Опасные желания
Часть 69 из 73 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Когда я вошла в дом, там было слишком тихо и спокойно – непохоже, что внутри есть люди.
– Мерри! – все равно позвала я, переходя из комнаты в комнату. – Сейди! Томас! Эфраим!
Ответа не было. Больше всего меня встревожил опустевший чердак. Простыни были смяты и сорваны. Из-под них выглядывал соломенный матрас. Вдруг Сейди стало хуже и потребовалось вернуться в город? Или их всех увели силой?
Что-то захрустело у меня под ногами, когда я вошла в столовую. Кто-то уронил чашку, и теперь половицы были усыпаны осколками. Я подобрала изогнутый черепок и увидела цветочек, нарисованный на ручке. Это была сирень. Мамина любимая чашка.
Мерри никогда бы не ушла, оставив такой беспорядок неубранным. Она бы подмела пол и протерла его влажной тряпкой, чтобы никто потом не наступил босой ногой на осколок. Значит, их увели силой.
Я не хотела представлять разгневанную толпу, которая приходит на ферму в поисках Сэма и вместо него находит моих сестер, но перед глазами все равно встали картины – одна ужаснее другой. Наверное, следовало порадоваться, что удалось отделаться разбитой чашкой. Надо идти за ними. Нужно найти их всех и спасти.
Я осмотрелась в поисках чего-нибудь, что поможет мне почувствовать себя не такой одинокой и слабой. Нужно было чем-нибудь занять руки, чтобы подкрепить тающую уверенность. Все вышло из-под контроля, и с каждой секундой я все больше сомневалась, что смогу что-то исправить. Слова не помогут. Взывать к благоразумию бессмысленно. Придется применить силу.
Я уставилась на пустое место над камином. Папа увез с собой ружье, но его инструменты по-прежнему висели в сарае. Топоры. Косы. Металл. Лезвия. Я справлюсь.
Я дошла до середины двора, когда до меня донеслось гудение. Оно было настолько громким, что разогнало мои мрачные мысли и заставило меня остановиться. Пчелы. Я не могла просто так бросить пчел. Тем более теперь, когда больше никого не осталось, а мои шансы на успех стремительно тают. Нужно сказать им. Я должна попрощаться.
Я медленно подошла к ульям, пытаясь отогнать от себя все тревоги и страхи. Пчелы их почувствуют, а у меня не было времени надевать сетку. Я вытянула вперед руки, слегка расставив пальцы, показывая, что пришла с миром. Пчелы вылетали и залетали обратно в ульи, как будто совсем не встревоженные моим появлением. Я осторожно постучала по среднему улью три раза – папа всегда так делал, когда хотел поделиться с пчелами важными новостями.
– Здравствуйте, – начала я, охваченная странным смущением.
Поблизости не было никого, кто мог бы меня услышать и осудить. К тому же… Я замерла, наблюдая за пчелами, танцующими в ярком солнечном свете. Это были мои пчелы.
Сама пасека и инструменты, может, и принадлежали папе, но его не было здесь уже много месяцев. За это время население ульев успело обновиться несколько раз. Даже старые матки могли смениться молодыми с тех пор, как я взяла на себя его обязанности. До этой минуты я продолжала считать пчел папиными. Но я ошибалась. Они были моими.
– Это я, Эллери, – начала я заново, набравшись уверенности и решимости. – Не знаю, много ли вам известно о жизни за пределами ульев, полей и цветов, но в последнее время… Ну, в последнее время дела у нас не очень. А сегодня стало еще хуже. Я бы хотела остаться здесь, с вами, и дальше продолжать заботиться о пасеке, смотреть, как ваши ульи разрастаются и процветают, но я не могу. Сестры и брат – мой рой. Я нужна им.
Я провела пальцем по деревянной крышке и почувствовала легкую дрожь от гудения множества пчел.
– А хорошая матка всегда заботится о своем рое, правда?
Несколько пчел выползли из улья и забрались на крышку. Наверняка они собирались на охоту за очередной партией пыльцы, но в глубине души я надеялась, что они вылезли, чтобы получше меня слышать.
– Мне предстоит опасный путь, и я… Не знаю, смогу ли вернуться назад. Об этом странно думать – что я, возможно, в последний раз стою здесь, с вами, на пасеке и… вообще.
Глаза защипало, и я отвела взгляд, смаргивая подступившие слезы. Я посмотрела на ступеньки крыльца, представляя, как Мерри сидела здесь и лущила горох, а мама чистила картошку, устроившись в кресле-качалке, напевая и улыбаясь. Папа работал в поле. Широкополая шляпа защищала его от солнца, пока он болтал с гудящими вокруг пчелами. Даже Сэму нашлось место в этой воображаемой картине: он качал Сейди на качелях, привязанных к ветке дуба. Я жадно впитывала в себя это зрелище, смакуя мельчайшие детали, отпечатавшиеся в памяти. Я словно перечитывала старую, любимую книгу. Будем ли мы когда-нибудь снова вместе?
