Оракул выбирает королеву

При одной мысли о том, что придется сидеть в темноте и без света, мгновенно вспотели ладони. Леона было хотела крикнуть – нет, возьмите меня с собой! Но вовремя прикусила язык. Все равно откажет.

– Могу я узнать, куда вы собрались? – стараясь говорить спокойно, поинтересовалась она.

– Мы на теневом ярусе, – ответил Линто, – я могу найти здесь плантоид, чтобы починить Рекко, и тогда мы сможем отсюда улететь.

– А что это? – не удержалась Леона.

Линто поморщился.

– Расскажу чуть позже. Время дорого. Они могут нас найти в любой момент. Так что, даете?

И протянул руку. Леона несколько мгновений смотрела на него, потом вздохнула и дала ему фонарик.

– Только не очень долго, – прошептала невольно.

– Как получится.

Королевский оборотень был крайне немногословен. И, заполучив фонарик, развернулся было, чтоб уйти, но затем обронил:

– Спрячьтесь. Вот в эти кусты.

– Но…

– Они безвредны, совершенно.

И зашагал прочь, освещая себе путь. Леона заметила, что он чуть прихрамывал на правую ногу. Девушка вздохнула, огляделась в поисках куста побольше. В самом деле, надо было спрятаться, пока еще хоть что-то видно. А рыжие отблески света уже терялись, таяли среди теней, мрак накатывал плотной, почти осязаемой волной. Казалось, похолодало еще больше. Леона уже на ощупь выбрала растение покрупнее, села на землю, вжалась спиной в упругий стебель, при этом куст влажно причмокнул, словно готовился проглотить что-то вкусненькое.

«Дрянь-то какая». – Мысли ворочались неохотно. Слишком много событий.

Леона подтянула колени к груди, уткнулась в них подбородком… Все. Последний отблеск ее фонарика пропал, и она осталась в кромешной тьме. Это было очень неприятно; человек привыкает, что где-нибудь свет да есть, и поэтому взгляд мечется, ищет проблеск, не находит. Накатывает паника.

«Я просто сплю, – подумала она, – да, так даже лучше».

И закрыла глаза, надеясь, что Линто все-таки не задержится. Надо будет все же узнать, что такое плантоид…

Минуты тянулись медленно. Леона изо всех сил вслушивалась в немую темноту. Ей мерещился шорох осыпающейся гальки, тихий скрежет и даже далекие странные завывания, постанывания, словно ветер выл в каминной трубе. И вдобавок будто что-то тихо вздыхало над головой.

«Где тебя носит?» – тоскливо думала она, но тут же злилась на себя за это.

Странные мысли. Это путешествие все равно ничем хорошим для нее не кончится. А она ждет оборотня, как будто не он должен отвезти ее на верную смерть.

И вдруг – тихие шаги, совсем рядом. Леона подняла голову. Шагах в десяти плавал в темноте тусклый огонек, он быстро приближался, но от этого не становился ярче.

«Быстро же он разрядился», – с досадой подумала Леона. Тот пиромант, между прочим, немалую сумму потребовал за артефакт.

Но оттого, что Линто наконец вернулся, она вздохнула с облегчением, быстро поднялась и поспешила навстречу.

– Льесс, вы нашли, что искали?

Он не ответил.

– Льесс Линто!

Господи, да у кого здесь еще может быть фонарик?

Между ними оставалось не больше двух шагов, когда Леона в тусклом свете наконец смогла увидеть… Дыхание остановилось, она отшатнулась. «Это» совсем не было Линто и уж точно не являлось человеком. Словно осколки разбитого зеркала брызнули во все стороны, и в них – обрывками, фрагментами – отразился низкий приплюснутый лоб, над которым, словно на тонкой веточке, раскачивается светящийся шарик, мощные челюсти, рот от уха до уха, набитый острыми зубами, короткий нос, больше похожий на собачий. Тело – громадное просто, заросшее мехом. Сутулые плечи, длинные руки, слишком длинные, слишком мощные, перевитые узловатыми мускулами.

– Мама, – беззвучно сказала она.

В глазах резко потемнело, сердце подпрыгнуло вверх и заколотилось о ребра так, что казалось, сейчас разобьет ненужную грудную клетку.

Леона подалась назад, успела закричать, и в этот момент в ее руки вцепились жуткие пальцы, дернули на себя. Леона лицом впечаталась в мех, судорожно вздохнула… Ее едва не вырвало, настолько невыносимым было зловоние.

– Линто! – успела взвизгнуть она.

Пухлая и потная ладонь зажала ей рот, разворачивая. Она ударила наугад локтем, лягнула ногой – бесполезно. Чудовище, тварь Тени, шумно дыша, одной рукой крепко держало голову, прижимая к груди, а другой…

– Линто, – проскулила Леона, чувствуя, как отвратительная пятерня ощупывает ее тело.

Тварь удовлетворенно хрюкнула, сжав грудь, отчего слезы так и брызнули из глаз.

– Пожалуйста, не трогайте меня, – пролепетала Леона, коченея от ужаса.


Ей казалось, что она попала в нескончаемый кошмарный сон. Особенно когда рука твари опустилась ниже и попросту начала стягивать с нее штаны. Сознание трусливо уползало, пряталось за серую завесу близкого обморока. Леона как-то сообразила, что уже лежит на земле, а над ней – все тот же тусклый огонек. Взгляд так и прилип к нему.

«Да это же бутон!»

