыки, на кончиках пальцев заплясала пламя.

– Отпусти ее, gherkin! – прошипел Тилвас, медленно идя обратно, и на стене у него за спиной на мгновение возникла тень ощерившегося, выгнувшего спину лиса.

Неведомая сила бахнула меня об пол. Мне почудился испуганный скулеж.

– Что происходит? – охнула я, поднимаясь.

Звон колоколов отдавался в самом сердце.

– Духи! Вокруг нас – сотни духов! Что-то разбудило их! – Тилвас схватил меня за руку и потащил за собой, то и дело рыча и клацая зубами в разные стороны.

– Рёххи?..

– Не только.

Я не стала уточнять.

Под несмолкающий гул, окруженная ледяными потоками воздуха, чувствуя, как со всех сторон ко мне тянется костлявыми пальцами неведомое, я вслед за Тилвасом влетела в западный корпус Ордена.

Галаса снова закричала.

Мы оказались в круглой комнате, в чьих стенах было огромное количество ящичков с пронумерованными табличками. Картотека. Один из ящиков был вынут и лежал на столе в центре помещения. Возле него стояла Галаса Дарети, сжимая в руках карточку.

А Мокки застыл поодаль, возле картины, только что снятой со стены. За которой был классический сейф. Бакоа одной рукой держался за замок, а другую тянул к Галасе с выражением: «Ну эй, ну что там у тебя?»

Оба не шевелились. Не могли пошевелиться – их окутывали странные серые петли, сжавшие Мокки и Галасу на манер призрачного питона, такого огромного, что заполнил собой всю комнату. Но рот Галасы был открыт – и она, явно из последних сил, – смогла закричать третий раз.

Призрачный «питон» шевельнулся, еще сильнее сжимая жертв. Я ахнула: мне почудился треск ребер Бакоа. На самом деле я не могла бы его услышать: колокола грохотали так, что у меня из ушей шла кровь.