Оправдание невиновных

И, главное, никак не придерешься. Доля для госпожи Шуваловой в завещании предусмотрена? Предусмотрена. А что доля это — не доля, а чистая насмешка, этим никому ничего не докажешь.

В общем, все ее старания, все усилия — как гадко, как тяжело об этом вспоминать! — все, все было напрасно. Анатоль — прекрасный, галантный, заботливый — узнав, что ей почти ничего после брата не причитается, ничем, ничем не дал понять, что разочарован. Воспитанность, думала позже Анна Гавриловна, это когда, всаживая тебе в живот нож, убийца вежливо извиняется «за беспокойство». Она не хотела, не хотела ему ничего говорить! Она хотела ему сказать совсем другое, только потом, когда можно будет… но он так искренне, так ласково интересовался ее делами — как будто ему было не безразлично! и она верила! — и как-то так получилось, что и про скудное наследство рассказала, и про планы свои, и про мерзавку Кристину. Ни одно наследство на свете не стоит твоей улыбки, прошептал Анатоль, нежно ее обняв.

А потом ее звонки вдруг начали натыкаться на «абонент недоступен». Сперва Анна Гавриловна и не поняла ничего. Она вызывала и вызывала его номер… пока механический женский голос вместо «абонент недоступен» не начал отвечать «номер не обслуживается». Почти теряя сознание от страха, она обзвонила все областные больницы и морги. Потом, чувствуя себя Оленькой из фильма «Служебный роман», принялась подстерегать Анатоля возле банка, куда они раза два подъезжали вместе. Она не знала, служит ли он там или бывает как клиент — оказывается, она вообще почти ничего о нем не знала: ни где живет, ни где работает… ничего. Он говорил «не беспокойся о пустяках», а она только улыбалась — смущенно и счастливо: вот какой у нее мужчина, все сам готов делать, не то что некоторые!

Всматриваясь в людей на мраморном банковском крыльце, она уже понимала, что это безнадежно. Двойные стеклянные двери были темными и очень чистыми, входящие и выходящие отражались в них, как в зеркалах, и казалось, что людей на крыльце очень много. А она все всматривалась и всматривалась — уже ни на что не надеясь — только бы увидеть, убедиться, что жив, что все в порядке…

Он был жив, конечно. И, по виду судя, вполне здоров.

Она, дура, еще кинулась к нему… а потом… потом было очень стыдно. Этот стыд не отпускал ее до сих пор.

Почему-то гаже всего было то, что именно Коля заплатил за Египет. Если бы она купила эту путевку сама, то и черт бы с ним, с Египтом. Но путевку — «отдохни, Анюта!» — путевку предложил именно он. И как горячо она его благодарила, думая про себя: как это кстати — две недели гарантированного официального отсутствия… Воспоминание о том, что она сделала, жгло душу, как больной зуб. Это было так ужасно, что даже думать об этом было совершенно невозможно, казалось, в голове растет горький гнойный комок… Ей было так плохо, как никогда в жизни. Пришлось лечь в клинику. Ненадолго, но все-таки. Но еще сильнее терзал страх: что, если кто-то узнает… Какой станет ее после этого жизнь? Только стыд и унижение. Каждый сможет ткнуть в нее пальцем, а ей останется лишь втягивать голову в плечи и отворачивать лицо.

Впрочем, а что сейчас? Во что превратилась ее жизнь? Зачем она — такая?

Нет-нет, надо отдохнуть. Она представила себя в шезлонге возле синего бассейна: стройные загорелые ноги, подтянутый живот с мелкими капельками пота, темные очки в пол-лица, на широком подлокотнике искрится коктейль в высоком стакане с пестрым маленьким зонтиком — красиво. И никаких мыслей про «все кончено», только об этой стерве — Алисе — можно позволить себе подумать. Вот уж кто сейчас на своем месте! Явилась в дом, стала свои порядки устанавливать — вот и хлебай теперь «порядок», полной ложкой хлебай.

