Охотники и чудовища

— И что она сказала?

Ох, неужели и Полька тоже решила переметнуться на темную сторону?

Мэдок неопределенно пожал плечами:

— Горячо заверяла, что сразу отказалась, и, наверное… я ей верю. Паулина действительно меня любит и не причинила бы мне вреда. К сожалению, я не могу ответить ей взаимностью.

Меня так и подмывало спросить: «А кому можешь?», но это было бы глупо. Глупо и не к месту. К чему признания, если мне следует как можно скорее убираться с Шареса? В том числе и ради Мэдока.

— И что теперь? — Я подняла на хальдага глаза, а в ответ услышала хриплое:

— Иди ко мне, Лиза. Я весь день мечтал о поцелуе своей наины.

А мечты у нас, оказывается, одинаковые.

Соскользнув с кресла, приблизилась к своему Стальному принцу. Он обнял меня за талию, мягко привлек к себе и потянулся к моим губам. А я потянулась к нему в ответ, едва не задохнувшись от нахлынувшего чувства, когда наши губы соприкоснулись. Так сладко и горько одновременно мне еще никогда не было.

— Не смогу тебя отпустить… Не хочу, — шептал Мэдок, и его шепот перемежался с умопомрачительными поцелуями. То дразняще-медленными, как будто искушающими, то глубокими, нетерпеливыми, жадными.

— А я не хочу уходить. Но придется…

Казалось, будто я снова под гипнозом. Сознание быстро заполнялось хмельным туманом, и точно такая же дурманная хмарь затягивала спальню. Даже не сразу сообразила, что в ней нет больше вейра. Морок исчез, словно его и не было.

— Тогда я пойду за тобой. На Землю. — Мэдок крепче сжал меня в объятиях, будто боялся, что исчезну прямо сейчас.

— Ты нужен здесь. Теперь ты король, — прошептала я чуть слышно и снова едва не утонула в сладостной горечи нашего поцелуя.

Он не ответил. Просто в какой-то момент нам стало не до разговоров и обсуждений, кто и к кому в какой мир переселится.

Потом… Все потом…

Сейчас имели значение только я и он.

Будь с нами в комнате Илсе, бедняжка уже рвала бы на себе волосы, наблюдая за тем, как Мэдок нетерпеливо расправляется с нарядной шнуровкой корсажа. Как запускает пальцы в мою прическу, нисколько не заботясь о ее сохранности. Да и мне сейчас было все равно, как мы выглядим, где находимся и что с нами будет, когда окажемся за пределами этой комнаты.

Хотелось забыться, хотя бы на короткое время. Ни о чем не думать, ни про что не вспоминать. Утонуть в этом всепоглощающем чувстве и в глазах моего Стального героя. Чувствовать, как его губы в пряной ласке скользят по изгибу шеи, как смыкаются на груди, дразня и лаская через тонкую ткань сорочки, срывая с моих губ тихие стоны удовольствия.

Еще и еще… Снова… и снова…

Смутно помню, как меня раздели и как я оказалась на постели, наслаждаясь накрывшей меня тяжестью сильного мужского тела. Зато хорошо помню жар его ладоней, нетерпеливо скользящих по бедрам, и огонь желания в колдовских глазах, в которых я потерялась раз и навсегда.

Прикосновения губ к коже и нетерпеливые ласки, заставляющие балансировать, как на острие ножа, на грани удовольствия, в которое так не терпелось сорваться, но всякий раз, когда уже готова была это сделать, он останавливался, продлевая мгновения нашего единения.

— Не хочу, чтобы это заканчивалось, — шептал, жадно целуя, соединяясь со мной в едином ритме. — Хочу быть с тобой всегда. Моя наина… Моя…

В нем, этом ритме, бились наши сердца. С каждой секундой все быстрее, все резче, пока меня не накрыло волной ни с чем не сравнимого наслаждения. Глухо зарычав, Мэдок сорвался в него за мной следом.

Уже потом, перекатившись на спину спустя, кажется, вечность, обнял меня, прижал к себе крепко.

— А чтобы не заканчивалось, надо будет повторить, — шепнула, пряча у него на груди улыбку.

— Обязательно повторим, — проговорил он хрипло и сорвал с моих губ еще один поцелуй. — Голодная?

— Ни капельки! — поморщилась я, вспомнив о той злосчастной попытке накормить меня магией.

Хальдаг негромко рассмеялся.

— Я о еде, Лиза. Обычной еде. Ты ведь не обедала.

И даже ни разу об этом не вспомнила. Как и о магическом голоде, собственно, тоже. Наверное, потому что не до того было.

— Нам могут принести что-нибудь сюда и…

— На празднике наедимся. — Приподнявшись на локте, в игривой ласке скользнула по груди Стального пальцами, закусила губу и томно призналась: — А вот от добавки другого рода я бы сейчас точно не отказалась.





ГЛАВА 19





Собирались мы весело, можно сказать, с задором, правда, без особого энтузиазма. И я, и Мэдок предпочли бы еще пару дней поваляться в кровати, отдохнуть и душой, и телом, но делать нечего, пришлось одеваться и идти на праздник.

Камеристка из хальдага получилась так себе. Это расшнуровывать корсеты да корсажи его всемогущество мастер, а вот упаковать свою наину обратно так, чтобы ничего нигде не торчало — для Стального оказалось сложнее, чем одержать победу в Дар-ха-Раате.

В общем, продул он моему платью.

