Опоздавшие

Сара была поражена разницей между тем человеком, который в ежедневных письмах к ней безудержно разливался о своей страстной любви, и нынешним напряженным тихоней, что сидел рядом.

– Будем говорить только о приятном, любимая! – Эдмунд вдруг оживился и яростно потер ее руку в белой перчатке, словно удаляя грязное пятнышко. – Это ж надо, сколько великолепных подарков мы получили!

А кто, как не его мать, сетовал, что Сара еще не отправила благодарственные открытки? Обычно невесты это делали до свадьбы. Да вот только им не приходилось всё организовывать самим.

– По последнему пересчету, более пятисот, – сухо сказала Сара.

– И всем тебе, бедненькая, придется написать. Сочувствую всей душой. Хотя для тебя это, наверное, не в тягость, а вот я бы не осилил.

Эдмунд всё говорил и говорил: о деревьях за окном, о нежелательности плохой погоды, о том, что на Ниагаре они посетят не только водопад, но и совсем не интересные Саре форты и памятники Гражданской войны, а также фабрику по производству новомодных сухих завтраков, работающую на электричестве от гидростанции. Глядя на его шевелящиеся усы, Сара думала о том, что за ними скрыты не только губы, но мысли и чувства, которые он прекрасно излагал на бумаге, но, как оказалось, не мог или не хотел облечь в слова. Теперь нужда в письмах отпала, так проявится ли в нем тот мужчина, в которого она влюбилась?

Приехали в Бостон-Корнерс. Вопреки ожиданиям Сары, дядюшкин дом оказался не спичечным коробком, но романтическим каменным коттеджем.

– Ну что, внести тебя на руках? – спросил Эдмунд.

– Не надо, – сказала Сара, однако огорчилась, когда он не стал ее уговаривать, а просто большим ключом отпер массивную дверь. Без всяких церемоний Сара переступила порог дома, в котором ей предстояло расстаться с девственностью.





* * *


Поселковая девушка, присланная дядей, оставила им холодный ужин. Предполагалась трапеза у камина, но вечер выдался чересчур жарким, да Сара и не могла есть. А вот Эдмунд жадно поглощал сэндвичи с рубленой ветчиной, запивая их пивом из высокого стакана. В усах его застряла крошка, и Сара, прихлебывая чай, впервые за всё время подумала, что лучше бы он их сбрил.

Эдмунд уговаривал ее поесть, но она отказалась.

После ужина Сара надолго уединилась в ванной, удобно расположенной прямо напротив спальни. Маминой щеткой в серебряной оправе она расчесала волосы и мыльным порошком, вкус которого не оставлял сомнения, что дядюшка пользуется старомодным сортом с примесью пороха, почистила зубы. Потом сняла блузку, юбку, корсет и через голову натянула новенькую ночную сорочку, на которой Брайди вышила ее инициалы – СХП.

«Шелковый пеньюар и красивое белье произведут неизгладимое впечатление на вашего мужа», – говорилось в пособии, которое в прошлом году прислала тетя Герта, получив известие о помолвке с Эдмундом. Руководство прибыло на дне коробки с солеными ирисками, поскольку Закон Комстока считал почтовую пересылку подобной литературы уголовным преступлением. Сара была признательна тетушке за ее доброту, но была разочарована, когда глава «Что надлежит знать новобрачной», уклонившись от упоминания частей тела, ограничилась расплывчатым советом: «Если следовать указаниям мужа, обычно всё получается хорошо».

Расспросить замужних подруг было нельзя, такой интерес сочли бы неприличным. Только мать могла посвящать в подробности брачной ночи. И все-таки однажды вечером, вместе с миссис Кэнфилд сооружая бумажные цветы, которые в корзинах украсят застолье, Сара отважилась поднять сию тему.

– Я вот думаю о ночи после нашей свадьбы… – начала она.

Миссис Кэнфилд на секунду оторвалась от проволочного стебля розана и, покровительственно улыбнувшись, заверила ее, что Эдмунд, человек славный и умудренный опытом, всё ей растолкует, но только всему свое время.





* * *


Когда Сара вошла в спальню, Эдмунд встал из-за стола, за которым что-то писал, и, поцеловав ее в лоб, отправился в ванную. Сара заглянула в листок, надеясь, что послание адресовано ей, но это оказалось письмо к дядюшке с благодарностью за его щедрость: «Лучшего убежища для молодоженов нельзя и придумать, это неоценимый вклад в начало нашего удачного супружества».

Откуда он знает, что их супружество будет удачным? Каждый день женится куча людей, и все, конечно, надеются, что их союз будет успешным. Но случается всякое. Бывает, кто-нибудь из супругов умрет, как произошло в их семьях. Или один бросит другого – так вот в прошлом году муж одной женщины сбежал с предсказательницей из передвижного цирка, приехавшего в город. (Слава богу, Эдмунд не любит цирк.)