Колю жалко, конечно, и вышло все не так, как Анна Гавриловна надеялась и рассчитывала, а гораздо, гораздо хуже… Но все-таки в Колиной смерти был и неоспоримый плюс — теперь эта, с позволения сказать, красотка топчет зону! Одна эта мысль поднимала настроение.





записи с камер


Тщательно изучив список жильцов федяйкинского подъезда и похвалив мысленно проводивших поквартирный обход оперов за дотошность — ну и что, что без результата, все равно полезно — Арина уселась просматривать записи с камер наблюдения. Занятие, вздохнула она, безусловно, нудное, но необходимое. Конечно, в процессе «того» следствия все это наверняка просматривали, но мало ли.

Почему-то ведь Шубин сохранил эти записи вместе с оригиналами снимков, сделанных в то утро Лилией Львовной?

Смысла Арина в этом не видела, но Шубин-то видел. Значит, и ей придется разглядеть этот скрытый смысл. Как с загадочными картинками «найди зайчика»: смотришь, смотришь — лес и лес, а потом вдруг — да вот же он, длинноухий, между двумя березками, как можно было его раньше не замечать? Шубин «зайчика» видел, значит, и ей придется.

Записи оказались весьма приличного качества — все-таки дом числился элитным, на мелочах тут не экономили. И было их часа на три. Хотя ключевой эпизод занимал меньше двух минут: взбешенная растрепанная Алиса выбегает из подъезда, плюхается в машину и, бешено газанув, вылетает со двора — меньше чем через полчаса дворник, обихаживая газон с другой стороны дома, наткнется на тело погибшего бизнесмена.

Вздохнув, Арина принялась смотреть с самого начала. На всякий случай.

Смотреть можно было без особого напряжения: тихим субботним утром входящих и выходящих было немного.

Вот дама с третьего этажа — светлые брючки-капри, просторная футболка, на ногах что-то вроде шлепанцев — выводит погулять угольно-черного добермана. Псина рвется с поводка, едва не валя даму с ног.

Старушка с первого этажа, должно быть, выходила в магазин или на рынок — из тряпочной авоськи свешиваются луковые перья и торчит длинный «французский» батон.

Полная тетка в синем сарафане и коротенькой голубой курточке тыкает в домофонные кнопки и через полминуты скрывается в подъезде, бодро таща увесистую пачку рекламных газет. Почтальонша.

Дама с доберманом возвращается. Пес тянет хозяйку назад — не нагулялся, мол — но в итоге подчиняется человеческой воле.

Вот, подбрасывая на ладони ключи, вразвалочку побрел в сторону автостоянки мужик с шестого этажа. Через несколько минут его пухленькая остроносая жена вывела двоих ребятишек, что-то строго им выговаривая. Похоже, семейство отправляется в гости.

Невзрачный парень в брюках-карго — Арина любила такие, полагая, что многочисленность карманов искупает общую бесформенность штанов, — такой же мешковатой ветровке и темной бейсболке. Дверь открывает вроде бы ключом, непохоже, чтобы код набирал. Хотя черт его знает, стоит спиной к камере, рук не видно, может, и в кнопки тыкал. Интересно, это из какой квартиры? Такого вроде тут не числилось. Среди жильцов — точно, а среди визитеров — надо будет повнимательнее перечитать, что там опера на поквартирном обходе наопрашивали.

Почтальонша выходит в обнимку все с той же газетной пачкой, разве что несколько похудевшей.

Белобрысая девчонка бегом подлетает к не успевшей захлопнуться за почтальоншей двери, раз — и она уже внутри. Это с четвертого этажа вроде бы. Только почему она не в школе? Впрочем, какая разница.