– Если я не… Если со мной что-то случится… Это место все равно останется вашим домом, если захотите, но если потребуется, вы всегда можете улететь. Поступайте так, как будет лучше для роя, хорошо?
Я не знала, как лучше закончить речь, поэтому просто отвернулась, пока меня не начали душить слезы. По пути к сараю я заметила трех пчел, которые летели передо мной, кружась в танце. На мгновение они повисли в воздухе, покачиваясь, а потом поднялись в небо и скрылись из виду. Словно благословляя меня. Словно прощаясь.
Подул душный горячий ветер, принося с собой отголосок криков из города. Поселение было окутано темным облаком дыма и пепла, грязи и обломков, выброшенных в воздух взрывами. От этого вида моя решимость начала таять. В этом страшном мраке меня не могло ждать ничего хорошего.
В сарай я зашла всего на пару секунд, чтобы схватить со стены то, что было мне нужно. Сжимая в руке тяжелый папин топор, я направилась обратно в Эмити-Фолз.
39
Правило первое:
Веревка из тысячи нитей прочна, не лопнет и не обветшает она. Вот так же и мы остаемся сильны, покуда в единый канат сплетены.
Дым, едкий и черный, пах горящим деревом и дегтем. Он густо пропитал воздух и щипал нос и глаза, превращая день в ложные сумерки в преисподней и мешая видеть, что происходит вокруг. Я знала, что иду по окраине города – вот потрепанные, увядшие клумбы Мэддинов, – но под ядовитой пеленой совершенно утратила чувство направления.
В дыму двигались темные тени – искаженные кошмарные силуэты и формы. Я в ужасе уставилась на великана, который размахивал косой, раз за разом вонзая ее лезвие в корчившуюся под ногами кучу, пока та не перестала шевелиться. Гигант повернулся и направился в мою сторону. Я нырнула за куст и успела увидеть, как мимо меня пробежал маленький Марк Дэнфорт. На плече он нес косу вдвое больше его самого. На лезвии блестела красно-черная кровь и что-то еще, о чем не хотелось даже думать. Взгляд мальчика остекленел, словно он совершенно потерял способность воспринимать и осмысливать происходящее.
– Где ты, Финник? – нараспев произнес он фальшивым тоном, едва не насвистывая от восторга. – Я знаю, это ты! Вечно прятаться не получится. Я иду к тебе. Иду-иду.
Марк резко, точно ящерица, повернул голову влево, прислушиваясь к шуму приближающейся драки. Вместо того чтобы сбежать, он кинулся прямо туда, высоко подняв косу над головой.
Из дома Мэддинов донеслись крики, и через несколько секунд окно второго этажа разбилось изнутри. Смертоносные осколки осыпали опаленную землю, а потом раздался звук упавшего тела. Бонни издала последний стон и затихла.
– Эй, ты! – прорычал голос из окна.
Чья-то фигура, слишком перепачканная в копоти, чтобы можно было разглядеть лицо, уставилась на меня сверху вниз. Тревога затопила грудь и начала подниматься по горлу, точно рвота. Это была Элис Фаулер. Она вытолкнула Бонни из окна, убив ее.
– Что я вижу! Эллери Даунинг! – крикнула она.
Огонь отражался в ее широко раскрытых глазах, придавая лицу безумное выражение. Элис отскочила от окна – вероятно, чтобы кинуться в погоню за мной. Спотыкаясь, я нырнула в дымный мрак, не разбирая дороги, зная только, что нужно бежать. Как раз в ту секунду, когда я свернула направо, передняя дверь дома Мэддинов распахнулась.
– Где ты? А ну вернись!
На другой стороне улицы раздались крики, и учительница бросилась туда, уверенная, что преследует меня. Я продолжила идти, углубляясь в город. Некоторые дома пылали, загоревшись от упавшей искры. От других уже не осталось ничего, кроме почерневших остовов. Свернув на центральную улицу, я обнаружила источник взрывов.
Магазин Макклири разорвало на куски. Кирпичи разбросало по дороге, как игральные кости, которые так любила Тринити Брустер. Видимо, загорелась кладовая, где хранился порох. Сила взрыва разрушила и соседние дома, а огонь уже добежал до конюшни Маттиаса Додсона.
Жеребцы метались по улице, дико вращая глазами и пытаясь спастись от пожара. Казалось, из преисподней вырвался табун демонических созданий. Их ржание сотрясало воздух. Я никогда не слышала ничего ужаснее.
Где-то у меня за спиной, в гуще хаоса, завязалась драка. Я ничего не видела, но слышала обвинения, которыми обменивались дерущиеся, и звуки ударов. Я узнала голос Леланда Шефера. Это нервное заикание ни с чем не спутаешь.
– Отойди, Уинтроп, я тебя предупреждаю! – выкрикнул он. – Иначе, клянусь, я выстрелю!
– Нет, если я выстрелю раньше!
