Оракул выбирает королеву

– Как пожелает льесс, – ласково пропела девушка.

Она взяла стеклянную банку, аккуратно выдернула из земли двух плантосов, посадила внутрь и повязала банку желтой хрустящей бумагой. Получилось почти как варенье, только вместо сладкого под стеклом копошились почтовые шмелики. Арман положил перед продавщицей монеты, забрал покупку и, кивнув Леоне, двинулся к выходу. Леона, которая все это время с приоткрытым от восторга ртом разглядывала артефакты, послушно пошла следом.

– Теперь гостиница, – сказал Арман, – ужинать и спать. Все дела будем решать завтра.

– А нас… а вас тут не найдут? – несмело спросила Леона.

– Не должны. Но если что, у меня есть чем встретить гостей. – А сам подумал про модификаторы.

– А можно я потом плантосов посмотрю? У меня никогда таких не было.

– Тогда что вам мешало их купить?

– Не знала, что такие бывают… – Шепот таял в темноте.

Арман поймал себя на том, что улыбается. Все-таки он правильно сделал, что решил ее спасти. Не факт, что получится, но он попытается – нет, сделает все возможное, чтобы Леона Риквейл снова жила и радовалась копошащимся в банке шмеликам.



Сколь-нибудь приличная гостиница нашлась ближе к центру. Кое-где, конечно, штукатурка потрескалась и отваливалась кусками, но зато вокруг дверей и по карнизу между первым и вторым этажом вилась неожиданно изысканная лепнина – вазы с цветами, театральные маски. На тротуар из арочных окон падали пятна света. Арман заглянул было в окно, но изнутри оказались светлые плотные занавески. Ничего не разглядеть. Он прочитал на вывеске «У Алиенны», усмехнулся. У Алиенны так у Алиенны.

– Ну что, пойдем?

Леона, то и дело поправляя куртку, кивнула. Она тоже разглядывала вывеску и новые двери, украшенные резьбой. По всему было видно, что гостиница не бедствует.

– Подержите? – Арман протянул ей банку.

Леона молча ее взяла и спрятала под полу куртки.

За стойкой стоял тощий и длинный тип. Черные волосы торчали клочками вокруг внушительной плеши, и точно так же смешно торчали кустистые брови. В остальном же он был идеален: белоснежная рубашка, жилетка. И даже руки, лежащие поверх гостиничной книги, оказались чистыми, с коротко подстриженными ногтями.

– Свободные номера есть?

Администратор цепким взглядом окинул Армана, затем Леону. То, что он смотрел на Леону чуть дольше, чем следовало бы, Арману не понравилось.

– Только люкс остался. – Администратор говорил вкрадчиво, явно прощупывал платежеспособность поздних посетителей.

– У меня осталось три королевских кроны, – без обиняков заявил Арман, – две за номер, третья – за хороший ужин.

– На какой срок думаете здесь остановиться?

– На ночь. Завтра отправимся дальше.

– Ужин в номер желаете? – Администратор извлек откуда-то маленький листок и принялся на нем черкать.

– Разумеется. В номере ванная есть?

– Ну конечно! У нас приличное заведение. Все есть для вашего наилучшего отдыха, – с придыханием закончил мужчина, пододвигая к Арману пухлую книгу. – Извольте записать ваше имя.

Арман вписал супругов Файервэй, принял тяжелый латунный ключ и, получив напутствие «по лестнице налево, вторая дверь», последовал в снятый номер.

Комната, за ночь в которой пришлось отдать два золотых, оказалась маленькой и душной. По стенам на латунных цепочках были развешены фонарики – такие же, как у Леоны. Рядом с входной дверью была еще одна маленькая дверь, Арман первым делом сунулся туда. Оказалось, что это крошечная ванная комната, с ванной такого размера, где можно было только сидеть скорчившись и поливать себя из ковшика, который также прилагался. Чистые полотенца висели на крючках, ввинченных в стену.

Леона тем временем прошла в комнату. Арман догнал ее как раз в тот момент, когда льесса расширенными от ужаса глазами взирала на большую двуспальную кровать. Поскольку номер все-таки был люкс, кровать была завалена пирамидами подушек, а кованое изголовье украшено кисейными лентами.

– Не беспокойтесь, я могу и на полу лечь, – поспешил предупредить Арман.

Леона вздохнула и покачала головой.

– Вы… это необязательно. Тут места хватит.

– Как скажете. – Он не стал настаивать, в конце концов, спать в кровати куда удобнее, чем на полу.