Сара забралась в постель и, укрывшись плотными белыми простынями и старым стеганым одеялом, стала дожидаться Эдмунда. Руки сцепила над кружевной вставкой сорочки. Июнь, однако ноги просто ледяные, хорошо бы к ним горячую грелку. А вот всё тело в липкой испарине. Ой, вдруг на чудесной шелковой сорочке останутся разводы пота?

Вошел Эдмунд в длинном темном халате. Задул свечу на тумбочке. Снял и положил на книжку очки. Потом улегся, отчего дрогнули и напряглись кроватные стяжки под набитым конским волосом матрацем. Впервые Сара и Эдмунд вместе лежали в постели. Она боялась шевельнуться. Боялась случайно его коснуться, что стало бы проявлением инициативы. Боялась того, что вот-вот произойдет. Кто его знает что, только будет, наверное, больно. Но она хочет ребенка, они оба хотят. А Бог так устроил, что иначе его не получишь.

Эдмунд повернулся на бок, рука его обежала ее формы под шелком. Сара обрадовалась, учуяв, что от него тоже пахнет мыльным порошком. Удивительно, мурашки шныряли даже там, где еще не побывала ласкающая рука.

– Милая моя, – прошептал Эдмунд. – Любовь моя, жена, моя славная маленькая миссис Портер…

Сара вздрогнула, услыхав имя его матери. Ах да, теперь это и ее имя тоже.

Эдмунд приник губами к ее губам, рука его скользила по ее животу, плечам, груди, шее. У обоих сбилось дыхание. «Люблю тебя», – выдохнула Сара и крепко обняла своего мужа, своего любимого мужчину, сейчас уверенная, что союз их будет удачным… Но ласки вдруг прекратились. Одну руку Эдмунд просунул ей под зад, а другой стал задирать подол ее рубашки. Все выше и выше, и вот уже ноги ее непристойно оголились до самого верха. Потом он навис над ней, и в лунном свете она увидела его совсем не ласковое лицо, искаженное ухмылкой то ли гримасой; нечто упрямое и твердое грубо протаранило ее сокровенное место и, не замечая оскорбительности своего напора, туда-сюда заходило во всё убыстряющемся ритме, отчего кроватная спинка так билась о стену, что, наверное, отлетала штукатурка. От боли Сара вскрикнула – и на том всё закончилось.

– Тебе хорошо, дорогая? – спросил Эдмунд.

– Да, – машинально сказала Сара и тотчас услышала его размеренное сопение.

А она не могла уснуть. Стоило прикрыть веки, как накатывавшие слезы струйками сбегали к вискам. Но она не проронила ни звука. Не хотела, чтобы Эдмунд догадался, что она плачет. Он же ничего не понял. Сара себя чувствовала одинокой, отринутой им от того, что всего крепче связывает двоих. Казалось, Эдмунд забыл о ней и помнил только себя. Ему было всё равно, кто под ним.

Сара еще долго не спала и слушала тиканье маятника в дядюшкиных часах. Потом стала подсчитывать на пальцах: если триста шестьдесят пять дней в году помножить на двадцать пять лет брака, то к годовщине серебряной свадьбы наберется более девяти тысяч раз исполнения супружеского долга.






* * *


Утром Сара вернулась из ванной в тот момент, когда Эдвард сдергивал с кровати пеленку с пятнышком крови.

– Мать велела подстелить, чтобы на дядиной постели не осталось… следов нашего пребывания, – пояснил он, бросив пеленку в камин.

«Господи, как унизительно», – подумала Сара, вся пунцовая. Она была рада покинуть это место. Ноги ее больше не будет в доме дядюшки Эдмунда. Хотя теперь он и ее дядюшка тоже.





* * *


В условленный час прибыл экипаж, чтобы отвезти их на вокзал. В поезде ехали весь день. Сара ерзала на жестком сиденье, стараясь найти удобное положение. Временами иглой кололо воспоминание о прошлой ночи. Слава богу, никто не догадался, что они новобрачные, разве что супружеская пара, часть пути соседствовавшая с ними в купе. Сару покоробило, когда попутчица спросила, куда они едут, и, получив ответ, понимающе переглянулась с мужем.

Оставшись в купе вдвоем, Сара и Эдмунд раскрыли книги. Она читала последний роман Арнольда Беннетта, он – «Историю Пелопоннесской войны». Отрываясь от книги, Эдмунд рассуждал о движении поезда и скоростных качествах недавно изобретенного роторно-поршневого двигателя. Сара пожалела, что не взяла с собою его письма. Хотелось оживить образ того человека, чья душа проглядывала сквозь строчки на листе: Я страстно мечтаю о том, что в нашу первую ночь огонь, порою вспыхивающий в твоих глазах, разгорится невиданно ярко.

