Окна во двор
Часть 88 из 121 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Не выдержав тишины, я аккуратно уточнил:
– Ты меня понимаешь?
– Нет, – честно ответил Слава. – Но ты продолжай.
– Меня от него тошнит. В прямом смысле.
Слава покивал. Для вида, наверное.
– И я не понимаю почему. Не понимаю, это вообще про меня или… или вообще не про меня.
Папа молчал. Я растерянно искал поддержку в его глазах. Он попросил:
– Разверни мысль.
Пришлось говорить прямо.
– Меня изнасиловали, – сказал я. – Но я не хочу, чтобы этот факт влиял на мою жизнь и на мой выбор. Если я не люблю секс, я хочу не любить его из-за себя, потому что я такой, а не потому, что меня изнасиловали. Но сейчас я не понимаю, какой я.
Пока Слава слушал, лицо у него делалось все серьезней и серьезней. Он поднес стакан с водой к губам, глотнул. Долго молчал, не поднимая на меня глаз.
Наконец спросил:
– Какой помощи ты от меня ждешь?
Я растерялся от его вопроса. Он показался мне холодным, грубым, даже отстраненным.
Заметив мое замешательство, папа пояснил:
– Ты хочешь обсудить это со мной или ты хочешь, чтобы я нашел тебе психотерапевта? Или ты хочешь чего-то третьего?
– Я хочу, чтобы ты нашел мне психотерапевта. И, наверное, хочу обсудить это с тобой.
Взяв стакан, Слава еще раз быстро отпил из него, а затем прислонил к виску – словно у него болит голова. Снова замолчал. Все паузы между репликами у нас были ужасно долгими.
– Ты… Ты ждешь от меня какого-то готового ярлыка? – уточнил папа. – Мол, да, ты асексуален, или нет, у тебя травма?
– Ну… Наверное. Мне интересно, как ты думаешь.
– Я не знаю.
«Я не знаю» – вот и весь разговор. Что еще говорить – непонятно. Слава выглядел так, как будто ужасно мучился от моей компании.
Чтобы облегчить папино состояние, я, неловко поерзав на табуретке, начал подниматься.
– Ладно, я…
Хотел сказать: «Ладно, я пойду», но Слава взглядом пригвоздил меня к месту:
– Подожди.
Я сел обратно. Слава отнял стакан от виска и поставил его на столешницу. Покрутив его в пальцах, сказал:
– У меня с ним была похожая история.
Я не сразу понял.
– С кем?
– С Артуром.
– Серьезно? Когда?
Когда мне было восемнадцать. Юля болела, врачи в поликлинике ставили неправильный диагноз, назначали лечение, от которого было только хуже… Ну ты в курсе.
Артур тогда проходил интернатуру в онкодиспансере, но дело было даже не в нем, а в его матери. Она тоже была врачом, тридцать лет стажа, прием расписан на месяцы вперед… Короче, к ней было тяжело попасть, приходилось долго ждать. Судя по всему, он считал, что мы ему по гроб жизни обязаны за то, что он подошел к своей матери и сказал ей: «Мама, проконсультируй моих знакомых», а она сказала: «Хорошо». Но поскольку этот момент запустил цепочку позитивных событий: правильный диагноз, лечение, от которого становилось лучше, – мы правда почувствовали себя должными ему. По крайней мере, я точно, да и Лев… Он до сих пор использовал это как доказательство, что Артур – хороший и порядочный человек.
Юле назначали химиотерапию, я всегда ездил с ней, одна процедура занимала часа три, потом у нее были слабость, тошнота… В общем, я ей помогал.
И вот сижу я на скамейке в коридоре, читаю «Трое в лодке, не считая собаки» – как сейчас помню, ненавижу теперь эту книгу, так и не дочитал, – и ко мне подходит Артур. Говорит, давай пройдем в кабинет, кое-что надо обсудить. Я был уверен, что обсуждение будет касаться Юли, ее лечения, ее состояния, пошел за ним без всякой задней мысли.
