Опоздавшие
Часть 30 из 52 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Вот так он познакомился с Освортом Хейденом.
Осворт помог ему вылезти из фургона и повел в дом. Сразу за входной дверью была кухня, где миссис Хейден доставала булочки из духовки. Вместе с Освортом, его родителями и двумя непоседливыми братцами он, сидя за столом, укрытым клеенкой в черно-белую клетку, угостился чудесным ужином.
Мистер Хейден повез его в город, но уже не в фургоне, а в коляске. Рядом на сиденье подпрыгивал Осворт; один за другим коляска одолевала холмы, отделявшие их от города. Солнце садилось. По обеим сторонам дороги тянулись кукурузные поля, окрашенные розовым закатным светом. Но вот проселок сменился мостовой, коляска въехала в каменные ворота и, описав дугу по подъездной аллее, остановилась перед высоким известняковым крыльцом. Не успел он коснуться земли, как услышал свое имя – из дома выскочила Брайди.
– Мы тебя обыскались! – причитала она, тиская его в объятьях. Он смущенно отстранился.
Распахнулась дверь, из темного вестибюля выбежала мама – одетая во всё белое, она смахивала на привидение.
Делать нечего, второй раз поужинали. Пока ели, он увидел свой дом глазами сына ледовщика. Подцепляя вилкой холодную курицу и заливное, Осворт украдкой оглядывал потолочную лепнину, золотые часы на камине, тяжелые застекленные портреты на стенах. И он понял, что сам уже не замечает эту когда-то ошеломившую его роскошь, потому что дом стал ему родным.
* * *
С Освортом они встретятся только через восемь лет. Он поступит в Троубридж и в первый же вечер в стипендиате, обслуживающем его столик, тотчас узнает Осворта.
Но до той поры еще много чего произойдет. Ханна, а потом Нетти выйдут замуж и покинут дом. Он сломает ногу, свалившись с того самого клена во дворе. Сухой закон сделает его первую выпивку опасным приключением. Америка увязнет в войне, и Оскар, невзирая на мольбы Брайди, запишется во флот.
Как доброволец, Оскар мог выбрать род войск. Перед уходом он оставил им разрекламированную в газетах карту, которую они прикнопили к стене в кухне. Продукт типографии Рэнда-Макнелли позволял легко отыскать местонахождение «Брата, Родственника, Друга, читая его письма Оттуда».
35
Сара
Веллингтон, Коннектикут
1916
Сара хотела быть хорошей матерью, а потому изучала книги и пособия, рекомендованные специалистами.
– Кто эти специалисты? – спросил Эдмунд, и она пояснила, что речь о членах совета «Клуба современных матерей». В него входили женщины, чьи дети были старше Винсента, но Сара надеялась, что он их превзойдет.
По совету наставниц она уже прочла «Уход за ребенком и его питание», «Нравственное воспитание юных граждан» и теперь стояла в библиотечной очереди на «Исправление ошибок детства».
Обычно в клуб вступали матери младенцев, и еще не было случая, чтобы его членом стала новоиспеченная мамаша шестилетнего мальчика. Однако Сара Холлингворт-Портер была желанным приобретением, поскольку происходила из самого старого городского семейства, имела соответствующий социальный статус и, кроме того, просторную гостиную, в которой могли проводиться клубные собрания.
В клубе, разумеется, знали, что мальчик – приемыш, но никто, даже Лил, Сарина свидетельница на свадьбе, не осмелился прямо расспрашивать о его происхождении. На чаепитии своего первого заседания Сара нашла способ ответить на этот незаданный вопрос. Она обмолвилась о родственниках на Юге и по взглядам, которыми обменялись ее одноклубницы, поняла, что больше не надо ничего говорить. В песнях, бульварных романах и дамских газетных колонках женщины, обитавшие ниже линии Мейсона – Диксона, всегда трагически погибали, но перед тем успевали отправить детей к родственникам на Севере.
Однако Сара огорченно понимала: сколько книг и брошюр ни прочти, в отношениях с мальчиком ей никогда не достичь той простоты и естественности, которые были свойственны Брайди, интересовавшейся этими книжками, но ни разу не попросившей их почитать.
