Окна во двор
Часть 94 из 121 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
От прокручивания плана в голове меня отвлек Славин голос. Он строго сказал Льву:
– Чтобы до полуночи вернул детей в целостности и сохранности.
– А в полночь что?
– Превращусь в козла.
– То есть сам в себя сорок раз? – хмыкнул Лев.
Слава, засмеявшись, наклонился и поцеловал его в губы. Я, садясь на переднее кресло, даже замер от неожиданности: не смог припомнить, когда последний раз был свидетелем подобной сцены. Ваня с заднего сиденья протянул: «Фу-у-у-у».
Оборвав поцелуй, Слава сказал:
– Я тебя люблю.
– А нас?! – ревностно возмутился Ваня.
Папа начал было говорить, что, конечно, тоже любит, но Лев поспешно закрыл окно, отгораживая нас от Славы, и ответил вместо него:
– А вас он терпеть не может, попросил вывезти в лес и закопать. Поехали.
Мы замахали Славе в окна с такой интенсивностью, будто правда поверили, что видим его в последний раз, а он, зябко переминаясь с ноги на ногу, послал нам воздушный поцелуй.
Так началось путешествие.
Странное ощущение: никогда раньше мы ничего такого не делали, а тут – недельная поездка на машине. С отцом. В фильмах такое всегда оборачивается либо чем-то очень смешным, либо грустным. Интересно, как будет у нас?
Все началось раздражающе. По крайней мере для Льва. Едва мы выехали из города (а выехали мы за несколько минут – дороги свободные), как Ваня заявил:
– Я хочу писать.
Лев тут же завелся.
– А дома ты не мог этого сделать?
– Я сделал. Но я снова хочу.
Мы ехали по узенькой однополосной дороге: справа голая земля с остатками подтаявшего снега, слева – то же самое. Лев остановился на обочине.
– Иди, – бросил он Ване.
– Куда? – не понял тот.
– Писать. Ты же просился.
– А куда?
Брат растерянно оглядел голое пространство.
– Весь мир перед тобой, – ответил Лев.
– Тут даже кустиков нет.
– Где я возьму тебе кустики в конце марта? Отвернись от дороги, и все.
– Все будут смотреть.
Вздохнув, Лев вгляделся в чистое поле.
– Вон там стоит какое-то дерево.
Я тоже присмотрелся: одинокая коряга торчала из земли метрах в ста от дороги.
– Я боюсь идти туда один, – заявил Ваня.
– Тогда поехали дальше, – кивнул Лев, снова заводя мотор.
– Нет! Сходи со мной!
Мученически возведя глаза к потолку, папа повернул ключ зажигания, выключая, и покорно вышел из машины. Молча кивнул Ване – выходи, мол.
Они спустились в кювет: Лев – аккуратно и боком, Ваня – непонятно как, из окна машины не разглядел, но жалобный крик «Черт, мои носки!» на несколько секунд сотряс воздух.
Прогулка по полю и обратно заняла у них минут пять, с учетом стояния у дерева. Лев вернулся в машину первым, а Ваня задержался у водоотводной канавы.
Захлопывая дверь машины за собой, папа устало спросил:
– Тебя не нужно отвести пописать?
– Нет, спасибо.
Ваня поднялся на обочину (грязный до такой степени, словно по полю перемещался исключительно ползком) и, что-то сжимая в кулаке, постучал в мое окошко. Я открыл дверь, а он резко сунул мне в лицо раскрытую ладонь.
– Замороженная лягушка! – заорал он при этом.
Я отшатнулся, вглядываясь в коричневое нечто в его руке. И правда: маленькая заиндевевшая лягушка болотного цвета.
– Фу, убери!
Я попытался откинуть его руку, но он захохотал.
– Ты что, боишься?
И нарочно поднес ее еще ближе ко мне, почти к носу, запев противным голосом:
– Мики боится лягушек, Мики боится лягушек!
Я отметил про себя, что чувство ритма и примитивных мелодий у него сохранилось, но в данной ситуации порадоваться не смог – понял, что действительно боюсь этой лягушки.
Все больше вжимаясь в Льва в попытках отстраниться от Вани, я жалобно попросил:
– Папа, скажи ему!
А папа, откинувшись в кресле, проводил сам с собой какую-то мысленную медитацию: закрыл глаза, не реагируя на наши разборки, и, я уверен, усердно убеждал себя в чем-то.
– Ну, папа! – отчаялся я привлечь его внимание.
– Ну, папа! – вторил мне Ваня, передразнивая.
Он ткнул лягушкой в мою щеку, и меня передернуло.
– Убери, она склизкая, дохлая и воняет!
– Сам ты дохлый и воняешь!
– Ты воняешь!
– Ты!
– Так. – Лев наконец открыл глаза. – Ты, – он показал на меня, – успокойся. А ты, – теперь на Ваню, – выбрось эту дрянь.
– Это не др…
– Мне плевать, – перебил Лев. Его ледяное спокойствие обдало меня настоящим холодом. – Положи туда, откуда взял и… Господи, почему ты такой грязный?
Папа открыл бардачок, вытащил из него пачку влажных салфеток и кинул их Ване. Сказал:
– Пока не отмоешься, в машину не сядешь. Одежду я тоже имею в виду.
Следующие пятнадцать минут мы наблюдали, как Ваня усиленно оттирает от грязи джинсы, куртку, руки и лицо (сначала той же салфеткой, что и руки, но стоило Льву мучительно вздохнуть, как он сообразил и взял новую). На этот сухой душ у Вани ушла целая пачка и, закончив, он не задумываясь швырнул упаковку вместе с использованными салфетками в кювет.
Развернувшись к машине, Ваня замер на полушаге, столкнувшись со взглядом Льва.
– И что это ты сделал? – спросил он.
– Выкинул…
– Иди подбирай.
Обиженно засопев, Ваня полез в кювет. Мы со Львом отвлеклись на минуту, поворчав на Ванины манеры, мол, надо будет этим заняться, а когда снова повернулись к кювету, брат уже вылезал обратно – с упаковкой и… грязный.
Лев опешил.
– Блин, Ваня!
– Я упал! – жалобно заоправдывался он. – Я не хотел, я не специально, там скользко!
Я молчал, сдерживая смех, чтобы не бесить Льва еще больше. Он тоже молчал, сдерживая, видимо, всего себя. Ваня, потупившись, спросил: