Окна во двор
Часть 112 из 121 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Подвинувшись к папе, я опустил голову, прижался левой щекой к его плечу. Протянул руку к пальцам с розовыми ногтями, с грустью отмечая, что на безымянном отклеились стразы, да и на указательном еле держатся. Это была такая неуместная мысль, но в ту минуту под тревожный вой сирен только ее мне и хотелось думать.
Таковы правила
Задрав голову, я рассматривал окна пятого этажа: если хорошенько напрячь зрение, можно было увидеть знакомые бамбуковые ролл-шторы и заварочный чайник, блестевший на подоконнике. Хотя теперь мне кажется, я это все выдумал: ничего там не было видно, уж точно не чайник. Мне, наверное, просто хотелось зацепиться за что-то «свое», понятное и родное посреди наступившего хаоса. Вот хотя бы за квартиру Льва, ставшую символом разъединения нашей семьи.
Теперь я вспоминал, как разглядывал с высоты территорию больницы, как забавлялся с игрушечного вида машинок скорой помощи, не представляя, что через месяц подобная привезет меня. И теперь уже я, размером с букашку, буду смотреть снизу вверх на пятый этаж.
Вздохнув, я оторвал взгляд от дома и вытащил из кармана мобильник. Оттягивать этот разговор дальше стало уже невозможным. Нажав на значок телефонной трубки, я выбрал Славу из списка быстрого набора и стал ждать.
Через два длинных гудка (надо же, гораздо быстрее, чем звонить в службу спасения) из динамиков послышался спокойный голос Славы:
– Да, Мики?
Всю дорогу до больницы я прокручивал начало этого разговора. Мне было ясно, что такие новости требуется сообщать как можно мягче, бережней. Не драматизировать. Не наводить панику. Не преувеличивать.
И я сказал:
– Пап, ты только не волнуйся.
Что ж, хуже начать было нельзя. Если вы хотите, чтобы кто-то не волновался, ни за что не говорите: «Ты только не волнуйся».
Конечно, Слава тут же поменялся в интонациях.
– Что случилось?
Блин. Я выдохнул.
– Мы попали в аварию, – и быстрее, чем Слава что-нибудь надумает, добавил: – Все живы.
Папа, кажется, несколько расслабился.
– Вы в порядке?
– Да, в целом… да.
Я зажмурился, проклиная себя: ну что я несу? Открыв глаза, проговорил:
– Нет, на самом деле нет. Лев не в порядке.
– А вы с Ваней?
– Я нормально. Ваня, наверное, тоже. Его без тебя не могут осмотреть, говорят, нужно твое присутствие. Но он говорит, с ним все хорошо.
– В какой вы больнице?
– В областной. Ты приедешь?
– Я уже собираюсь, – глухо произнес Слава, и я услышал шорохи в трубке. Потом его голос снова стал близко: – Что со Львом?
– Врач на скорой говорил, что, может быть, перелом ребер.
Я старался давать информацию дозированно, избегая пугающих ответов про осколки, пронзившие легкое, и кашель с кровью.
– Почему «может быть»? – спросил Слава. Как мне показалось, несколько нервно. – Если вы уже в больнице, они что, точно не могут сказать?
– Я не знаю, меня туда не пускают, ничего мне не сообщают, – быстро заговорил я и понял, что звучу плаксиво. – Папа, мне кажется, я наделал проблем.
– Каких проблем? – со вздохом спросил Слава.
– Больших.
– Господи, объясни нормально, я и так на пределе.
Я сбивчиво затараторил:
– Я сказал полиции и скорой, что Лев – наш папа. Точнее, им так передали, наверное, потому что сначала я сказал так по номеру 112, а там разговор записывался! К нам приехала реанимационная бригада, и там был врач-реаниматолог, и он сказал, что знает Льва, и, когда мы уже ехали, он такой говорит: «Я не знал, что у Льва есть дети». Я ему ничего не ответил, потому что испугался, а он сам такой говорит: «Родители, наверное, в разводе?» И я сказал: «Да»! Потому что я не знал, что еще сказать, я был в таком стрессе, у меня не получалось нормально думать…
– Мики, спокойно, – попросил Слава. – Говори медленней.
– Ладно, прости… Нас привезли сюда, в его больницу, и разделили по корпусам: нас с Ваней отправили в девятый, потому что он детский, а папу отправили в пятый, потому что там… я не знаю, что там. Короче, меня осмотрели, сделали рентген, потому что у меня, кстати, огромный синяк на все тело, я тебе потом покажу, ладно, неважно, со мной все хорошо. А Ваню они не могут осмотреть, говорят, надо согласие родителей. И там какая-то женщина, врач или медсестра, не знаю, она спросила, мол, вас же с отцом привезли? Я уже молчал, потому что не знал, как выкручиваться. Ну она говорит: «Он сейчас не в лучшем состоянии, чтобы что-то подписывать, может, лучше маме позвоните, чтобы она приехала?»