Наверное, легкость в общении Брайди и мальчика отчасти объяснялась их кровными узами, что Винсент, видимо, интуитивно чувствовал, но о чем, разумеется, никогда не узнает.
Эдмунд пытался уверить жену, что она всё делает хорошо и правильно.
– Как повезло мальчику с матерью, которая о нем печется, но не душит своей заботой, – сказал он однажды за завтраком, проглядывая газету. Они ждали, когда приведут Винсента, собранного в школу.
Но его похвалы было мало. Хотелось, чтобы ее усилия оценили Брайди и Винсент.
Брайди умела искренне включиться в детскую игру. Она могла запросто плюхнуться на четвереньки, не заботясь о задравшейся юбке. В играх с Винсентом она и сама становилась ребенком, чему, конечно, способствовала ее миниатюрность.
Вернувшись из бридж-клуба, или с заседания Национальной гражданской лиги, или с круглого стола по женским вопросам, Сара заставала Брайди и Винсента на полу, с головой ушедшими в сражение оловянных солдатиков или возведение города из кубиков.
Сара опасалась, как бы этакая дружба с прислугой не поубавила в мальчике благородства, привив убеждение, что любая женщина так же легко сойдет с пьедестала, на который ее возвели собственная честь и мужское рыцарство. Но она не знала, как об этом сказать Брайди.
* * *
Пособия утверждали, что долг матери – быть наставницей, а не напарницей в играх. Однако время от времени Сара пыталась последовать примеру Брайди и порезвиться с мальчиком.
– Давай поиграем? – предлагала она, но всякий раз Винсент оттопыривал нижнюю губу и, вздернув острые плечи, говорил:
– Не хочется.
Когда он все же выбирал игру («джекс», «сдуй перышко», «подковы» или «бутылочные гонки»), то быстро терял терпение из-за Сариного незнания игровых словечек и часто обвинял ее в нарушении правил. Да какие еще правила? Кем они писаны?
Однажды играли в прятки. Сара обыскала весь дом, но ни в одном обычном месте мальчика не нашла: ни под телефонным столиком, ни в нише на площадке второго этажа, ни под его кроватью (пришлось сесть на корточки, что в корсете, даже новом, без косточек, было очень нелегко), ни на четвертом этаже в каморке башни, куда вела крутая и узкая лестница, вынуждавшая подниматься боком. На обратном пути из башни у Сары захолонуло сердце: вдруг мальчик выпал из окна и разбился? Или, не дай бог, лежит где-нибудь в доме покалеченный и не может позвать на помощь? Она влетела в кухню, где Брайди мяла тесто. Видимо, все эти страхи были написаны на ее лице, потому что в глазах Брайди мелькнул смешливый огонек.
– Гляньте в корзине с грязным бельем.
Сара смотрела недоуменно, и тогда Брайди, приложив палец к губам, крутой лестницей отвела ее в подвал. Там на полках вдоль стен стояли банки с домашними консервами, и каждая имела приклеенный ярлычок, извещавший о ее содержимом. В надписях, сделанных аккуратным почерком, Сара узнала мамину руку, и у нее защипало глаза.
В подвале, куда свет проникал через два узких окошка под потолком, было сумрачно и сыро. Следом за Брайди Сара миновала бочки с яблоками, лари с картофелем и очутилась в прачечной, где уже сто лет не бывала.
В углу стояла плетеная корзина, некогда служившая колыбелью Ханны – во время прогулок малышка спала в ней в тени тюльпанового дерева. Сейчас ее использовали под грязное белье. Пригнувшись, Сара сунула в нее руки и замерла, ощутив тепло Винсента.
Обмотанный простынями, он напоминал восставшего Лазаря в саване.
– Я знал, что ты меня не найдешь! – ликовал он. – Тебе Бидди подсказала, да?
Саре стало горько от собственной никчемности, заметной даже ребенку.
