Орден Сумрачной Вуали

Оказалось, что Орден Сумрачной Вуали существовал уже несколько столетий. Причем организовал его не кто иной, как один из моих предков по имени Тулли Талвани. Я, конечно, мгновенно заподозрил в происходящем некий мошеннический подтекст: что еще за совпадения? Но оказалось, что это, скорее, закономерность: редкий дар общения с духами часто возникает в одних и тех же семьях, передаваясь по наследству сквозь века.

На личном опыте – его жена умирала от неизлечимой болезни – мой пра…прапрадед Тулли выяснил, что если подселить рёхха к человеку, то тот выздоравливает от всех болезней, а рёхх получает невероятный, бесценный опыт – возможность побыть материальным существом с плотным телом.

– Вы даже не представляете, милый Тилвас, как интересно духам природы почувствовать себя по-настоящему живыми, – объяснял сэр Айтеш. – Для них это – самая волшебная магия. Чудесатое колдовство!

– А что происходит с сознанием? Как они делят тело? – любопытничал я.

– Человек остается главным. Рёхх сидит в теле, как будто в театре, но у носителя появляются некоторые его черты. Например, одна моя знакомая с мышкой флейкой внутри после подселения очень полюбила тыквенные семечки, зато кошек теперь терпеть не может.

– А если рёхх захочет захватить власть над человеком?

– Не сможет. Да и не захочет! Для рёхха такой концерт – жизнь – это само по себе настоящее чудо. К тому же мы подселяем только самых миролюбивых духов: мышек, птичек, ящерок… Да еще и берем с них миллион нерушимых клятв. К характерным рёххам нашим кодексом запрещено даже приближаться, потому что они, конечно, могли бы наворотить дел. Да и человек с сильным рёххом окажется… негармонично могущественным, – пожал плечами Айтеш. – Впрочем, те характерные рёххи, с которыми мы все же успели встретиться, и сами не хотят соединяться с людьми. Они презирают нас, считают неповоротливыми гниющими кусками мяса, обреченными на разложение с самого момента своего появления на свет. Зачем им такая обуза?

Я непроизвольно вздрогнул, услышав такое неприятное и в то же время четкое определение.

– А к кому вы подселяете рёххов? – уточнил я.

– К тем, кто смертельно болен и кого мы не можем вылечить другими методами. Да, Тилвас, это действительно сложно, – старичок поднял ладонь, не давая мне задать новый вопрос, – понимать, что с помощью духов можно помочь далеко не всем, ведь больных больше, чем рёххов. Дух подселяется навсегда: он освободится только в момент смерти человека, потому что иначе все болезни, которые лечит магия рёхха, мгновенно вернутся. Но я верю, что лучше так, чем никак, – сэр Айтеш помолчал, прежде чем со вздохом добавить: – Пусть даже наш выбор построен на циничных рассуждениях о том, чья жизнь сейчас особенно нужна обществу… И все же. Если у тебя есть двадцать ампул с лекарством и сто умирающих, будет очень глупо выбросить эти ампулы вместо того, чтобы спасти хоть часть людей, так я считаю.

Позже я узнал, что эта реплика была завуалированным упреком госпоже Галасе Дарети, которая в свое время категорически отвергла приглашение вступить в Орден. Галаса верила, что, если кому-то суждено умереть – он должен умереть, и приплетать сюда духов – дурная затея, противоречащая некоему всеобщему замыслу.

– Тем более, – говорила целительница, объясняя свою позицию, – они ведь не смотрят в глаза тем, кого не вылечат. Организация тайная, о ней узнают лишь те, кому повезло.

– А разве это так уж важно – смотреть в глаза? – возразил я. – Иногда лучше не знать.

– Знать нужно всегда.

– По-вашему, они злодеи? – я многозначительно подвигал бровями.

– Нет, совсем нет, – со вздохом признала Галаса. – В Ордене состоят нормальные люди, которые верят, что делают доброе дело. И, наверное, действительно делают его до некоторой степени… А еще они безобидные. Они даже смирились с тем, что я знаю о них: по идее Орден стирает память всем провалившимся кандидатам, но со мной этот трюк не прошел, потому что мой дар быстро возвращает мне воспоминания. И за это никто меня не убил и даже не пригрозил расправой: меня просто по-человечески просят молчать, иногда напоминая об этом конфетами. Ты не в счет, – улыбнулась она, – ты же хочешь с ними работать, как я поняла?

И да, она поняла правильно. В общем и целом мне понравился Орден Сумрачной Вуали.

Я согласился стать переговорщиком – то есть специалистом, который находит рёхха, предлагает ему подселение, обсуждает с ним все нюансы, а потом помогает духу перейти в специальный артефакт Объединения, из которого рёхх уже попадет в «своего» человека.