Да, бутон на тонком упругом стебле. Треск разорванной одежды показался раскатом грома. Тварь оскалилась, шумно дыша, обдавая лицо вонью разложения. Леона, сообразив, что руки у нее свободны, из последних сил схватила этот светящийся бутон и резко дернула. Но не оторвала. Тварь взревела, раскрыла рот и…

Леона никогда не думала, что боль может быть такой – раскаленной добела, прожигающей насквозь. Боль обрушилась на нее, перемолола и выплюнула безвольной тряпкой. Ключица, куда тварь впилась зубами, горела огнем, выжигая самые последние мысли, разрывая их в клочья, рассеивая во мраке беспамятства.

«Вот и все», – успела подумать Леона.

Она еще заметила, что над ней склоняется уродливая и зловонная башка с этим светящимся бубенчиком. Успела увидеть, как вдруг из крепкой шеи твари высунулось острие блестящего клинка.

Что-то горячее плеснуло… И Леона поплыла куда-то в серую даль, уже ничего не понимая и не желая понимать.



…Она была во дворце. Стояла восхитительная теплая ночь, напоенная ароматом цветущей сирени. Из окна открывался вид на парк, и там, в темноте, крошечными лунами светились фонарики вдоль дорожек. В небе повисла большая луна, чистая, словно умытая, она раскинула, словно бабочка, крылья лунного света, накрыла призрачной шалью дворец, легла кружевом на лицо спящего ребенка.

Леона – или королева? – стояла тихо-тихо и смотрела на спящего. Ребенку было года три; пухлая ручка лежала на подушке, смоляные кудряшки раскинулись по белой наволочке. Она поборола в себе неясный порыв прикоснуться к лобику мальчика, и в глубине души медленно подняло голову раздражение. А потом – злость на саму себя, на этого спящего малыша. Желание ударить его было столь сильным, что пришлось схватить себя за руку.

«Да с чего бы? Сама виновата, сама, сама…»

А потом, огненной кометой, одна-единственная мысль:

«Никто не отберет у меня вечность!»

…Леона с воплем вынырнула в темноту. Горло перехватил спазм, ее кто-то держал крепко, прижимая к себе. И вмиг, словно в кривом зеркале, перед глазами мелькнула перекошенная клыкастая морда, смешной светящийся бутончик на гибком стебельке. Боже, что оно со мной сделало?

Рот закрыла жесткая теплая ладонь, но Леона, мыча, все еще продолжала дергаться из последних сил, пинаясь, выкручиваясь из хватки. И до нее не сразу дошло, что уже несколько раз к ней обратились «льесса».

А потом куда только силы делись. Тело мигом превратилось в кисель, и Леона повисла в руках Линто.

– Вы, – прохрипела она, вглядываясь в черты своего убийцы, чуть подсвеченные сбоку розоватым светом фонарика – теперь уже настоящего, ее фонарика.

Льесс Линто смотрел на нее странно. Не сердито, не строго, а как будто с жалостью. Нет, невозможно…

– Все в порядке, льесса, – сказал он мягко, – не волнуйтесь. Хорошо, что я не ушел далеко и вернулся вовремя.

Леона шевельнулась, сообразила, что они сидят на земле и что королевский оборотень крепко прижимает ее к себе и даже гладит по плечу.

– Он… эта тварь…

И смутилась. Что там от одежды осталось? Лохмотья. И прокушенная ключица?

Но ничего не болело.

– Не беспокойтесь об этом. – Ей показалось, что оборотень едва заметно улыбнулся. Он помолчал, все еще поглаживая ее по плечу, а затем добавил: – Но нам нужно починить Рекко и выбираться отсюда. Скоро сюда могут подтянуться прочие, собратья вот этого…

И кивнул куда-то в сторону.

Леона осторожно высвободилась из его рук, посмотрела, куда указал Линто. Там, у куста, темнела неподвижная туша, лохматая, вся в буграх то ли мышц, то ли опухолей. К горлу подкатила тошнота. Но отчего-то захотелось поделиться с Линто всем, что она пережила.

– Почему он хотел… – И все, дальше слова закончились, а в носу снова захлюпали слезы.

Но Линто понял ее без слов.

– Так ведь они тут размножаются как кролики, льесса. Смертность высокая. Если не будет многочисленного потомства, твари просто вымрут.

Леона вздохнула и принялась ощупывать свою одежду. Куртка, рубашка – все задубело от крови и ее, и чужой.

– Вы целитель? – спросила она.

– Нет, я оборотень, – Линто усмехнулся, – об этом же все знают… Все с вами в порядке, льесса. Помогите мне поставить Рекко на крылья.

Тут уже усмехнулась Леона.

«Помогите поставить Рекко на крылья, чтобы отвезти вас и скормить Оракулу».

– Послушайте, я понимаю, что вы чувствуете. Но все-таки скажу вот что: смотритель Оракула, Меркл, в состоянии настроить Оракул так, что вы не погибнете.

– Весьма слабая надежда. – Леона опустила голову.

– Но она есть. И, пожалуй, это больше чем надежда. Что до меня, я вовсе не хочу вас убивать, льесса.

Теперь Линто сидел рядом, бок о бок с ней. Леона покосилась на его аристократический профиль и мельком подумала, что жизнь крайне несправедлива. Ее везут на смерть, а королевский оборотень вот уже сколько лет, считай, и не живет своей жизнью. Только так, как ему указывает королева.