Я резко замолчал, потому что у меня закончилось дыхание в легких. Кажется, я опять тараторил.
– И что дальше? – уточнил Слава. Я плохо разбирал его слова из-за гула проезжей части – видимо, он уже был в пути.
– Ничего, – просто ответил я. – Дальше я позвонил тебе.
– А почему со скорой общался ты? Они что, напрямую со Львом не могли поговорить?
Я молчал, прямо как перед медиками, допрашивающими меня насчет отца.
– Мики? – снова раздалось в трубке.
– Да, – хрипло ответил я.
– Что со Львом?
– Ничего, пап. Приезжай.
– Я еду, но ты меня пугаешь.
Я вдруг ощутил острую несправедливость от своего одиночества, от того, как остался сам по себе с этим удушающим страхом, с неопределенностью, с предчувствием неотвратимой беды. И, эгоистично таща Славу за собой, я сказал как есть:
– Я не знаю, что с ним. Он кашлял кровью и постоянно вырубался. Больше я ничего не знаю.
– Ладно, – глухо произнес Слава. – Я еду.
Он сразу же отключил вызов, снова оставляя меня одного.
Я дожидался Славу на крыльце, на ступеньках. Сначала хотел вернуться в отделение, к брату, но передумал, меня раздражала Ванина беспечная веселость: он бегал по коридорам, съезжал на животе по перилам и пререкался с санитарками и медсестрами. В общем, вел себя так, словно не нашего отца в тяжелом состоянии доставили в соседний корпус. Мне казалось, если я поднимусь обратно, то со злости надеру ему дреды.
Папа подъехал на такси сразу к детскому корпусу. Не знаю, как бы выглядел я, получив внезапное сообщение об аварии с просьбой срочно ехать в больницу, но Слава выглядел великолепно: спокойный, невозмутимый, ни одним мускулом на лице не выдающий своего напряжения. Короче, где-то на генетическом уровне в нашем роду заложена феноменальная стрессоустойчивость, и, к сожалению, она мне не передалась.
Я поднялся со ступенек, чтобы обнять его. Слава на мгновение замер передо мной, спросил:
– Ты что, накрашен?.. Ладно, потом. – Быстро обхватив меня за плечи, сразу же отпустил, поторапливая: – Пойдем.
Я привел Славу на третий этаж, в отделение детской травматологии. Ваня радостно налетел на нас из-за поворота, чуть не сбив меня с ног.
– О, привет! – легкомысленно прощебетал он.
Слава, оценивающе оглядев Ванину прическу, сказал:
– У меня очень много вопросов к вам обоим. Жаль, что сейчас не до них.
Ваня глупо хохотнул.
– Это ты еще папу не видел, он вообще пол сменил. – Почувствовав неуместность своей шутки, брат, стушевавшись, печально добавил: – И легкое ребром проткнул.
– Это не точно! – поспешно добавил я, чтобы не сильно пугать Славу.
Но он не пугался, по крайней мере внешне. Оставил куртку в гардеробе и прошел к регистратуре. Только тогда я заметил, как непривычно сдержанно он одет: джинсы без дырок, темная однотонная футболка. С грустью мне подумалось, что это специально: этакий спектакль «нормальности», чтобы достоверно отпереться от той якобы чуши, что я здесь наговорил.
– Мой ребенок попал в аварию, меня вызвали на осмотр, – вежливо сообщил Слава пожилой женщине на регистратуре.
Та, отложив надкушенное яблоко, удивленно на него посмотрела.
– Так вроде говорили, что мама должна приехать.
– Мамы нет.
– А отец разве не… – она не договорила, видимо, не в силах подобрать нужных слов.
– Просто проверьте мои документы и покажите, где расписаться, – раздраженно ответил Слава.
Вот как все просто: уверенная холодно-раздражительная интонация, и другим уже не хочется задавать тебе лишних вопросов. Этому мастерству я еще не научился, особенно со взрослыми. Мямлил и экал как дурак, а Славе теперь разгребать.
У Вани тоже не нашли ни видимых, ни невидимых (на рентгене, значит) повреждений, но Слава потребовал сделать ему МРТ, сославшись на печальный опыт битья головой о футбольные ворота.
Процедура проведения МРТ – долгая тема, минут двадцать длится сама по себе, а если еще и очередь (в государственных больницах без этого никак), то целый час можно потратить. Тогда, в темном коридоре с оранжевыми стенами, я и заметил, как у Славы начали сдавать нервы. Он начал поглядывать на время, включать и выключать экран телефона, тяжело вдыхать и выдыхать.