– Официально мы сможем принять тебя только после тестового задания, – объяснял сэр Айтеш. – Если ты не справишься с ним или просто поймешь, что не хочешь работать с нами, – это нормально.

Идеальный шеф!

В итоге я просто не мог дождаться окончания университета и выпускного: настолько мне хотелось отправиться на первую миссию.

Меня попросили поехать на север архипелага Шэрхенмисты и попробовать найти там певчую птичку слявкойли.

– Когда найдешь птицу, нужно будет договориться с ней. Объяснить все плюсы и минусы. Потом – с ее разрешения – втянуть ее в артефакт и вернуться с ним, чтобы здесь мы провели ритуал. Если слявкойли не захочет присоединяться – ничего страшного, есть еще много свободных рёххов, мы найдем кого-то другого.

Сэр Айтеш вручил мне загадочный стеклянный диск с вырезанной серединой – так называемое внешнее кольцо артефакта Объединения. Дырка в центре артефакта была очень странной формы. Это сделано специально: только когда в нее вставят подходящую внутреннюю часть и проведут назначенный ритуал, дух перейдет в клиента. Артефакт Объединения был невероятно сложной штукой, чей механизм держался в тайне (естественно) и который лучшие артефакторы Шэрхенмисты разрабатывали веками. Без шуток. Веками.

– Ну, с богами-хранителями! – сэр Айтеш попрощался со мной туманным летним утром, и я отправился на север.

Поиски слявкойли шли очень долго и привели меня на скалистый остров Нчардирк. Действующий грязевой вулкан, высокогорные кедровые рощи, скалы и ущелья, море и всего одна деревушка – такой была эта неблагополучная земля, путь до которой занял почти месяц: лодки между северными землями, широко разбросанными по морю, ходили очень редко.

Но именно на таких удаленных территориях нередко обитали рёххи, которых пугала активная жизнь главного острова Шэрхенмисты.

В Нчардирке мне – молодому, веселому и очень редкому гостю – были рады. Жители деревни думали, что я картограф – я представился так, чтобы оправдать свой интерес к дальним и пустым территориям острова, куда собирался отправиться в одиночестве. Селяне подарили мне амулет со своим гербом – огромный и вычурный медальон в виде двуглавого ворона. Он выглядел до одури жутко, но я надел его, чтобы им было приятно…

Путешествовать в одиночку по промозглым, туманным нагорьям Нчардирка оказалось невероятно тяжело. Мне кажется, до того в моей обласканной благами жизни не было ни намека на подобные испытания.

У меня имелись: я сам, огромный рюкзак со сменной одеждой и припасами, остроконечная шляпа с сеткой, защищающей от комаров, внешнее кольцо артефакта Объединения, кое-какие магические свитки и копия кодекса Ордена, которую я взял в дорогу, чтобы как следует изучить.

Кодекс писали кровью, он был затянут магической сеткой непреложных клятв и обетов. В нем сотрудники Ордена и пациенты расписывались в соблюдении самых главных правил, нарушение которых каралось многолетним заключением в тюрьме, а то и казнью. Да-да. Пусть даже краеугольным камнем Сумрачной Вуали была некая целительская история, правонарушителей ждала страшная расправа.

Так, сотрудники ни при каких условиях не имели права подселять рёххов в себя – только если сами попадут в программу как пациенты и будут единогласно одобрены для подселения. Также запрещалось приближаться к характерным рёххам и как-либо вступать с ними в связь. Пациент вы или член Ордена, нельзя было обсуждать происходящее ни с кем, даже с самыми близкими родственниками. Возбранялось показывать кому-либо артефакт Объединения и тем более использовать его или копировать.

Все эти нарушения карались безжалостно. Когда ты поступал в Орден, то подписывался под правилами, и, если нарушал их – белки твоих глаз чернели, и все видели твою ложь. А еще эти клятвы распространялись на то, что у нас принято называть «стукачеством»: если бы ты узнал о промахе кого-то из коллег и не донёс об этом, твои глаза тоже сменили бы цвет.

В общем, это было не самое радужное чтение в не самых оптимистичных условиях!

Прахов дождь на острове Нчардирк вообще не прекращался, и я забыл, что такое сухая одежда. Я забивался под каменные навесы скал и там пытался разводить костры, но получалось далеко не всегда. Как я ни прислушивался, как ни подманивал рёхха, на стылых землях Нчардирка не было ни намека на нужную мне птичку слявкойли. У меня саднило горло, я охрип и замерз и в какой-то момент решил, что, наверное, надо сворачиваться, но…

Почуял далекий след рёхха.

Ура!


С новыми силами я рванул на охоту, подчиняясь чутью, отыскивая призрачные следы духа природы. Для меня они выглядели как мерцающие пятна, появляющиеся то на камнях, то на деревьях, то прямо в воздухе – их было видно, только если я определенным образом расфокусировывал взгляд, и они очень быстро таяли.