* * *
Мать ее не играла в прятки со своими детьми. Ей было некогда. Всё ее время уходило на взрослые дела, которые Сара очень хотела освоить: составить букет, украсить вышивкой подушки, заштопать носки, с помощью английской булавки вставить резинку в панталоны. Вот этому мать ее и учила. В том-то и состоит задача матери – обучить ребенка, привить ему навыки и дисциплину. Но Винсент-то – мальчик. А чему мать учила маленького Бонно? Помнилось только, как она, усадив его на колени, читала ему сказки из большой книги, до сих пор стоявшей на полке в комнате Винсента. А вот отец учил его обращаться с ножом и ружьем, ловить и чистить рыбу. Она, Сара, этого не умеет. Надо будет напомнить Эдмунду о его отцовских обязанностях.
* * *
Часто перед сном она читала Винсенту из большой семейной Библии, и обычно под звук ее голоса он засыпал. Это был ее любимый момент. Услышав его ровное дыхание, она пересаживалась из кресла на кровать, гладила его по щеке, трогала мочку уха и вдыхала его яблочный запах, наслаждаясь лишь теперь возникавшим чувством обладания.
Иногда Винсент просил ее рассказать сказки, которые слышал от Брайди: о гномах и королях, о селянах, заточенных в пещере дракона. Умение Брайди сплетать фантастические истории восхищало. Как она умудрялась их запомнить? Видимо, у нее свободнее голова, занятая лишь хозяйственными делами. А вот у Сары лекции, симпозиумы, беседы (только на этой неделе «Домашняя боеготовность» и «Заем свободы»), собрания в клубах (не только «Современных матерей», но еще книголюбов, в бридж-клубе и недавно созданном «Обществе помощи жертвам бедствий»), да еще надо запоминать имена новых членов, их адреса и статус в клубе и обществе. Однако ж надо иметь такое воображение! Иногда Сара подслушивала под дверью и прерывала повествование, если только сказка становилась чересчур слащавой или склоняла к суевериям.
Католицизм – сплошное суеверие. К счастью, ее семья отошла от религии, примитивность которой иногда просто била в глаза: давеча преподобный Биерверт мягко убедил католического пастора убрать из церковного двора дар прихожанина – огромную резную статую Христа с кровоточащими ранами.
* * *
Кое-что в Брайди не нравилось. Например, ее речь. Ирландский акцент стал как будто заметнее. Странно, правда? Однажды Винсент, уронив игрушку себе на ногу, воскликнул «Мать честная!», после чего Сара заставила его с мылом вымыть рот и записала Брайди на занятия по культуре речи. Она неустанно напоминала о важности упражнений для спины Винсента, дабы избежать искривления позвоночника. Сара не стала говорить, что прямая осанка – знак принадлежности к высшему обществу, куда Брайди дорога заказана.
Для своих лет Винсент был невысок. Однажды, возвращаясь домой, Сара увидела, как Брайди несет мальчика на закорках! Винсент обхватил ее руками за плечи, ногами – за талию. Они выглядели парочкой дикарей. Что скажут люди!
– Ты превратишь его в калеку! – крикнула Сара, поравнявшись с ними. Брайди, красная от натуги, покраснела еще больше и разжала руки, Винсент соскользнул с ее спины.
Сара поняла, что воспитание ребенка вдвоем напоминает супружество. Только теперь она исполняла роль мужа, который распоряжается деньгами, и, в случае разногласий, последнее слово остается за ним.
* * *
С тех пор как Винсент появился в доме, Саре часто снился один и тот же сон. Как будто они сидят на плетеном сиденье нью-йоркской подземки, она держит Винсента за руку. Едут в дамском вагоне, поскольку мальчику всего шесть лет. Вдруг что-то происходит, поезд тормозит, пассажиры кидаются к дверям. Толпа выносит их из вагона. И уже на платформе она понимает, что держит за руку не Винсента, а покойного брата, утонувшего много лет назад. У нее обрывается сердце, когда поезд резко отъезжает от станции. Винсент остался в вагоне, и она понимает, что больше никогда его не увидит. Она кричала и просыпалась от собственного крика. Иногда своим воплем будила Эдмунда. Муж гладил ее по голове и успокаивал – мол, ей привиделся кошмар.
Сон этот она никому не рассказывала. Не должно такое сниться матери, да еще так часто. Но на душе было скверно. Она не настоящая мать. Она самозванка.
