Окна во двор
Часть 6 из 121 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Нет, они мне просто не нравятся!
– Почему? Может, ты сам азиат.
– Че? Я не азиат.
– А ты знаешь, что коренные народы Сибири – азиаты?
– А я тут при чем?
– Ты же из Сибири. Как ты можешь быть уверен, что ты не азиат?
– А ты?!
– А я и не ненавижу азиатов!
– А я ненавижу!
– Пап, Ваня – расист!
– Пап, почему Мики говорит, что я азиат?
Было неясно, от какого папы они требуют внимания, и Лев надеялся, что Слава ответит им что-нибудь за него. Слава так и сделал.
– Так! – строго сказал он, прерывая балаган. – Ты, – он показал на Ваню, – не азиат. Но даже если был бы, в этом нет ничего плохого. А ты, – он показал на Мики, – не провоцируй его.
Мики закатил глаза.
– Он провоцируется с того, что я называю его азиатом, а это даже не обидно! В его возрасте меня дразнили педиком, и ничего…
«Да уж конечно», – устало подумал Лев, одной рукой придерживая Ваню за капюшон (чтобы никуда не ускакал в гиперактивном порыве), а другой вызывая такси через Uber.
Они выбрали двухкомнатную (две спальни и гостиная) квартиру на улице Джепсон-Янг-лэйн в популярном, но умеренно дорогом районе для новоприбывших. Главным критерием выбора стала близость школы: дети были достаточно взрослыми, чтобы ходить в нее самостоятельно, а родители – достаточно тревожными, чтобы не разрешать им кататься по крупнейшему городу Канады без знания языка.
Еще на выходе из аэропорта Мики начал пробовать название улицы на вкус:
– Джепсон-Янг-лэйн, Джепсон-Янг-лэйн… Хрен запомнишь. Почему они не могут называть улицы по-нормальному, типа «Мира» или «Суворова»?
– Во-первых, не говори «хрен», – попросил Слава и, пресекая Микин порыв сказать: «Это не мат», добавил: – Джепсон-Янг – это фамилия. Так звали канадского врача, который сделал большой вклад в борьбу со СПИДом, задокументировав свой опыт. Он вел дневник до самой смерти.
– И когда он умер? – поинтересовался Мики.
– Не помню, в 90-х.
– Наверное, был геем, – хмыкнул мальчик.
– С чего ты взял?
– А кто еще мог умереть от СПИДа в 90-х?
– Кто угодно, – пожал плечами Слава. – Что за стереотипы?
Мики, криво усмехнувшись, вытащил телефон из кармана и заводил большим пальцем по экрану. Лев сразу догадался: гуглит.
Не прошло и тридцати секунд, как Мики выдал:
– Да, он был геем, я же сказал!
– Ну и что? – устало вздохнул Слава.
– Да ничего. – Мики убрал телефон в карман. – Будем жить гей-семьей на улице, названной в честь спидозного гея. Миленько.
Лев резко одернул его:
– Следи за словами.
– Я сказал «гей», – оправдался Мики, имея в виду, что обычно он использует куда более уничижительные синонимы.
– Ты сказал «спидозный», – напомнил Лев. – Следи за словами.
– Я не знал, что мы теперь оскорбляемся из-за слова «спидозный». У нас в семье кто-то спидозный?
Слава часто повторял: «Нельзя бить детей». Обычно он это говорил, когда Лев уже ударял Мики, но иногда успевал и превентивно: «Поговори с ним серьезно, только не бей, детей бить нельзя». Каждый раз, когда Лев хотел отвесить Мики хорошенькую оплеуху или подзатыльник, он повторял про себя Славины слова как мантру, и в семи из десяти случаев это срабатывало. Слава ужасно корил его за те моменты, когда Лев все-таки ударял Мики, а Лев гордился собой за те, в которые не ударял. Он же понимал, насколько их на самом деле больше.
Вот, например, как этот. Лев сделал глубокий вдох, повторил про себя: «Нельзя бить детей» – и потребовал ледяным тоном:
– Дай сюда свой телефон.
Пока Мики с жаром отстаивал свои демократические свободы («Ты не имеешь права забирать у меня телефон!»), Лев одним движением вытащил мобильник из его кармана и передал Славе. Слава убрал его во внутренний карман куртки.
– Получишь через неделю.
– Супер, – недовольно фыркнул Мики, но после этого затих.
Ванкувер напоминал Льву Сан-Франциско, и это было совершенно несправедливо, потому что из общего у них были только язык и ухоженные бездомные, поедающие фастфуд возле метро. Но Лев видел сходства во всем: например, мост, соединяющий аэропорт с остальным городом, напомнил ему Золотые Ворота, хотя не был красным (и золотым тоже не был, и, говоря совсем уж честно, у него даже не было никаких «ворот»). Все здесь – не внешне, а в ощущениях – было таким же: запах в такси, уличный шум, вкус чужой воды на языке, – и весь он, уставший, разбитый, с неясными планами на жизнь, был будто бы немного таким же, как тогда.
В их новой квартире оказалась просторная гостиная, соединенная со столовой и кухней, а в коридоре, напротив друг друга, соседствовали две спальни. Мики и Ваня тут же ввалились в ту, что побольше, и начали спорить, кто поставит кровать у окна, пока Ваня не сказал: «Гардеробная! Я буду спать в гардеробной!»
Лев прошел в будущую детскую вслед за Славой, они остановились у окна, где Мики заприметил себе спальное место. Окно было европейским, как в России, и это понравилось Льву: он опасался, что в Канаде им достанется дом с «американскими» раздвижными окнами, где фрамуга застревает на полпути к открытию.
Слава глянул на стриженый газон и детскую площадку, огороженную забором. Задумчиво произнес:
– Окна во двор.
– Это плохо? – уточнил Лев.
Слава пожал плечами.
– Да нет.
Из удобств в квартире были только кухонный гарнитур и сантехника, но пожилая арендодательница любезно предоставила две надувные кровати – «до той поры, пока вы не доберетесь до “Икеи”». Лев сразу подумал, что доберется до нее как можно быстрее.
Еще арендодательница все время говорила «ваши дети», глядя то на Славу, то на Льва поочередно.
«Ваши дети могут разместиться здесь…» или «В соседнем квартале средняя школа, вашим детям будет удобно добираться». Каждый раз, когда она произносила что-то подобное, обращаясь ко Льву, его сердце делало кульбит: «Ого!» И ведь ей, шестидесятилетней даме с волосами цвета моркови, даже не приходилось пересиливать себя, чтобы это говорить. Может, переезд и правда того стоил?
Когда она ушла, Лев тут же подлетел к Славе.
– Ты слышал, что она говорила?
– Про школу в соседнем квартале?
– Нет! Она говорила «ваши дети». Твои и мои. Наши. Понимаешь?
– А‐а, – смекнул Слава. И тут же сказал, будто ничуть не удивленный: – Ну конечно, это само собой.
Лев разулыбался от подступившего счастья. Слава, обхватив его за талию, прижал к себе, шепнул: «Добро пожаловать в новую жизнь» – и нежно прикоснулся губами к его губам.
– Фу-у-у-у! – послышалось справа. Это Ваня выглянул из своей новой комнаты. – Не целуйтесь!
Оборвав поцелуй, Лев засмеялся в Славины губы:
– Почти как дома.
– Мы дома, – просто ответил Слава.
Лев почувствовал болезненный укол от его слов, но возражать не стал.
Часть I
Канада
The Triangle
Вот как выглядела плитка в ванной комнате: всего четыре варианта узора, выложенных в разной комбинации. Если вы когда-нибудь проходили тест на айкью, то поймете, о чем я говорю: на одном квадрате был изображен треугольник основанием вниз, а на другом – вверх, если на третьем основание влево, то на четвертом будет вправо. В тестах на айкью четвертый треугольник всегда пропущен и надо самому догадаться, какой должен быть угол наклона.
В ванной комнате «тест» усложнили: треугольники были разных цветов – белый, черный, бело-черный (больше белых полос, чем черных) и черно-белый (больше черных полос, чем белых). В каждом следующем ряду порядок треугольников менялся: черный треугольник с основанием вверх в следующем ряду был уже с основанием вниз. Проследить логику комбинаций оказалось сложно, но я все-таки уловил последовательность.
И я так подробно об этом рассказал, потому что смотрел на плитку сорок минут, сидя на эмалированном бортике ванны. Сорок минут перед глазами ничего, только сраные треугольники – свихнуться можно.