– Черт, тут страницы не разрезаны, – сказал Эдмунд. – У тебя нет ножа для бумаги?

Из конвертика на задней обложке Сара достала сувенирный ножик, который ее мать купила в своем свадебном путешествии. Интересно, какую книгу читала новобрачная? В голову не приходило спросить.

Отец, предприниматель, распоряжавшийся своим временем, мог позволить себе двухмесячное путешествие, а вот юридическая фирма Эдмунда отпустила его на жалкие две недели. Однако сейчас Сара была рада короткой поездке.

Она передала нож Эдмунду и сморщилась, видя его небрежное обращение с предметом, освященным прикосновением ее матери. Эдмунд полоснул ножом, и соединенные страницы мгновенно распались.





* * *


Перед «Домом у водопада» их встретили служители в красивой униформе; подхватив чемоданы, они препроводили гостей в круглый вестибюль под куполом. Уже стемнело, однако был слышен шум водопада. В рекламном проспекте говорилось, что до него рукой подать. Ваш багаж прибыл, сказал портье, и ожидает вас в номере. Через залы приемов, читальни, изящно меблированные гостиные коридорный в белых перчатках и тужурке с эполетами и медными пуговицами провел их к лестнице, устланной плюшевой дорожкой. Дверь номера на втором этаже украшала табличка «Апартаменты Линкольна». Здесь проживали президент и первая леди, сказал коридорный. Сара в жизни не видела таких огромных кроватей. Внутри у нее что-то екнуло.

К ужину они опоздали. Наскоро сочиненные блюда принесли в номер и поставили на полированный круглый столик перед камином: вареные яйца, холодный картофель, банановый крем. Теперь уж Сара поела.

Дальнейшее весьма напоминало прошлый вечер. Ватерклозет был в коридоре, но, к счастью, никто другой не мог им воспользоваться. Сара спокойно переоделась ко сну. Следом ванную занял Эдмунд. Потом он вошел в номер, бесшумно запер дверь, задул свечу, снял очки и улегся в кровать. Но уже через секунду взгромоздился на Сару и, опершись на локти, вновь затеял свое неудержимое туда-сюда. Нежностей и прелюдий не было и в помине.

Второй раз оказался менее болезненным. Эдмунд отвалился на свою половину кровати (это была лишь вторая их совместная ночь, но Сара знала, что у них уже появились «его» и «ее» половины) и почти моментально уснул.

Если ребенок уже зачат, то родится к следующей Пасхе. А пока он вынашивается, эти испытания, наверное, прекратятся.





* * *


Весь следующий день они осматривали достопримечательности, малоинтересные Саре, но увлекавшие Эдмунда, – поля сражений и памятники, арсеналы и погреба, а также самую гигиеничную в мире фабрику по производству новомодных сухих завтраков.

У Сары немного отлегло от сердца, когда в ближайшую и следующую ночь ее не обшаривали пронырливые руки.

– Скромница моя. – Эдмунд погладил ее по щеке, и они, взявшись за руки, мирно уснули. Сару, как будто вернувшуюся в безмятежную пору девичества, необъяснимо переполнило любовью к мужу, чего не произошло во время супружеской близости. Что же с ней такое?





* * *


В день экскурсии к водопаду туристы собрались в гостиничном холле, где всем выдали клеенчатые плащи. Эдмунд был необыкновенно весел и оживлен. В катере он наперекор ветру развлекал пассажиров, речитативом исполняя песенку из путеводителя, и при этом не сводил глаз с Сары, словно история о юных влюбленных индейцах посвящалась ей. Сара сгорала со стыда. Не дай бог, попутчики сообразят, что они новобрачные, и начнут насмешливо переглядываться – мол, знаем-знаем, чем в медовый месяц занимаются молодожены.

Катер приблизился к водопаду, и все, включая Эдмунда, умолкли, сраженные величавостью бурлящей котловины. Мощь воды, падающей сплошной стеной, ошеломляла. Несомненно, это было одним из чудес света, хоть пока не вошло в их перечень, поскольку принадлежность к слишком молодой стране еще не обеспечила ему заслуженную репутацию.

Катер двигался сквозь дымку из водяных брызг, и Сара порадовалась, что ее дорожное кашемировое платье прикрыто клеенчатым плащом.

А затем они въехали под водопад и как будто очутились в аду. Вокруг пенилась, вздымалась, скакала вода, стараясь лизнуть незваных гостей. Наверное, здесь и пахнет, как в аду – серой и прелью, подумала Сара. Она ухватилась за руку Эдмунда, и тот ободряюще обнял жену.

А потом произошло нечто необъяснимое: Сару вдруг заполонило желание броситься в воду, чтобы, слившись с этим бешеным злобным вихрем, отдаться убийственному наслаждению.