Ага! Вот наконец и Алиса! Появилась слева. Там на первом этаже соседнего корпуса располагался спортзал, который госпожа Федяйкина регулярно посещала. Спортивная сумка через плечо, узенькие брючки чуть ниже колена, легкая ветровка нараспашку, из-под нее виднеется коротенькая маечка. Картинка с выставки: девушка возвращается с шейпинга. Или, может, с тенниса какого-нибудь. Что там у нас нынче в моде? Йога, пилатес, водная аэробика?

Батюшки, одернула сама себя Арина, ты чего это, завидуешь, что ли? Фыркнула: было б чему завидовать! Но Алиса ее действительно почему-то раздражала. Ухоженная, красивая… тренированная. Спортом занимается, ха! Такой вполне по силам опрокинуть через перила средних размеров мужика. Арина не слишком высоко оценивала профессиональные таланты Эльвиры Глушко, которая вела это дело, но в данном случае следствие было проведено на вполне приличном уровне, придраться было особо не к чему. Арина и сама бы поставила на эту Алису. Все же очевидно! И чего Шубину в этом варианте не понравилось? Тем более, что у него были еще и фотографии, практически окончательно Алису уличающие. Бред какой-то.

Вздохнув, Арина опять уткнулась в монитор.

Еще один собачник — этот с седьмого этажа, тянет на поводке ленивого перекормленного спаниеля.

Белобрысая девчонка выбегает из подъезда, прижимая к животу что-то пестрое. А, вот оно что, тетрадку дома забыла!

К подъезду подходит девушка с пятого этажа — похоже, не ночевала дома. Хотя черт ее знает, может, рано утром ушла, не имеет значения.

А что имеет?

В поле зрения камеры время от времени появляется дворник. То с метелкой, то с тележкой какой-то, то опять с метелкой. В подъезд не заходит, занят уборкой подведомственной территории. Через полчаса или немногим более того он отправится наводить порядок с другой стороны дома — и обнаружит труп.

Интересно, а вот сию минуту… сколько там на тайм-коде? Одиннадцать двадцать три? Интересно, Федяйкин еще на своем балконе или уже внизу? Нет, наверное, еще живой, рановато еще…

Вот бабка с шестого этажа выгружается из подъезда со скоростью беременной черепахи и устраивается на лавочке так основательно, словно собирается просидеть тут как минимум до зимы. Прищурилась, оглядывает окрестности неодобрительно. Арина, хмыкнув, вспомнила ее показания — самые объемистые из всех опрошенных. Отвела душу бабка, перемыла косточки не только всем соседям, но продавцам магазинчика, что за углом, и коммунальщикам — в общем, всем подряд, вплоть до правительства.


Спаниель, который по дороге на прогулку еле плелся, возвращается куда веселее. Торопится впереди хозяина, оборачивается — ну пошли уже домой, где ты там? Хозяин через пять минут появляется вновь — уже без спаниеля, переодевшийся, с мягким портфелем через плечо.

Еще один жилец седьмого этажа — в обвислых трениках и клетчатой рубахе нараспашку — выволакивает два битком набитых мусорных пакета, один явно с бутылками. Весело люди вечер пятницы отмечали.

Когда дядька возвращается, резко распахнувшаяся подъездная дверь едва не лупит его по лбу. Из двери появляется Алиса. Уже не брючках, а в сарафанчике. Сверху донизу — пуговки, которые она застегивает на ходу. Точнее, на бегу — неловком, спотыкающемся. А ведь спортсменка! Впрочем, если она только что скинула с балкона муженька — тут, пожалуй, и занервничаешь, и спотыкаться начнешь. Элегантная немецкая машина вылетает со двора с такой скоростью, как будто Алиса намеревается участвовать в «Формуле 1».

Бабка с шестого этажа, плюнув ей вслед, медленно-медленно подымает со скамейки грузное свое тело и утягивается внутрь подъезда.