– Почему? Может, ты сам азиат.
– Че? Я не азиат.
– А ты знаешь, что коренные народы Сибири – азиаты?
– А я тут при чем?
– Ты же из Сибири. Как ты можешь быть уверен, что ты не азиат?
– А ты?!
– А я и не ненавижу азиатов!
– А я ненавижу!
– Пап, Ваня – расист!
– Пап, почему Мики говорит, что я азиат?
Было неясно, от какого папы они требуют внимания, и Лев надеялся, что Слава ответит им что-нибудь за него. Слава так и сделал.
– Так! – строго сказал он, прерывая балаган. – Ты, – он показал на Ваню, – не азиат. Но даже если был бы, в этом нет ничего плохого. А ты, – он показал на Мики, – не провоцируй его.
Мики закатил глаза.
– Он провоцируется с того, что я называю его азиатом, а это даже не обидно! В его возрасте меня дразнили педиком, и ничего…
«Да уж конечно», – устало подумал Лев, одной рукой придерживая Ваню за капюшон (чтобы никуда не ускакал в гиперактивном порыве), а другой вызывая такси через Uber.
Они выбрали двухкомнатную (две спальни и гостиная) квартиру на улице Джепсон-Янг-лэйн в популярном, но умеренно дорогом районе для новоприбывших. Главным критерием выбора стала близость школы: дети были достаточно взрослыми, чтобы ходить в нее самостоятельно, а родители – достаточно тревожными, чтобы не разрешать им кататься по крупнейшему городу Канады без знания языка.
Еще на выходе из аэропорта Мики начал пробовать название улицы на вкус:
– Джепсон-Янг-лэйн, Джепсон-Янг-лэйн… Хрен запомнишь. Почему они не могут называть улицы по-нормальному, типа «Мира» или «Суворова»?
– Во-первых, не говори «хрен», – попросил Слава и, пресекая Микин порыв сказать: «Это не мат», добавил: – Джепсон-Янг – это фамилия. Так звали канадского врача, который сделал большой вклад в борьбу со СПИДом, задокументировав свой опыт. Он вел дневник до самой смерти.
– И когда он умер? – поинтересовался Мики.
– Не помню, в 90-х.
– Наверное, был геем, – хмыкнул мальчик.
– С чего ты взял?
– А кто еще мог умереть от СПИДа в 90-х?
– Кто угодно, – пожал плечами Слава. – Что за стереотипы?
Мики, криво усмехнувшись, вытащил телефон из кармана и заводил большим пальцем по экрану. Лев сразу догадался: гуглит.
Не прошло и тридцати секунд, как Мики выдал:
– Да, он был геем, я же сказал!
– Ну и что? – устало вздохнул Слава.
– Да ничего. – Мики убрал телефон в карман. – Будем жить гей-семьей на улице, названной в честь спидозного гея. Миленько.
Лев резко одернул его:
– Следи за словами.
– Я сказал «гей», – оправдался Мики, имея в виду, что обычно он использует куда более уничижительные синонимы.
– Ты сказал «спидозный», – напомнил Лев. – Следи за словами.
– Я не знал, что мы теперь оскорбляемся из-за слова «спидозный». У нас в семье кто-то спидозный?
Слава часто повторял: «Нельзя бить детей». Обычно он это говорил, когда Лев уже ударял Мики, но иногда успевал и превентивно: «Поговори с ним серьезно, только не бей, детей бить нельзя». Каждый раз, когда Лев хотел отвесить Мики хорошенькую оплеуху или подзатыльник, он повторял про себя Славины слова как мантру, и в семи из десяти случаев это срабатывало. Слава ужасно корил его за те моменты, когда Лев все-таки ударял Мики, а Лев гордился собой за те, в которые не ударял. Он же понимал, насколько их на самом деле больше.
Вот, например, как этот. Лев сделал глубокий вдох, повторил про себя: «Нельзя бить детей» – и потребовал ледяным тоном:
– Дай сюда свой телефон.
Пока Мики с жаром отстаивал свои демократические свободы («Ты не имеешь права забирать у меня телефон!»), Лев одним движением вытащил мобильник из его кармана и передал Славе. Слава убрал его во внутренний карман куртки.
– Получишь через неделю.