Мы пришли в кабинет его матери, заведующей отделения, но в тот день она была на какой-то научно-практической конференции. Прохожу внутрь, и он закрывает за мной дверь на ключ. Я понимаю, что это странно, оглядываюсь, а он резко меняется в лице, в интонациях. Начинает жестко со мной говорить: мол, сейчас мы будем общаться на моих условиях, или ты делаешь, что я скажу, или твою сестру…
– Бля, – не выдержал я.
У меня в глазах застыли слезы, в горле – противный комок, напоминающий о тошноте после кошмаров.
– Мне прекратить? – уточнил Слава.
– Нет, извини, продолжай.
– Я могу не рассказывать, если тебе тяжело.
– Все хорошо, – заверил я, потирая глаза тыльной стороной ладоней. – Я хочу, чтобы ты рассказал.
– Он начал мне угрожать, что сделает так, чтобы Юлю перестали лечить, что убедит в этом свою мать. Сейчас я понимаю, какой это бред, но тогда… Мне было восемнадцать, я понятия не имел, как работает система, чувствовал себя потерянным, моя сестра умирала, я… Я поверил каждому его слову.
Слава сжал стакан в пальцах с такой силой, что я забеспокоился, как бы тот не лопнул. Подняв на меня взгляд, он хрипло произнес:
– Ты хотя бы пытался сказать ему «нет». Я не пытался.
– Ты рассказал Льву?
Слава выдохнул с вымученной улыбкой:
– Нет, конечно нет.
– Почему «конечно нет»?
Он ответил так, словно это было очевидно:
– Я считал, что изменил ему, что это как… Ну, как проституция, типа я расплатился с ним за услуги. Это Артур меня шантажировал, что расскажет Льву. А у меня в жизни был очень неподходящий момент, чтобы оставаться одному.
– И ты до сих пор не рассказал?
– Ты первый, кто слышит эту историю.
– Это было один раз?
– Да. Юле не помогала химия. И вообще мало что помогало. Он отстал от меня, пропал с горизонта, ушел из медицины, и я слышал о нем постольку-поскольку до самой свадьбы.
– И ты правда думаешь, что, если бы рассказал Льву, он бы… бросил тебя?
Слава снова натянуто улыбнулся. У него есть такая черта – улыбаться в неуместные моменты.
– Он ревновал меня ко всем. Я вообще не допускал мысли, что смогу ему рассказать о конкретной физической измене.
– Но это же не…
– В моей голове это была измена, – опередил Слава. – Все эти годы я об этом так и думал. Я не вырывался, не дрался, не сопротивлялся, не говорил: «Нет». Прошло тринадцать лет, и только сейчас, когда это случилось с тобой, я вдруг понял, что со мной тогда произошло то же самое. Раньше мне даже в голову не приходило. Я искренне считал себя идиотом, который сам виноват.
Я еще старался сохранить лицо, но плакал уже совсем открыто: слезы катились по щекам одна за другой, как наперегонки. Нос, наверное, покраснел – дышать стало нечем. Пришлось всхлипывать и вдыхать ртом.
Я тоненько спросил, шевеля дрожащими губами:
– Почему люди, которые сталкиваются с насилием, считают, что это их вина?
Слава, вздохнув, закрыл лицо ладонями. Посидел так с минуту, потом обессиленно опустил руки и сказал:
– Ну вот, ты пришел за помощью, а я довел тебя до слез… Прости, отец из меня дерьмовый.
– Неправда.
– Еще какая правда. Никогда не прощу себе того, что случилось. Я ведь знал, кто он такой. Только я это знал. Если бы я рассказал Льву… Если бы я хотя бы перед свадьбой ему рассказал, ты был бы в порядке. Не могу перестать об этом думать.
Я не знал, что сказать. Мне было неловко, что Слава так сильно винит себя, хотелось облегчить его состояние.
– Мне кажется, если ты расскажешь Льву теперь, он поймет, – осторожно предположил я.
Слава неожиданно легко согласился:
– Да, теперь да.
– Так расскажи ему.