Минуты через три дверь начинает приоткрываться как будто сама по себе. Что за чудеса? А, вот оно что. Из двери появляется коляска — здоровенная, с наворотами, чем-то напоминающая космический корабль. Следом выползает толкающая коляску дамочка — худенькая, как подросток, светлые волосы затянуты в конский хвостик. Эта вроде бы с пятого этажа.

Еще через пару минут выходит парень в бейсболке. Лица по-прежнему не разглядеть — смотрит в противоположную от камеры сторону. Походка легкая, стремительная, хотя и чем-то неуловимо странная.

Бейсболка скрывается из виду, и почти тут же в поле зрения опять появляется белобрысая девчонка, на этот раз со здоровенным ранцем за спиной.

Вот из подъезда появляется владелица добермана — уже без собаки, в тех же брючках и футболке, но с большой, похоже, хозяйственной сумкой.

Светлый пикапчик с нарисованной на борту гигантской синей каплей выпускает из себя парнишку в белой футболке и темном полукомбинезоне. Двадцатилитровый баллон с водой парнишка тащит на удивление легко — ну да, на такой работе натренируешься. Через несколько минут водонос выходит, помахивая таким же баллоном, но явно пустым. Воду, если вспомнить результаты поквартирного обхода, привозили на третий этаж.

После отбытия фургончика у подъезда останавливается мощный темный джип. Через минуту — тайм-код в углу кадра сообщает, что наступил полдень — из подъезда выпархивает девушка с пятого этажа, вернувшаяся домой совсем недавно. Впрочем, на то чтобы сменить платье и прическу ей времени хватило.

Никого. Двенадцать ноль три. Сейчас дворник наткнется на тело. Жаль, с той стороны дома камер нет.

Опять никого. Потом появляется старушка с первого этажа, та, что тащила в кошелке лук и батон. Теперь она в легком пиджачке поверх узорчатого лилово-зеленого платья и маленькой аккуратной шляпке. Такие носили, должно быть, полвека назад. В руках бабули такой же древний, как шляпка, ридикюльчик (нынче их именуют клатчами), шаг, невзирая на весьма преклонный возраст, бодрый, спина прямая.

Арина рефлекторно расправила плечи, подумав, что бабкиной осанке можно позавидовать. А ведь старше Арины раза в три! А ты, укорила она сама себя, сидишь вся буквой зю скукожилась, к пенсии вообще в каракатицу превратишься. И зарядку сто лет уже не делала, все-то тебе лень.

Стоп. Черт с ними, и с бодрой бабкой, и с собственной ленью. Вот уже к подъезду подкатил милицейский — Арина так и не смогла привыкнуть к переименованию в полицию, то и дело оговаривалась — автомобиль, к нему тут же подскочил дворник, замахал руками — не то направление показывает, не то от возбуждения. Скорее второе — вон как побежал, чуть не подпрыгивает. Машина двинулась следом за дворником… Сейчас они объедут вокруг дома и приступят к делу, перебрасываясь циничными для постороннего уха фразами. Что вот как повезло: не в вонючем подвале или на свалке, не темной ночью и не под снегопадом при минус двадцати, кто-нибудь непременно фыркнет, что хорошо им там, в западных сериалах, где место преступления сразу специальной палаткой накрывают — но сегодня и без палатки неплохо, тепло, светло, ни ветра, ни крыс. Да и труп свеженький, добавит судебный медик. А кто-нибудь непременно отпустит недовольную реплику про то, что вечно следователь последним прибывает, а без него вроде как не положено осмотр проводить, вот сядем сейчас и станем следователя дожидаться. Привычная, наизусть знакомая картина…





* * *


К процессуальным нормам Левушка Оберсдорф относился, мягко говоря, скептически и влезть в транспортную базу согласился моментально:

— Ой, Вершина, ты с таким умирающим видом просишь, как будто тебе базу ЦРУ взломать надо. Или даже ФСБ. ЦРУ-то ладно, мороки только много. А вот в ФСБ я и соваться бы не стал. Сама понимаешь: мы все-таки в России живем, так что шалости с американскими секретами всем пофиг, а вот за ФСБ могут очень даже на цугундер поволочь. Но тебе ж это не надо? Тебя ж самолеты интересуют?

