Он тебя проспорил
Часть 67 из 77 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Меня ведут в какой-то кабинет, где за столом уже сидит грузный мрачный мужчина. Он бросает на меня равнодушный взгляд и кивает на стул:
— Присаживайтесь.
77. Лиза
После разговора со следователем меня отводят в камеру. Я теряюсь от абсурдности ситуации. Какое уклонение?
Тщетно я пыталась доказать следователю, что всего несколько дней была генеральным директором компании. Когда бы я успела уклониться?
Но он положил передо мной неопровержимое доказательство моей виновности — подписанные мной договоры. С какими-то липовыми компаниями. Несуществующими по факту.
По этим самым договорам были выведены очень приличные суммы. Мне такие и не снились. И, где теперь эти суммы, следователь и пытался выяснить у меня.
Но что я могла сказать ему?
Что подписала документы, не глядя?
Что так толком и не вникла в свои должностные обязанности и доверилась опытным коллегам?
Что проблемы в личной жизни застили мое сознание и я не отдавала себе отчет, когда подписывала эти документы?
Кого это волновало? Точно не этого следователя.
Он не поверил ни единому слову. Кивал с ухмылкой на все мои оправдания.
— Мне полагается адвокат? — спросила я перед тем, как выйти вместе с конвойным.
— Да, завтра придет. Государственный защитник. Если у Вас нет своего адвоката.
У меня его, конечно же, нет.
Я опять перебираю в памяти весь наш разговор, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Хоть какое-то спасение. Ну, должен же быть выход.
Так не бывает. Или?…
В камере кроме меня еще три женщины. Молчаливые, угрюмые, неразговорчивые. Но так даже лучше.
Я лежу на чем-то, напоминающем кровать, отвернувшись к стене.
Мне даже не дали позвонить. Следователь сказал, что моим родственникам уже сообщили. Как это перенесет мама? Больше всего я волнуюсь за нее.
Завтра придет адвокат. Так обещал следователь. И первым делом я попрошу его позвонить маме и все нормально объяснить ей.
А я… я даже не знаю, что говорить адвокату, чтобы он смог помочь мне. Я ведь ничего не знаю ни об этих компаниях, ни о подписанных документах.
Одна надежда — на адвоката. У него же должен быть опыт в таких делах.
Неужели меня и правда посадят на шесть лет, как и говорил следователь?! Но за что?!
Становится горько и обидно. И я чувствую, как слезы стекают через переносицу, по виску, на подушку.
Я наивно полагала, что мои слезы все выплаканы. Что я, наконец, обрету хоть видимость покоя. Там, у тети Оли.
Но все только начинается. Новый виток борьбы. Борьбы за свою жизнь. За имя. И за свободу…
Почему? Почему я?
Ведь это же наверняка кто-то подстроил. Я почему-то уверена в этом.
Документы принес Антон. А подписать их уговорил Дженаб.
Но нет. Мозг отказывается верить в связь между этими двумя событиями. Они не могла действовать сообща.
Уверена, тут какая-то ошибка и следствие обязательно разберется.
Пусть спросят у Антона и Дженаба. Да. Вот, о чем надо сказать адвокату. Пусть поговорит с ними.
Такая крупная компания не могла так действовать. Не могла так уклоняться. В таких размерах. Это же опасно для бизнеса. А они дорожат своей репутацией.
Да, это ошибка. Успокаиваю я себя и пытаюсь заснуть. Мои соседки по камере давно спят. Лунный свет сеткой падает на пол, напоминая о том, что на окне решетка.
Это реальность. Медленно погружаюсь в сон. Мысли все оставляет меня. Наконец.
Облегченно вздыхаю.
И тут тело прожигает резкая боль. Спазм.
Распахиваю глаза. И опять. Резкая сильная боль. Короткий удар. И опять спокойствие. А через несколько секунд еще. Сильнее. Острее.
Так, что я вскрикиваю, будя своих соседок.
78. Арман
Впервые за шесть лет я оказываюсь на Родине. Жаркий ветер обдувает лицо, когда я спускаюсь по трапу самолета. Меня встречает водитель. Сев в машину, сразу же прошу его ехать в больницу. К маме.
Меня привозят в клинику.
Прежде чем впустить в палату, врач предупреждает, что я не должен беспокоить маму. Ее состояние требует покоя. Я, конечно же, все понимаю.
Захожу в палату. Мама сразу же поворачивается на звук и слабо улыбается мне.
— Сынок, — произносит едва слышно и пытается приподняться на кровати.
— Мам, лежи, — подхожу к ней и кладу руку на плечо. — Все хорошо. Видишь, я прилетел.