Осворт помог ему вылезти из фургона и повел в дом. Сразу за входной дверью была кухня, где миссис Хейден доставала булочки из духовки. Вместе с Освортом, его родителями и двумя непоседливыми братцами он, сидя за столом, укрытым клеенкой в черно-белую клетку, угостился чудесным ужином.
Мистер Хейден повез его в город, но уже не в фургоне, а в коляске. Рядом на сиденье подпрыгивал Осворт; один за другим коляска одолевала холмы, отделявшие их от города. Солнце садилось. По обеим сторонам дороги тянулись кукурузные поля, окрашенные розовым закатным светом. Но вот проселок сменился мостовой, коляска въехала в каменные ворота и, описав дугу по подъездной аллее, остановилась перед высоким известняковым крыльцом. Не успел он коснуться земли, как услышал свое имя – из дома выскочила Брайди.
– Мы тебя обыскались! – причитала она, тиская его в объятьях. Он смущенно отстранился.
Распахнулась дверь, из темного вестибюля выбежала мама – одетая во всё белое, она смахивала на привидение.
Делать нечего, второй раз поужинали. Пока ели, он увидел свой дом глазами сына ледовщика. Подцепляя вилкой холодную курицу и заливное, Осворт украдкой оглядывал потолочную лепнину, золотые часы на камине, тяжелые застекленные портреты на стенах. И он понял, что сам уже не замечает эту когда-то ошеломившую его роскошь, потому что дом стал ему родным.
* * *
С Освортом они встретятся только через восемь лет. Он поступит в Троубридж и в первый же вечер в стипендиате, обслуживающем его столик, тотчас узнает Осворта.
Но до той поры еще много чего произойдет. Ханна, а потом Нетти выйдут замуж и покинут дом. Он сломает ногу, свалившись с того самого клена во дворе. Сухой закон сделает его первую выпивку опасным приключением. Америка увязнет в войне, и Оскар, невзирая на мольбы Брайди, запишется во флот.
Как доброволец, Оскар мог выбрать род войск. Перед уходом он оставил им разрекламированную в газетах карту, которую они прикнопили к стене в кухне. Продукт типографии Рэнда-Макнелли позволял легко отыскать местонахождение «Брата, Родственника, Друга, читая его письма Оттуда».
35
Сара
Веллингтон, Коннектикут
1916
Сара хотела быть хорошей матерью, а потому изучала книги и пособия, рекомендованные специалистами.
– Кто эти специалисты? – спросил Эдмунд, и она пояснила, что речь о членах совета «Клуба современных матерей». В него входили женщины, чьи дети были старше Винсента, но Сара надеялась, что он их превзойдет.
По совету наставниц она уже прочла «Уход за ребенком и его питание», «Нравственное воспитание юных граждан» и теперь стояла в библиотечной очереди на «Исправление ошибок детства».
Обычно в клуб вступали матери младенцев, и еще не было случая, чтобы его членом стала новоиспеченная мамаша шестилетнего мальчика. Однако Сара Холлингворт-Портер была желанным приобретением, поскольку происходила из самого старого городского семейства, имела соответствующий социальный статус и, кроме того, просторную гостиную, в которой могли проводиться клубные собрания.
В клубе, разумеется, знали, что мальчик – приемыш, но никто, даже Лил, Сарина свидетельница на свадьбе, не осмелился прямо расспрашивать о его происхождении. На чаепитии своего первого заседания Сара нашла способ ответить на этот незаданный вопрос. Она обмолвилась о родственниках на Юге и по взглядам, которыми обменялись ее одноклубницы, поняла, что больше не надо ничего говорить. В песнях, бульварных романах и дамских газетных колонках женщины, обитавшие ниже линии Мейсона – Диксона, всегда трагически погибали, но перед тем успевали отправить детей к родственникам на Севере.
Однако Сара огорченно понимала: сколько книг и брошюр ни прочти, в отношениях с мальчиком ей никогда не достичь той простоты и естественности, которые были свойственны Брайди, интересовавшейся этими книжками, но ни разу не попросившей их почитать.
Наверное, легкость в общении Брайди и мальчика отчасти объяснялась их кровными узами, что Винсент, видимо, интуитивно чувствовал, но о чем, разумеется, никогда не узнает.
Эдмунд пытался уверить жену, что она всё делает хорошо и правильно.
– Как повезло мальчику с матерью, которая о нем печется, но не душит своей заботой, – сказал он однажды за завтраком, проглядывая газету. Они ждали, когда приведут Винсента, собранного в школу.
Но его похвалы было мало. Хотелось, чтобы ее усилия оценили Брайди и Винсент.
Брайди умела искренне включиться в детскую игру. Она могла запросто плюхнуться на четвереньки, не заботясь о задравшейся юбке. В играх с Винсентом она и сама становилась ребенком, чему, конечно, способствовала ее миниатюрность.
Вернувшись из бридж-клуба, или с заседания Национальной гражданской лиги, или с круглого стола по женским вопросам, Сара заставала Брайди и Винсента на полу, с головой ушедшими в сражение оловянных солдатиков или возведение города из кубиков.
Сара опасалась, как бы этакая дружба с прислугой не поубавила в мальчике благородства, привив убеждение, что любая женщина так же легко сойдет с пьедестала, на который ее возвели собственная честь и мужское рыцарство. Но она не знала, как об этом сказать Брайди.
* * *
Пособия утверждали, что долг матери – быть наставницей, а не напарницей в играх. Однако время от времени Сара пыталась последовать примеру Брайди и порезвиться с мальчиком.
– Давай поиграем? – предлагала она, но всякий раз Винсент оттопыривал нижнюю губу и, вздернув острые плечи, говорил:
– Не хочется.
Когда он все же выбирал игру («джекс», «сдуй перышко», «подковы» или «бутылочные гонки»), то быстро терял терпение из-за Сариного незнания игровых словечек и часто обвинял ее в нарушении правил. Да какие еще правила? Кем они писаны?
Однажды играли в прятки. Сара обыскала весь дом, но ни в одном обычном месте мальчика не нашла: ни под телефонным столиком, ни в нише на площадке второго этажа, ни под его кроватью (пришлось сесть на корточки, что в корсете, даже новом, без косточек, было очень нелегко), ни на четвертом этаже в каморке башни, куда вела крутая и узкая лестница, вынуждавшая подниматься боком. На обратном пути из башни у Сары захолонуло сердце: вдруг мальчик выпал из окна и разбился? Или, не дай бог, лежит где-нибудь в доме покалеченный и не может позвать на помощь? Она влетела в кухню, где Брайди мяла тесто. Видимо, все эти страхи были написаны на ее лице, потому что в глазах Брайди мелькнул смешливый огонек.
– Гляньте в корзине с грязным бельем.
Сара смотрела недоуменно, и тогда Брайди, приложив палец к губам, крутой лестницей отвела ее в подвал. Там на полках вдоль стен стояли банки с домашними консервами, и каждая имела приклеенный ярлычок, извещавший о ее содержимом. В надписях, сделанных аккуратным почерком, Сара узнала мамину руку, и у нее защипало глаза.
В подвале, куда свет проникал через два узких окошка под потолком, было сумрачно и сыро. Следом за Брайди Сара миновала бочки с яблоками, лари с картофелем и очутилась в прачечной, где уже сто лет не бывала.
В углу стояла плетеная корзина, некогда служившая колыбелью Ханны – во время прогулок малышка спала в ней в тени тюльпанового дерева. Сейчас ее использовали под грязное белье. Пригнувшись, Сара сунула в нее руки и замерла, ощутив тепло Винсента.
Обмотанный простынями, он напоминал восставшего Лазаря в саване.
– Я знал, что ты меня не найдешь! – ликовал он. – Тебе Бидди подсказала, да?
Саре стало горько от собственной никчемности, заметной даже ребенку.
