Окна во двор
Часть 49 из 121 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Черт, ну и зачем?
– Говорили, будет весело.
– Навеселился?
– Я как будто сейчас вытошню сердце, – ответил я, потому что чувствовал свое сердцебиение на уровне горла.
Перестав брызгать в меня водой, Майло уточнил:
– Тебя тошнит?
– Нет. Это метафора.
– Ясно, – буркнул он и снова подставил мое лицо под струю воды.
Я фыркнул.
– Хватит меня поливать!
Майло выключил кран и, вытерев руки о полотенце, наклонился надо мной. Он очень долго смотрел мне в глаза, и я, не зная, как верно истолковать его взгляд, потянулся вперед, за поцелуем. Не знаю, почему мне захотелось это сделать. Майло попятился назад, от меня.
– Что ты делаешь? – уточнил он.
– Ты так смотрел… Я подумал, ты хочешь поцеловаться, как в фильмах. Было бы смешно.
– Ага, очень смешно, – вяло ответил он. – Я смотрел на зрачки. У тебя одни сплошные зрачки, даже радужки не видно.
– Это навсегда?
– На пару часов. – Он выпрямился, протянул мне руку. – Пойдем. Я отведу тебя домой.
Я, поднявшись, взял его за руку, и он вывел меня в коридор. Отставая, я плелся за ним, как ребенок, то и дело отвлекаясь на картины, лепнину на потолке и узорчатые ковры под ногами. В передней он помог мне одеться: прищемил подбородок замком от куртки, повязал вокруг шеи шарф, нахлобучил шапку.
– У меня развязался шнурок, – сообщил я, растерянно помотав правой ногой в воздухе.
Майло, терпеливо опустившись передо мной на колено, завязал его.
Когда мы оказались за порогом, к дверям выбежала взволнованная блондинка и возмущенно закричала вслед:
– Майло, ты что, уходишь?
– Да, – ответил тот.
– Мы собирались играть в бутылочку. И Джанди тоже.
– Моему другу плохо.
Блондинка смерила меня недовольным взглядом, процедила сквозь зубы: «Ясно» – и захлопнула дверь. Я растерянно глянул на Майло.
– Надо было остаться. Тебе же нравится Джанди.
Тот пожал плечами.
– Нравится. Но Джанди не нужна помощь, а тебе нужна.
Мы пошли рядом. Шел дождь со снегом, я пьяно лавировал между лужами, но то и дело наступал в сторону и звонко шлепал ботинками по воде. Майло тянул меня за руки, отводя в сторону – до следующего раза, пока я снова не оказывался в луже.
– Извини, я почему-то промахиваюсь ногами мимо земли, – виновато говорил я.
Он взял мою ладонь в свою и сунул наши руки в карман куртки. Я пошел рядом как на привязи и больше не спотыкался.
Расчувствовавшись от его заботы, я признался:
– Майло, ты самый нормальный из всех, кого я знаю. Если ты умрешь, я буду грустить дольше пяти минут.
– Десять? – хмыкнул он.
– Может быть, даже пятнадцать, – задумчиво ответил я.
– Я тоже расстроюсь, если ты умрешь, – сказал Майло. – И если ты не проветришься сейчас, случиться это может очень скоро.
– Почему?
– Если бы я в твоем возрасте пришел домой под наркотой, меня бы убили.
Я фыркнул.
– Пф-ф, меня не убьют. Там некому убивать. Слава – пацифист.
Он с сомнением покосился на меня.
– В любом случае лучше бы тебе проветриться.
– Я стараюсь, – заверил я. – Очень стараюсь.
Я сжал руку Майло в кармане куртки, а он сжал мою в ответ. Я вдруг заметил: если поднять голову и вглядеться в треугольный свет фонарей, можно было увидеть, как дождевые полосы мелко рябят на фоне ночного неба и исчезают в тени. Это навело меня на мысли о недолговечности всего и – самое главное – недолговечности этого момента, когда у меня, угашенного наркотой, впервые получилось почувствовать тепло другого человека.
One Way Ticket
На дорогу до дома ушло чуть больше часа (я падал, спотыкался, пытался попробовать дождь на вкус – все это несколько замедляло наше движение). У подъезда Майло развернул меня к себе, взял лицо в свои ладони и, как тогда, в ванной, заглянул мне в глаза.
– Зрачки еще широкие, но уже получше, – констатировал он. – Постарайся не смотреть ему в глаза.
«Ему» – это значит Славе. Майло инструктировал, как мне себя вести, чтобы выйти из ситуации с наименьшими потерями (а лучше – совсем без потерь).
– Скажешь, что заболела голова, вот и ушел пораньше, – напоминал он. – Ляг в постель и из комнаты до утра не выходи.
– А как же Новый год? – расстроился я.
Майло окинул меня уставшим взглядом.
– Мики, ты вообще в себе? – Он легонько побил меня по щекам. – Я думал, тебе легче.
Я помотал головой, стряхивая с себя остатки бреда.
– Да, все в порядке, – заверил я.
Майло подержал подъездную дверь, пока я заходил, и потом, когда уже поднимался по лестнице, смотрел мне вслед. Я показал ему жестом, что все окей, и свернул налево, к двери, а Майло зашипел:
– Мики, тебе в другую сторону!
Опомнившись, я развернулся и направился к противоположной квартире. Проходя мимо Майло, снова кивнул: мол, все под контролем. Сделав глубокий вдох, я мысленно повторил: «В глаза не смотреть, говорить мало и только по существу», вставил ключи в замочную скважину и провернул несколько раз.
В коридоре стоял полумрак, нарушаемый мерцанием красно-сине-зеленых огоньков – это гирлянда мигала из гостиной. Неожиданная тишина заставила меня занервничать: разве Слава и Ваня не должны готовиться к Новому году?
Стараясь звучать непринужденно, я спросил:
– Дома кто-нибудь есть?
Дверь спальни родителей с тихим шорохом приоткрылась – Слава мягко вышел в коридор. Мне стало спокойней, когда я увидел в темноте его силуэт, но предчувствие неприятностей не уходило.
На папиной руке ярко загорелся экран электронных часов, и, поднеся их к глазам, Слава заметил:
– Ты говорил, что придешь к одиннадцати.
Я испугался, решив, что совсем потерялся во времени и уже наступил следующий год.
– А сколько сейчас? – осторожно спросил я.
– Девять.
Я выдохнул.
– Так это же хорошо, да?
– Да, – ответил Слава таким тоном, как будто на самом деле нет.
Закинув куртку и шапку на вешалку, я быстро разулся и, как советовал Майло, прошел к себе в комнату. Но там тоже оказалось темно и тихо.
– А где Ваня? – спросил я, возвращаясь в коридор.