— Не надо было, Арман, — улыбается она. — Ничего страшного.
— Что говорят врачи? Почему ты здесь?
— Не знаю. Говорят, что переутомление. Витамины обещали прокапать. Я же говорю, ничего страшного. Не переживай. Как твои дела? Что с Лизой? Как отец отреагировал?
Нет. Я не буду ее тревожить. Свои проблемы я буду решать сам. Поэтому отвечаю ей общими фразами. Но маму не проведешь.
— Арман, — говорит она, — тебе надо поговорить с родителями Шейназ. И с султаном. Ты не можешь просто спрятаться и отмолчаться. Султан может запретить тебе въезд в страну за ослушание. Да и с отцом надо наладить контакт.
Мой взгляд становится жестче. Как ни стараюсь, я не могу сдержаться. Даже при маме.
— Он хотел взять ее в жены! — говорю твердо.
— Он бы не сделал этого, — уверенно произносит мама. — У него другая невеста здесь ждет.
— Тогда зачем он все это делал, мам? Зачем? Разве он не видел?
Теряюсь в догадках. Мне просто необходима сейчас хоть чья-то поддержка. Я совсем один. Есть только мама.
Я даже не попрощался с Лисенком. Что она думает? Что ей сказали?
— Не знаю, сынок, — задумчиво отвечает мама. — Не знаю, зачем Дженаб все это затеял. Но он никогда ничего не делает просто так. Это я знаю точно. И, чтобы не случилось, он твой отец… Не забывай об этом… Он хочет счастья тебе…
Я успокаиваю ее пустыми обещаниями. Но в душе мне тяжело от того, что я, наверное, никогда не смогу простить отца. Слишком больно это все.
Выйдя из палаты, иду в кабинет врача. Мне необходима правда о состоянии мамы.
К счастью, там и правда ничего серьезного.
Еду домой. В резиденцию отца.
Я никогда не любил бывать там. Для меня и моих родных братьев и сестер отведен отдельный этаж. Наши комнаты, детей, рожденных от женщины чужой нации, не могут быть на одном этаже с детьми, полностью признанными.
Но я знаю, кто мне поможет в моих переговорах с султаном.
Один из моих братьев — Алек. Его мать — гражданка Омана.
Отец по законам моей страны может представить одного из сыновей в правительственный совет. Когда у нас еще были хорошие отношения с ним, он решил рекомендовать мою кандидатуру. Но для этого мне требовалось жениться на Шейназ.
— Присаживайтесь.
77. Лиза
После разговора со следователем меня отводят в камеру. Я теряюсь от абсурдности ситуации. Какое уклонение?
Тщетно я пыталась доказать следователю, что всего несколько дней была генеральным директором компании. Когда бы я успела уклониться?
Но он положил передо мной неопровержимое доказательство моей виновности — подписанные мной договоры. С какими-то липовыми компаниями. Несуществующими по факту.
По этим самым договорам были выведены очень приличные суммы. Мне такие и не снились. И, где теперь эти суммы, следователь и пытался выяснить у меня.
Но что я могла сказать ему?
Что подписала документы, не глядя?
Что так толком и не вникла в свои должностные обязанности и доверилась опытным коллегам?
Что проблемы в личной жизни застили мое сознание и я не отдавала себе отчет, когда подписывала эти документы?
Кого это волновало? Точно не этого следователя.
Он не поверил ни единому слову. Кивал с ухмылкой на все мои оправдания.
— Мне полагается адвокат? — спросила я перед тем, как выйти вместе с конвойным.
— Да, завтра придет. Государственный защитник. Если у Вас нет своего адвоката.
У меня его, конечно же, нет.
Я опять перебираю в памяти весь наш разговор, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Хоть какое-то спасение. Ну, должен же быть выход.
Так не бывает. Или?…
В камере кроме меня еще три женщины. Молчаливые, угрюмые, неразговорчивые. Но так даже лучше.
Я лежу на чем-то, напоминающем кровать, отвернувшись к стене.
Мне даже не дали позвонить. Следователь сказал, что моим родственникам уже сообщили. Как это перенесет мама? Больше всего я волнуюсь за нее.
Завтра придет адвокат. Так обещал следователь. И первым делом я попрошу его позвонить маме и все нормально объяснить ей.
А я… я даже не знаю, что говорить адвокату, чтобы он смог помочь мне. Я ведь ничего не знаю ни об этих компаниях, ни о подписанных документах.
Одна надежда — на адвоката. У него же должен быть опыт в таких делах.
Неужели меня и правда посадят на шесть лет, как и говорил следователь?! Но за что?!
Становится горько и обидно. И я чувствую, как слезы стекают через переносицу, по виску, на подушку.