* * *
Мать ее не играла в прятки со своими детьми. Ей было некогда. Всё ее время уходило на взрослые дела, которые Сара очень хотела освоить: составить букет, украсить вышивкой подушки, заштопать носки, с помощью английской булавки вставить резинку в панталоны. Вот этому мать ее и учила. В том-то и состоит задача матери – обучить ребенка, привить ему навыки и дисциплину. Но Винсент-то – мальчик. А чему мать учила маленького Бонно? Помнилось только, как она, усадив его на колени, читала ему сказки из большой книги, до сих пор стоявшей на полке в комнате Винсента. А вот отец учил его обращаться с ножом и ружьем, ловить и чистить рыбу. Она, Сара, этого не умеет. Надо будет напомнить Эдмунду о его отцовских обязанностях.
* * *
Часто перед сном она читала Винсенту из большой семейной Библии, и обычно под звук ее голоса он засыпал. Это был ее любимый момент. Услышав его ровное дыхание, она пересаживалась из кресла на кровать, гладила его по щеке, трогала мочку уха и вдыхала его яблочный запах, наслаждаясь лишь теперь возникавшим чувством обладания.
Иногда Винсент просил ее рассказать сказки, которые слышал от Брайди: о гномах и королях, о селянах, заточенных в пещере дракона. Умение Брайди сплетать фантастические истории восхищало. Как она умудрялась их запомнить? Видимо, у нее свободнее голова, занятая лишь хозяйственными делами. А вот у Сары лекции, симпозиумы, беседы (только на этой неделе «Домашняя боеготовность» и «Заем свободы»), собрания в клубах (не только «Современных матерей», но еще книголюбов, в бридж-клубе и недавно созданном «Обществе помощи жертвам бедствий»), да еще надо запоминать имена новых членов, их адреса и статус в клубе и обществе. Однако ж надо иметь такое воображение! Иногда Сара подслушивала под дверью и прерывала повествование, если только сказка становилась чересчур слащавой или склоняла к суевериям.
Католицизм – сплошное суеверие. К счастью, ее семья отошла от религии, примитивность которой иногда просто била в глаза: давеча преподобный Биерверт мягко убедил католического пастора убрать из церковного двора дар прихожанина – огромную резную статую Христа с кровоточащими ранами.
* * *
Кое-что в Брайди не нравилось. Например, ее речь. Ирландский акцент стал как будто заметнее. Странно, правда? Однажды Винсент, уронив игрушку себе на ногу, воскликнул «Мать честная!», после чего Сара заставила его с мылом вымыть рот и записала Брайди на занятия по культуре речи. Она неустанно напоминала о важности упражнений для спины Винсента, дабы избежать искривления позвоночника. Сара не стала говорить, что прямая осанка – знак принадлежности к высшему обществу, куда Брайди дорога заказана.
Для своих лет Винсент был невысок. Однажды, возвращаясь домой, Сара увидела, как Брайди несет мальчика на закорках! Винсент обхватил ее руками за плечи, ногами – за талию. Они выглядели парочкой дикарей. Что скажут люди!
– Ты превратишь его в калеку! – крикнула Сара, поравнявшись с ними. Брайди, красная от натуги, покраснела еще больше и разжала руки, Винсент соскользнул с ее спины.
Сара поняла, что воспитание ребенка вдвоем напоминает супружество. Только теперь она исполняла роль мужа, который распоряжается деньгами, и, в случае разногласий, последнее слово остается за ним.
* * *
С тех пор как Винсент появился в доме, Саре часто снился один и тот же сон. Как будто они сидят на плетеном сиденье нью-йоркской подземки, она держит Винсента за руку. Едут в дамском вагоне, поскольку мальчику всего шесть лет. Вдруг что-то происходит, поезд тормозит, пассажиры кидаются к дверям. Толпа выносит их из вагона. И уже на платформе она понимает, что держит за руку не Винсента, а покойного брата, утонувшего много лет назад. У нее обрывается сердце, когда поезд резко отъезжает от станции. Винсент остался в вагоне, и она понимает, что больше никогда его не увидит. Она кричала и просыпалась от собственного крика. Иногда своим воплем будила Эдмунда. Муж гладил ее по голове и успокаивал – мол, ей привиделся кошмар.
Сон этот она никому не рассказывала. Не должно такое сниться матери, да еще так часто. Но на душе было скверно. Она не настоящая мать. Она самозванка.