Леона протянула ему банку с плантосами и, запинаясь, пробормотала:

– Можно я…

– Разумеется.

И она бесшумно проскользнула в ванную, заперлась там, и вскоре Арман услышал шум льющейся воды. Он огляделся еще раз: помимо кровати, в номере класса люкс был еще и письменный стол и даже стул. А на столе лежали ровно нарезанные листы бумаги.

«Вас-то мне и надо», – подумал он.

Разулся, с наслаждением прошелся по теплому дощатому полу, затем взял плантосов и уселся за стол. Арман приготовил две бумажные полоски, подумал немного и написал на первой: «Продолжайте подготовку Оракула. Скоро буду». На второй: «Отправь вместе с плантосом модификаторы для порталов». Достав из банки первого плантоса, Арман привязал к нему записку, которую должен был получить Меркл, заложил в примитивное сознание шмелика ориентир на смотрителя Оракула и собственную привязку, потом приоткрыл окно – и шмелик, громко жужжа, исчез во мраке. То же Арман проделал со второй запиской, адресовав ее своему секретарю. Конечно, много модификаторов шмелик не утащит, но парочки вполне хватит, чтобы побыть магом-портальщиком и перенестись во дворец за несколько минут, минуя возможные опасности.


«А потом, когда все уляжется, я спокойно вызнаю, кто на меня охотился», – решил Арман.

Он плотно прикрыл окно, обернулся и увидел Леону, крадущуюся к кровати. Одежды на ней не было, маркиза Риквейл завернулась в большое полотенце, оно едва доставало до колен, позволяя беспрепятственно любоваться точеными ногами и изящными щиколотками. В свете фонариков было видно, как капельки воды блестят на ее плечах, на груди, едва прикрытой полотенцем. Арман замер, взгляд помимо воли так и прилип к ложбинке между грудей со сверкающими капельками. Затем, выдохнув, посмотрел в лицо Леоне. Она покраснела и уставилась на него, как кролик на удава.

– Я одежду развесила сушиться… – пролепетала жалко, прижимая руки к груди.

Арман мысленно обозвал себя идиотом и торопливо отвернулся, уставившись на занавески. Ну конечно! Ее рубашка была в крови, и она ее прополоскала, чтобы завтра надеть чистую. А он, вместо того чтобы сразу отвернуться, еще стоял и пялился на нее, как будто никогда в жизни женщин не видел.

И тут же поправил себя: таких хороших, бесхитростных и душевно щедрых, наверное, не видел.

Вдох-выдох. Так, льесс Линто, вы ничего не видели. А если что и видели, то это не для вас уж точно.

Спросил тихо:

– Вы уже под одеялом?

– Да, – прозвучало вместе со всхлипом.

– Я должен был вам купить новую одежду. Не подумал, извините.

– Ничего. Я выстирала рубашку и штаны, – смущенно пискнула Леона, – простите, что в таком виде.

Арман вздохнул. Определенно, ему лучше спать на полу, потому что видение капелек воды на молочной коже никак не желало отпускать.

– Если вы уже закончили, я тоже займу ванную.

И бочком-бочком, стараясь не смотреть в сторону маркизы Риквейл, которая, в общем-то, голая под одеялом, пробрался в ванную. Смешно даже. Сколько у него перебывало всяких-разных. А тут, вы только подумайте, даже смотреть боится.

В ванной он пару раз облился теплой водой. Усталость брала свое, накатывала сонливость. А когда уже вылез и едва успел впрыгнуть в штаны, в дверь громко постучали. Арман, как был, в одних штанах, но прихватив верный клинок, выскочил к дверям – оказалось, чтобы просто принять из рук служанки поднос с ужином. На удивление, пахло просто изумительно, на подносе принесли еще шкворчащее жиром мясо с картофельным пюре и маленькими солеными огурчиками, морс в запотевшем глиняном кувшине.

Но стоило повернуться с этим подносом к кровати, где должна была сидеть Леона, как Арман сообразил, что допустил ошибку – вышел без рубашки. Судя по бледному и перепуганному виду маркизы, ничего приятного она не увидела. И Арман разозлился, в основном на себя. Теперь в глазах Леоны он окончательно стал отвратительным, уродливым чудовищем. И разве он не был таковым?

– Приношу извинения, – сказал он сухо и поставил поднос прямо на кровать, – сейчас оденусь.