Я наивно полагала, что мои слезы все выплаканы. Что я, наконец, обрету хоть видимость покоя. Там, у тети Оли.
Но все только начинается. Новый виток борьбы. Борьбы за свою жизнь. За имя. И за свободу…
Почему? Почему я?
Ведь это же наверняка кто-то подстроил. Я почему-то уверена в этом.
Документы принес Антон. А подписать их уговорил Дженаб.
Но нет. Мозг отказывается верить в связь между этими двумя событиями. Они не могла действовать сообща.
Уверена, тут какая-то ошибка и следствие обязательно разберется.
Пусть спросят у Антона и Дженаба. Да. Вот, о чем надо сказать адвокату. Пусть поговорит с ними.
Такая крупная компания не могла так действовать. Не могла так уклоняться. В таких размерах. Это же опасно для бизнеса. А они дорожат своей репутацией.
Да, это ошибка. Успокаиваю я себя и пытаюсь заснуть. Мои соседки по камере давно спят. Лунный свет сеткой падает на пол, напоминая о том, что на окне решетка.
Это реальность. Медленно погружаюсь в сон. Мысли все оставляет меня. Наконец.
Облегченно вздыхаю.
И тут тело прожигает резкая боль. Спазм.
Распахиваю глаза. И опять. Резкая сильная боль. Короткий удар. И опять спокойствие. А через несколько секунд еще. Сильнее. Острее.
Так, что я вскрикиваю, будя своих соседок.
78. Арман
Впервые за шесть лет я оказываюсь на Родине. Жаркий ветер обдувает лицо, когда я спускаюсь по трапу самолета. Меня встречает водитель. Сев в машину, сразу же прошу его ехать в больницу. К маме.
Меня привозят в клинику.
Прежде чем впустить в палату, врач предупреждает, что я не должен беспокоить маму. Ее состояние требует покоя. Я, конечно же, все понимаю.
Захожу в палату. Мама сразу же поворачивается на звук и слабо улыбается мне.
— Сынок, — произносит едва слышно и пытается приподняться на кровати.
— Мам, лежи, — подхожу к ней и кладу руку на плечо. — Все хорошо. Видишь, я прилетел.
— Не надо было, Арман, — улыбается она. — Ничего страшного.
— Что говорят врачи? Почему ты здесь?
— Не знаю. Говорят, что переутомление. Витамины обещали прокапать. Я же говорю, ничего страшного. Не переживай. Как твои дела? Что с Лизой? Как отец отреагировал?
Нет. Я не буду ее тревожить. Свои проблемы я буду решать сам. Поэтому отвечаю ей общими фразами. Но маму не проведешь.
— Арман, — говорит она, — тебе надо поговорить с родителями Шейназ. И с султаном. Ты не можешь просто спрятаться и отмолчаться. Султан может запретить тебе въезд в страну за ослушание. Да и с отцом надо наладить контакт.
Мой взгляд становится жестче. Как ни стараюсь, я не могу сдержаться. Даже при маме.
— Он хотел взять ее в жены! — говорю твердо.
— Он бы не сделал этого, — уверенно произносит мама. — У него другая невеста здесь ждет.
— Тогда зачем он все это делал, мам? Зачем? Разве он не видел?
Теряюсь в догадках. Мне просто необходима сейчас хоть чья-то поддержка. Я совсем один. Есть только мама.
Я даже не попрощался с Лисенком. Что она думает? Что ей сказали?
— Не знаю, сынок, — задумчиво отвечает мама. — Не знаю, зачем Дженаб все это затеял. Но он никогда ничего не делает просто так. Это я знаю точно. И, чтобы не случилось, он твой отец… Не забывай об этом… Он хочет счастья тебе…
Я успокаиваю ее пустыми обещаниями. Но в душе мне тяжело от того, что я, наверное, никогда не смогу простить отца. Слишком больно это все.
Выйдя из палаты, иду в кабинет врача. Мне необходима правда о состоянии мамы.
К счастью, там и правда ничего серьезного.
Еду домой. В резиденцию отца.
Я никогда не любил бывать там. Для меня и моих родных братьев и сестер отведен отдельный этаж. Наши комнаты, детей, рожденных от женщины чужой нации, не могут быть на одном этаже с детьми, полностью признанными.
Но я знаю, кто мне поможет в моих переговорах с султаном.
Один из моих братьев — Алек. Его мать — гражданка Омана.
Отец по законам моей страны может представить одного из сыновей в правительственный совет. Когда у нас еще были хорошие отношения с ним, он решил рекомендовать мою кандидатуру. Но для этого мне требовалось жениться на Шейназ.