Окна во двор

«Потому что я отец», – мысленно ответил Слава.

Он искренне считал, что теперь это важнее всего. Он должен действовать в интересах Мики – в ущерб себе, в ущерб Льву, в ущерб их отношениям. Мики был отличным малышом, всегда здоровался со взрослыми, вежливо вел себя в гостях, осторожничал с незнакомцами, никого не обижал на детской площадке, умел делиться конфетами, не задирал нос и не писал в штаны, а значит, представлял собой идеал пятилетнего человека. Потом Слава будет анализировать это годами: каким Мики пришел к нему от сестры и в кого превратился рядом с ним.

Он будет вечно возвращаться к этому вопросу: в какой момент?

Когда они учили его врать?

Когда прятали фотографии семьи от одноклассников?

Когда заставляли переписывать сочинения?

Когда Лев его ударил?

Когда он ушел из дома?

Эти мысли приведут к тому самому, первому разговору об эмиграции, когда Слава растерялся от слов: «Тебе самому ничуть не страшно?» – и понял, что ему страшно. Ответил:

– Я не ставлю тебе ультиматум. Я просто обсуждаю с тобой возможность эмиграции.

– Тогда вот мое мнение: я против, – твердо сказал Лев.

А Слава просто кивнул:

– Хорошо.

Вот где был момент, когда он должен был поступить иначе. Он должен был сказать, что так и есть, это ультиматум, он уезжает и забирает славного жизнерадостного малыша с собой, пока государство их не уничтожило. Но он согласился ничего не делать, потому что в 2009-м еще верил в страну, в непорочность власти и в любовь.

Уже через четыре года у него осталась только вера в последнее. А еще через три, когда Мики вернулся домой в окровавленной одежде, он понял, что готов этой верой пожертвовать.

Лев сказал, что это нечестно.

– Ты предложил воспитывать ребенка вместе, назвал нас, нас обоих, его родителями, не возражал, когда я превратился в «папу», но чуть что грозишься, что свалишь вместе с ним, независимо от того, согласен я или нет.

Слава справедливо заметил:

– Многие родители так делают, когда у них не сходятся взгляды на то, как будет лучше для детей.

– Да, вот только у меня нет возможности этому препятствовать, отсудить у тебя сына или хотя бы просто право с ним видеться.

Слава улыбнулся: это была нужная зацепка.

– А знаешь, почему такой возможности нет?

Лев молчал, и Слава ответил за него:

– Потому что здесь, в России, нет прав ни у нашей семьи, ни у нашего сына, ни у тебя лично. Я предлагаю тебе переезд, который все это даст.

– Конечно, прям сразу, – иронично закатил глаза Лев.

– Не сразу, – согласился Слава. – Но хоть какие-то права мы сможем получить достаточно быстро. Например, брак уже сделает нашу семью юридически видимой.

Этот напряженный разговор встанет на паузу, Лев прервет его словами: «Мне нужно подумать», и Слава даст ему время, не возвращаясь к дискуссии долгие три недели. Однажды Лев, придя с работы, поцелует его на пороге и тут же скажет: «Ладно, я готов обсуждать варианты… Куда ты там хотел?» – а Слава улыбнется, выпалив: «В Канаду!»

И хотя формально спор будет улажен, они начнут разговаривать «как обычно» и даже научатся в спокойном тоне обсуждать переезд, Славу еще долго будет тревожить, в какой неприятной, раздраженной дискуссии впервые прозвучало предложение заключить брак. Он сотни раз представлял, как сделает Льву предложение, и ни в каких фантазиях это не выглядело так погано, как получилось на самом деле: заключим брак, чтобы судиться друг с другом. Как удобно! И это ведь он, Слава, об этом первый сказал…

Он решил все сделать по-другому. Выбрал дату: 15 июня 2017 года. Они впервые поцеловались в этот день: Лев, наверное, этого не помнил, потому что для него это был миллионный поцелуй в жизни, а Слава помнил, потому что для него – самый первый. Он тогда украдкой глянул на дату в телефоне и подумал: «Надо запомнить на всю жизнь».

Выбрал место, и оно было очевидным: домик у моря. Лев взял машину, отвез Мики, Лену и Ярика в летний лагерь, потом написал сообщение: «За тобой заехать?» Слава соврал, что задерживается, сдает проект и подъедет позднее. Сам тем временем покупал в цветочном магазине букет из синих роз. Потом в электричке ловил умильные взгляды старушек и улыбался им в ответ.