След рёхха привел меня в самую дикую часть острова – в долину Уркус-Файя. Она была похожа на страшный сон: в Уркус-Файе сплошняком торчали острые каменные скалы с глубокими проломами между ними, и все они постепенно становились выше, выше, пока не заканчивались хищным грязевым вулканом. Вулкан бурлил, далеко плевался валунами, иногда сбивая те или иные части скал и растущие на них каменные кедры. Мне казалось, я попал в другой мир.

А еще в бинокль я наконец-то увидел слявкойли!

Крохотная лазоревая птичка летала над долиной. Я попробовал призвать ее, но было слишком далеко. Тогда я поудобнее подтянул лямки рюкзака, поправил шляпу и полез по скалам вперед. Вскоре я окликнул птицу, но она, судя по всему, никогда прежде не видела человека с даром – и так испугалась, что рванула прочь, вновь увеличивая расстояние. Ругаясь и пытаясь объяснить ситуацию, я скинул тяжелую ношу и налегке бросился следом за ней. Отшельница слявкойли улепетывала, несясь впереди светлым пятном, я гнался за ней, оскальзываясь на валунах, долина Уркус-Файя ревела и сипела странными испарениями, и вдруг…

Вдруг вулкан заревел, зарычал, плюнул – и несколько мгновений спустя огромный камень сбил меня со скалы в черное ущелье, по ходу дела ломая и кроша мне кости.

Удар об острые камни. Бесконечная боль.

Темнота.





* * *


…Тилвас Талвани лежал на спине, захлебываясь кровью.

Небо было грязно-серым, бессмысленно-плотным. Как будто старый матрас висел над островом, и ошметки облаков были похожи на торчащие нитки. С неба сыпался мелкий дождь, похожий на порошок.

Тилвас не мог шевелиться.

«Не закрывай глаза, – думал он. – Не закрывай глаза: на этот раз ты их не откроешь…»

Не было ни единого шанса, что кто-то найдет его на этой далекой земле. Разве что жители деревни через пару недель отправят поисковый отряд… Но будет поздно. Судя по крови, клокочущей в горле, ему осталось недолго.

Рука Тилваса непроизвольно дернулась, и он почувствовал под пальцами артефакт Объединения, лежащий в нагрудном кармане. Да уж… Штучка оказалась куда крепче его. Стоило соглашаться на такую работу – помочь кому-то выжить с помощью рёхха, – чтобы самому погибнуть.

Боги-хранители, как же глупо…

Он даже ничего не сделал в этой жизни. Едва успел начать жить… Ни любви, ни свершений, ни особых знаний – зачем ты вообще рождался, Тилвас?

Можно плакать. Никто не увидит.

Небо как будто стало еще ниже. Зрение подводило; все расплывалось.

«Нет, – подумал Тилвас, – нет, я не сдамся. Я… – он смог чуть-чуть изменить положение тела, – не сдамся!..»

Уже стемнело. Над островом восстала глухая и ледяная ночь, полная далекого волчьего воя, тихого гула моря, когда Тилвас смог отползти от места падения на… полтора метра.

Полтора жалких метра. За ним тянулся широкий кровавый след.

Талвани не хотел прекращать борьбу. Он мысленно подбадривал себя, ставил маленькие, но жесткие цели – «ты проползешь еще полтора метра до рассвета, парень, и это не обговаривается», – но беда в том, что Тилвас умирал.

Тихо и с сожалением отказывали его разбитые органы. Кровь, впитываясь в шершавые камни Нчардирка, темнела от горя – я покидаю тебя, любимый. Зрение почти угасло, а в груди пережало что-то – и каждый вдох оказывался страшной борьбой, полной хрипа и крови.

И вдруг… Перед лицом колдуна появилась белая лисья морда. Почти прозрачная. Морда с любопытством склонилась над ним и тихо втянула воздух вытянутым носом. Глаза у лисы были ярко-багровые, взгляд удивительно осмысленный.

«Предсмертные галлюцинации», – решил Тилвас.

– Ты видишь меня, человек? – произнес лис, наклоняя морду набок. Лис ощерился и недобро сузил глаза. Передней лапой он наступил на грудь колдуна, и это призрачное касание породила волну боли.

Тогда Тилвас понял, что это по-настоящему.

Пэйярту.

К нему пришел сам пэйярту – Белый Лис, хранитель кедровых лесов. Один из сильнейших характерных рёххов, герой многочисленных легенд – коварный, хитрый, опасный Белый Лис.

Который сейчас с живейшим интересом смотрел на Талвани.

– Да… Я… вижу… духов… – едва слышно прохрипел Тилвас. – Здравствуй… пэйярту…

Лис хищно облизнулся.

– Ты даже имя мое знаешь.

– Да.

– Откуда?