— Только я не знаю, сохранились ли данные, это ж не вчера было, — она поерзала на приткнувшемся к Левушкиному столу стульчике, пытаясь найти устойчивое положение — стульчик почему-то всегда шатался.

— Да сохранились, сохранились, не боись, — фыркнул Оберсдорф. — Сами-то авиакомпании, может, и чистят базы, хотя тоже, думаю, вряд ли, но данные паспортного контроля — граница же — хранятся чуть не до бесконечности. Да возьми ты другой стул, чего мартышкой скачешь? Этот я специально держу, чтоб всякие-разные слишком долго не засиживались. Вон тот возьми, что в углу за сейфом.

— Слуш, — растерялась Арина. — Ведь паспортный контроль в ведении погранслужбы, то есть той самой ФСБ.

— Да ладно, не дрейфь, пустое. Я к погранцам пока не полезу, с архивов авиакомпании начну, там же все дублируется — регистрация на рейс, то-се, пятое-десятое. Будем надеяться, что все найдется. Диктуй данные.

— Шувалова Анна Гавриловна, вылететь должна была, — она назвала дату и номер рейса.

— Теперь погоди чуток… Это быстро… Ща поглядим… — забубнил себе под нос Левушка, то стуча по клавиатуре, то двигая мышкой. — Та-ак… смотрим… что у нас тут… тут у нас прошлый год, тут предыдущий… а где… А! Вот! Есть архивы! Май, говоришь?

— Ну да.

— Забавно, — откинувшись в кресле, он картинно развел руками. — Нету Анны Гавриловны. То есть регистрацию такая не проходила. Ты ничего не перепутала?

Уткнувшись в блокнот — может, что-то перепутала? — Арина начала было диктовать все заново, но Оберсдорф ее перебил:

— Ладно-ладно, фигня. Ща мы ее глобально поищем… Хм-м…

— Что?

— Да ничего. В смысле не попал в шарик, — Левушка любил иногда изъясняться цитатами из кино и мультфильмов. — Ни в мае, ни в июне — я на всякий случай июнь еще проверил — твоя Шувалова ни в какой Египет не летала. Ну то есть по крайней мере по своим документам. Теоретически, конечно, можно попасть в самолет и минуя регистрацию и паспортный контроль, но… эта твоя Шувалова не шпион случайно? Агент трех разведок и все такое?

— Ладно тебе, какой еще шпион? Обычная тетка. Ну интеллигентная, переводами зарабатывала, а в интересующий момент уже чисто домохозяйством занималась.

— Значит, вариант с обойти паспортный контроль или там проскочить по чужим документам не катит? — кажется, его это разочаровало. Хотя скорее всего все разглагольствования про шпионов были просто Левушкиным способом шутить. С другой стороны, кто его, компьютерного гения, знает.

— С какой стати ей лететь по чужим документам? — на всякий случай Арина ответила совершенно серьезно. — И откуда у нее чужие-то документы?

— Ну если не катит, значит, не каталась твоя дамочка в Хургаду, — скаламбурил Левушка, изобразив лицом «вот тебе, бабушка, и Юрьев день». — А тебе надо, чтоб каталась? Или как?

— Да черт его знает, чего мне надо, — Арина пожала плечами. — Но дамочка утверждает, что в интересующий меня период купалась и загорала на египетских пляжах.

— Брешет, — равнодушно резюмировал Оберсдорф. — Если бы, к примеру, в какую-нибудь Италию или в Испанию, можно было бы и как-то по-другому попасть, автобусами, к примеру. А в Египет — только самолетом. Знаешь песенку «только самолетом можно долететь»? Только там про тайгу, а не про Египет, но смысл тот же.