– Что, к невесте собралися? – спрашивали они.

Слава подмигивал:

– К жениху.

Они смеялись: думали, он шутит.

Подъезжая к дому, Слава написал сообщение: «Ты сейчас где?» Лев ответил: «У берега». Слава выглянул в окно электрички: небо только-только принялось разгораться закатным маревом, окрашивая мир в желто-оранжевый. Сердце зашлось от волнения: именно так он себе это и представлял.

«Никуда не уходи, стой на месте», – попросил Слава, прыгая с подножки поезда.

Он свернул на лесную тропинку, прошел через сосновый парк, миновал дом и выбрался прямо к берегу. Издалека заметил знакомую рубашку, белым пятном выделяющуюся на фоне водной глади, и почувствовал, как от волнения трясутся коленки.


В лучах солнца силуэт Льва светился, словно обведенный позолоченным маркером, а светлые волосы приобретали рыжеватый оттенок. Закатав темные брюки до колен, он неспешно прохаживался вдоль берега. Белая рубашка, полностью расстегнутая, развевалась на ветру, как флаг. Слава, сглотнув, подумал: нужно будет обязательно это нарисовать – и двинулся по мягкому песку.

Лев услышал его на подходе, обернулся, и Слава улыбнулся ему.

– Сударь, вы тут чаек соблазняете в мое отсутствие?

Лев улыбнулся в ответ.

– Пока ни одна не повелась.

Слава цыкнул.

– Ну и дуры.

Лев, подавшись вправо, заглянул Славе за спину, где он пытался скрыть букет из семнадцати роз. Он точно не знал, сколько нужно, и спросил у флористки: «Сколько обычно дарят на предложение руки и сердца?», та ответила: «Пятьдесят одну или сто одну», Слава фыркнул: «Давайте семнадцать».

– А у тебя там что? – с любопытством спросил Лев.

Слава сделал вид, что только что заметил:

– А, это… Да так, я просто шел на свидание к одному парню и решил мимоходом к тебе заскочить, – и быстрее, чем Лев успеет ревностно обидеться на это подкалывание, добавил: – Шутка! Это тебе, – и протянул букет жениху. – Синенькие, потому что ты мальчик и потому что ты любишь гендерные стереотипы.

Лев, засмеявшись, принял букет.

– Очень мило, что ты учел мои вкусы.

Слава, игнорируя бешеное сердцебиение и головокружение, сунул руку в карман джинсов, сделал вдох-выдох, подумал: «Господи, сейчас умру от страха» – и вытащил бархатную коробочку. Поднеся ее ко Льву на ладони в раскрытом виде, проговорил, плохо скрывая дрожь в голосе:

– Я хочу… хочу… Короче, я люблю тебя так сильно, что разучился разговаривать от волнения. Ты выйдешь за меня?

Лев опустил взгляд на кольцо, на самое обыкновенное кольцо из золота, инкрустированное бриллиантами по кругу. Слава специально выбирал классический вариант – вариант большинства, потому что устал быть в меньшинстве.

Лев молчал, и Слава взмолился:

– Боже, скажи что-нибудь, я щас умру!

– Да, да, да! – тут же ответил Лев. – Конечно, да!

– А че ты молчишь?

– Я просто не ожидал!

Слава выдохнул с шутливой сердитостью, а на самом деле – с облегчением. Он и правда на секунду усомнился: не ответит ли Лев отказом?

Осторожно обхватив кольцо указательным и большим пальцами, Слава сказал, вернувшись к светскому тону:

– Сударь, можно ваш пальчик?

– Ну только если у вас есть с собой топорчик, – в тон ему ответил Лев.

Слава цыкнул.

– Забыл прихватить… Придется плоскогубцами. – И потянулся к правой руке Льва.

Тот – с видом «так уж и быть» – покорно положил свою ладонь в Славину. Почти не дыша, Слава надел кольцо на безымянный палец и поцеловал его руку, прежде чем отпустить. Они встретились взглядами: шутки кончились.

Лев наклонился к Славе, Слава приподнялся на носках, они соприкоснулись губами. Между поцелуями Слава произнес:

– Мы первый раз поцеловались в этот день.

Лев прошептал в ответ:

– Я помню.





* * *


– Фу, почему здесь столько азиатов? Как в Корее!

– Ты что, ненавидишь азиатов?