– Супер, – недовольно фыркнул Мики, но после этого затих.
Ванкувер напоминал Льву Сан-Франциско, и это было совершенно несправедливо, потому что из общего у них были только язык и ухоженные бездомные, поедающие фастфуд возле метро. Но Лев видел сходства во всем: например, мост, соединяющий аэропорт с остальным городом, напомнил ему Золотые Ворота, хотя не был красным (и золотым тоже не был, и, говоря совсем уж честно, у него даже не было никаких «ворот»). Все здесь – не внешне, а в ощущениях – было таким же: запах в такси, уличный шум, вкус чужой воды на языке, – и весь он, уставший, разбитый, с неясными планами на жизнь, был будто бы немного таким же, как тогда.
В их новой квартире оказалась просторная гостиная, соединенная со столовой и кухней, а в коридоре, напротив друг друга, соседствовали две спальни. Мики и Ваня тут же ввалились в ту, что побольше, и начали спорить, кто поставит кровать у окна, пока Ваня не сказал: «Гардеробная! Я буду спать в гардеробной!»
Лев прошел в будущую детскую вслед за Славой, они остановились у окна, где Мики заприметил себе спальное место. Окно было европейским, как в России, и это понравилось Льву: он опасался, что в Канаде им достанется дом с «американскими» раздвижными окнами, где фрамуга застревает на полпути к открытию.
Слава глянул на стриженый газон и детскую площадку, огороженную забором. Задумчиво произнес:
– Окна во двор.
– Это плохо? – уточнил Лев.
Слава пожал плечами.
– Да нет.
Из удобств в квартире были только кухонный гарнитур и сантехника, но пожилая арендодательница любезно предоставила две надувные кровати – «до той поры, пока вы не доберетесь до “Икеи”». Лев сразу подумал, что доберется до нее как можно быстрее.
Еще арендодательница все время говорила «ваши дети», глядя то на Славу, то на Льва поочередно.
«Ваши дети могут разместиться здесь…» или «В соседнем квартале средняя школа, вашим детям будет удобно добираться». Каждый раз, когда она произносила что-то подобное, обращаясь ко Льву, его сердце делало кульбит: «Ого!» И ведь ей, шестидесятилетней даме с волосами цвета моркови, даже не приходилось пересиливать себя, чтобы это говорить. Может, переезд и правда того стоил?
Когда она ушла, Лев тут же подлетел к Славе.
– Ты слышал, что она говорила?
– Про школу в соседнем квартале?
– Нет! Она говорила «ваши дети». Твои и мои. Наши. Понимаешь?
– А‐а, – смекнул Слава. И тут же сказал, будто ничуть не удивленный: – Ну конечно, это само собой.
Лев разулыбался от подступившего счастья. Слава, обхватив его за талию, прижал к себе, шепнул: «Добро пожаловать в новую жизнь» – и нежно прикоснулся губами к его губам.
– Фу-у-у-у! – послышалось справа. Это Ваня выглянул из своей новой комнаты. – Не целуйтесь!
Оборвав поцелуй, Лев засмеялся в Славины губы:
– Почти как дома.
– Мы дома, – просто ответил Слава.
Лев почувствовал болезненный укол от его слов, но возражать не стал.
Часть I
Канада
The Triangle
Вот как выглядела плитка в ванной комнате: всего четыре варианта узора, выложенных в разной комбинации. Если вы когда-нибудь проходили тест на айкью, то поймете, о чем я говорю: на одном квадрате был изображен треугольник основанием вниз, а на другом – вверх, если на третьем основание влево, то на четвертом будет вправо. В тестах на айкью четвертый треугольник всегда пропущен и надо самому догадаться, какой должен быть угол наклона.
В ванной комнате «тест» усложнили: треугольники были разных цветов – белый, черный, бело-черный (больше белых полос, чем черных) и черно-белый (больше черных полос, чем белых). В каждом следующем ряду порядок треугольников менялся: черный треугольник с основанием вверх в следующем ряду был уже с основанием вниз. Проследить логику комбинаций оказалось сложно, но я все-таки уловил последовательность.
И я так подробно об этом рассказал, потому что смотрел на плитку сорок минут, сидя на эмалированном бортике ванны. Сорок минут перед глазами ничего, только сраные треугольники – свихнуться можно.