Уинтроп Маллинз. Он винил Старейшину в смерти бабушки. А теперь оба взяли в руки оружие. Мне хотелось остановить их, как-то вмешаться, но мрак и хаос мешали понять, где они находятся. Их голоса эхом разносились между стен из дыма, раздаваясь то справа, то слева от меня.
Раздался выстрел. Один. Второй. Третья пуля прозвенела совсем рядом, чуть не оцарапав мне ухо. Нужно было выбираться отсюда. Но куда бежать? Куда могли отвести моих сестер?
В Дом Собрания? Возможно, ведь там проходил прошлый суд. Но для этого нужны все трое Старейшин, а Леланду явно не до того: он сейчас либо добивает Уинтропа, либо сам уже погиб от его руки.
О виселице я даже думать отказывалась. Если мой брат – и сестры – уже там, я не желала об этом знать, не желала это представлять, не желала даже допустить такую мысль, боясь, что она материализуется.
Поскольку магазин и конюшни были разрушены, мой список общественных мест резко сократился. Таверна… Или церковь. Щурясь на огонь, я начала пробираться ближе к центру города, избегая склок, пригибая голову при звуках выстрелов. Топор не поможет, если на меня направят ружье.
На подходе к таверне я услышала звук бьющегося стекла. Внутри было темно, если не считать света двух керосиновых ламп, но я разглядела перевернутые столы, обломки стульев и разбросанные столовые приборы. Что бы здесь ни произошло, драка уже закончилась. Только за барной стойкой виднелась одинокая фигура.
Пруденс Латетон металась из стороны в сторону и с маниакальным усердием била бутылки со спиртным. Ее глаза сверкали праведным гневом, а с губ то и дело срывался низкий смех, похожий на кваканье огромной лягушки.
Я шагнула внутрь. Зал пропах спиртом и брагой. Удивительно, как все здание еще не вспыхнуло – до того оно пропиталось алкоголем. Пруденс взмахнула топором и со смешком расколола дубовую бочку эля. Я споткнулась об упавший стул, и она замерла. Ее движения были резкими и настороженными.
– Что вы здесь делаете? – рискнула спросить я, сжимая топор. Заговаривать с ней было опасно, но она могла знать, куда мне идти.
– Исполняю волю Господа, – гордо объявила Пруденс и нанесла новый удар по бочке.
Я с опаской шагнула ближе:
– Вы не видели моих сестер? Или Сэмюэля?
Она с сомнением приподняла одну бровь.
– Его нашли – прятался, точно червь, на ранчо у Абрамса – и силком отволокли к колодкам. Полагаю, он и сейчас там – по крайней мере то, что от него осталось.
– Он умер?
Эти слова вырвались у меня неловко, против воли. Сэм умер. Я не могла в это поверить. Это был мой брат-близнец, моя вторая половина. Разве я не должна была почувствовать что-то в то мгновение, когда он покинул этот мир, оставив меня одну? Пруденс безразлично пожала плечами.
– Пруденс, прошу вас! Что случилось?
– Пастор хочет провести обряд очищения, что-то в таком духе. Говорит, нужно вернуть его душу на путь истинный, прежде чем его приговорят. А я лично даже благодарна, что он осмелился привести сюда дьявола. Теперь наши глаза открылись, и мы сможем очиститься. – Она схватила бутылку вина, осмотрела ее, прищурившись, и разбила о стойку.
Осколки полетели во все стороны и попали в лампу, стоявшую неподалеку. Она покачнулась на краю и полетела на пол. Фитиль упал прямо в лужу спиртного. Полыхнуло пламя. Язычки побежали по половицам и вверх по стойке – прямо к Пруденс. Она издала вопль, когда огонь начал лизать ее промокшие юбки.
– Нужно уходить! – закричала я, схватив полотенце, чтобы сбить пламя.
– Нет! Нет! Я не уйду, пока не уничтожу все это дьявольское пойло до последней бутылки! – заупрямилась она.
– Огонь все сделает за вас. Уходим!
Она задергалась, вырываясь, и я выронила топор. Он упал на пол и отлетел куда-то под обломки, пока я пыталась совладать с Пруденс.
– Отпусти! – завизжала она и кинулась обратно к стойке. – Их нужно остановить! Их нужно…
Огонь полыхнул, и возле стойки прогремел взрыв, не дав Пруденс договорить. Нас отбросило назад. Я упала на перевернутый стол и больно ударилась головой о ножку. Все вокруг погрузилось в черноту.
…Сознание возвращалось ко мне постепенно, короткими вспышками. Резкий запах горящей древесины. Пляшущие языки огня. Но я не могла пошевелиться. Я была слишком ошеломлена, чтобы почувствовать нарастающий жар, слишком сбита с толку, чтобы искать спасения от подступающего пекла. Я могла только смотреть. Смотреть на гневное красно-золотое. Смотреть на жгучее оранжевое. Смотреть.
Разве это так ужасно – просто расслабиться и смотреть? Я даже почувствовала некое умиротворение. Оно позволило мне отрешиться от ситуации, взглянуть на нее словно со стороны. Я почти разглядела в происходящем особую, завораживающую красоту. Как это легко!