Леона молча смотрела на него своими волшебными, полными слез глазами. Окончательно взбесившись, Арман закрылся в ванной и долго еще просидел там на бортике, все пытаясь сообразить, как себя вести дальше. Нет, конечно же Леоне должно быть наплевать, что там у него со спиной, – а ему должно быть все равно, что она об этом подумает. Но почему-то все равно стало неприятно оттого, что увидела. Как будто она своими тонкими пальчиками разодрала его кожу, а потом и брюшину и вдосталь покопалась внутри, доставая и рассматривая все, что посторонним видеть не следует.

Возможно, ей стало его жаль, собственность Вечной королевы. Но Арману вовсе не хотелось, чтоб его жалели за это. Такая жалость злила. Если Леона сейчас сидит и думает о том, насколько нужно быть тряпкой, чтобы позволить с собой все это сделать… Как же это бесит! Да если бы не Витта, он бы своими руками придушил бы гадину. Или умер бы в попытке сделать это.

«Ничего, – размышлял он, – скоро все закончится. Брант пришлет нужные модификаторы – и все, считай, во дворце. Главное, добраться до Сильена, убедиться, что это не он послал тех магов мне в подарочек. А Рекко можно будет потом просто призвать домой».

Его размышления прервал тихий стук в дверь.

– Льесс Линто! С вами все в порядке?

– Да, уже иду, – громко ответил он. Влез в рубашку, застегнулся на все пуговицы и только тогда вышел.

Леоне, слава богу, хватило ума снова спрятаться под одеяло, но Арман заметил, что без него она ничего так и не съела.



Ужинали молча. Леона усердно куталась в полотенце, укрываясь вдобавок одеялом. Старалась изо всех сил, чтобы как можно меньше высовываться наружу. В результате Арман наблюдал только обнаженные руки, плечи и лицо. Леона вяло ковырялась в тарелке, искоса поглядывая на Армана ничего не выражающим взглядом, а у него кусок поперек горла становился. Желание перевернуть поднос и швырнуть об стену кувшин было почти непреодолимым.

Ну почему, почему все пошло именно так? Какого черта Леону понесло в меморум, почему именно в то место, где плавал отпечаток королевы? И теперь он должен терпеть это красноречивое молчание, эти взгляды, не поймешь какие – то ли жалостливые, то ли презрительные, то ли испуганные.

– Почему вы спрашивали про девочку? – вдруг поинтересовалась Леона. – Это ваша сестра?

И от этого простого вопроса Арману сделалось вдруг холодно. Ну вот. Маркиза Риквейл вплотную подобралась к тайне, которую Вечная королева хранит вот уже сколько лет. Придворные индюки искренне верят в то, что Арман служит королеве если не по большой и ненормальной любви, то из боязни, что новый правитель его первым делом отправит на плаху. Даже Сильен так думает. А эта золотоволосая кукла с изумительной красоты глазами, сама не подозревая, сейчас стоит у той самой черты, за которой, по-хорошему, нужно убивать, потому что и сам Арман не заинтересован в том, чтобы поползли слухи о спрятанной девочке.

Но вместе с этим… Груз тайны вдруг стал невыносимым, до колкой боли в груди, до горечи на языке. Арман стиснул зубы. А если рассказать обо всем Леоне, что тогда? Только дать умереть в Оракуле.

И тут же зыбким призраком на самом краю сознания всколыхнулось: а если самому найти Витту? И плевать он тогда хотел на королеву и ее отпечаток! Он заберет сестру, и они найдут, куда спрятаться, чтобы больше никто и никогда их не видел. Ну, а Сильен… Да пусть хоть он станет новым королем! Это, конечно, спровоцирует бунт, возможно, очередную войну за передел ярусного мира. Ну и плевать. В конце концов, иногда можно просто подумать о себе и только о себе.

Наверное, он просто устал.

И, наверное, именно поэтому перспектива очередной магической бойни вдруг показалась не такой уж и страшной, а надежда найти Витту вновь забрезжила – впервые после той ночи с королевой, после которой лучше не снимать рубашку.

Арман разлил по стаканам морс, протянул один Леоне. Она все еще ждала ответа, но не торопила. Взяла стакан и принялась пить мелкими глотками, манерно, как и полагается маркизе.

– Девочка – это заложник, о местонахождении которого знала только королева, – глухо сказал Арман. – Это моя сестра. Наверное… если что-нибудь привидится, дайте знать.

Вот и все. Сказал.

Теперь Леона хотя бы не будет думать, что он какой-нибудь извращенец, без памяти влюбленный в старуху, которая любит обдирать людей заживо.