Про прическу вообще молчу. Собрав со смятой постели шпильки с заколками, Мэдок попытался вернуть их на место, ну то есть мне в волосы, и при этом еще даже старался казаться абсолютно серьезным и максимально сосредоточенным. Хоть по лицу его было видно, что из последних сил сдерживает смех. Превратив меня в Беллатрису Лестрейндж из «Гарри Поттера» (один в один прическа), хальдаг прижался к моему плечу губами, а отойдя на два шага, оглядел результаты своих стараний и самоуверенно заявил:

— По-моему, смотрится вполне неплохо.

Глядя на свое отражение в зеркале, я с сомнением хмыкнула:

— Это ты польстил себе, милый. — Обернувшись, с улыбкой заметила: — Очень хорошо, что в качестве профессии ты выбрал управление королевством. Будь ты моей служанкой, я бы тебя вот прямо сейчас разжаловала.

— Я бы сам сбежал от такой привередливой хозяйки.

Не сдержавшись, мы рассмеялись. Продолжая смеяться и перешучиваться, с горем пополам закончили собираться. Де Горту только и требовалось, что одеться и пригладить рукой волосы, мне же пришлось разобрать прическу, чтобы избавиться от птичьего гнезда на голове. Пусть просто и не слишком нарядно, зато распущенные волосы прикроют криво зашнурованное платье.

— В зал по традиции ты войдешь с остальными наинами.

— А потом? — спросила я и задержала дыхание.

— А потом… — Мэдок провел по моей щеке пальцами. — Потом будет пир и…

— И мой побег завтра с утра пораньше.

Горько улыбнулась, опустила взгляд и услышала тихий голос, за последнее время ставший таким родным и любимым:

— Я хочу, чтобы ты осталась. Больше всех тронов Шареса вместе взятых. Да что там! — Хальдаг сжал мои руки в своих, порывисто поцеловал кончики пальцев. — Я готов сбежать вместе с тобой, Лиза.

— Вот только мы даже смутно не представляем, примет ли тебя мой мир. Да и сбегать… Нет, это не дело.

Точно знаю, если сейчас уступит слабости, потом всю жизнь будет жалеть. Не сможет спокойно и счастливо жить, зная, что мог бы изменить свой мир к лучшему, но вместо этого бросил его и сбежал в другой.

Не хочу быть его слабостью. Не хочу принимать от него такую жертву.

Наш разговор прервали и, наверное, к счастью. Слишком он был тяжелым, слишком… не подходил к сегодняшнему вечеру. Это вечер Мэдока, его праздник, так почему бы еще хотя бы немного не побыть счастливыми и не отметить его победу.

— Ваше всемогущество, пора, — сказал стражник и отступил обратно в полумрак коридора.

Обменявшись взглядами, мы вышли из спальни и последовали за охранниками. По дороге к нам присоединились Марлен, Паулина и Винсенсия. Все трое выглядели взволнованными, даже слегка перевозбужденными. Не знаю, надеялась ли втайне каждая в самом ближайшем будущем сыграть в жизни Мэдока главенствующую роль — стать его женой, или, может, рассчитывала на более скромную роль дублерши? Если судить по горящим глазам и алеющим щекам, то надежда в наинах даже не думала умирать. А если бы знали, что я им не соперница и скоро исчезну из Шареса, то и вовсе не помнили бы себя от счастья.

Поприветствовав и одарив комплиментом каждую, Стальной поблагодарил нас за то, что все это время были рядом, прошли вместе с ним этот долгий и непростой путь. Не обманывали его, не предавали.

В отличие от некоторых смазливеньких ангелочков, сегодня оставшихся и без нимба, и без крыльев.

— Очень жаль, что с Одель так вышло, — горько вздохнула Марлен.

— Не будем об этом, — покачал головой Мэдок. — Не хочу, чтобы этим вечером вы омрачали себе настроение мыслями о ней.

Паулина выразительно покосилась в мою сторону, всем своим видом давая понять, кто здесь лично ей омрачает настроение, а заодно и жизнь в целом, но сказать ничего не сказала. При Мэдоке не отважилась.

В пиршественный зал хальдаг вошел первым, под громкие рукоплескания, приветствия и поздравления.

— Ах, как же я волнуюсь, как волнуюсь! — возбужденно шептала Винсенсия.

— У меня уже который час ком стоит в горле и все не проходит, — поддержала ее Марлен.

— А у меня будто кость в горле застряла. — Паулина усмехнулась и снова скосила на меня взгляд. — Уже которую неделю не удается избавиться от этого ощущения.

Наины не обратили на ее слова внимания. Как раз в тот момент церемониймейстер начал называть наши имена, приглашая присоединиться к гостям. Нас приветствовали с тем же запалом, что и будущего короля. Будто мы вместе с Мэдоком сегодня сражались и уложили Доуна на лопатки.

Заметив довольно улыбающегося д’Энгиена и стоящую рядом с ним Ирму, я почувствовала, как и мои губы растягиваются в улыбке. Но стоило взгляду переместиться с Матиса на Рейкерда, улыбаться мне резко расхотелось. По идее Каменный гад должен был выглядеть мрачнее тучи, ведь все его планы рухнули. Но нет, мрачности в Рейкерде не было и в помине, сплошная безмятежность и довольство.

Трияна тоже пребывала в отличном расположении духа, направо и налево светила улыбками, смеялась и шутила, вместо того чтобы испытывать хотя бы подобие вины за то, что ее уличили в сговоре против одного из участников Охоты.

Нет у этой парочки стыда, точно так же, как нет и совести.

— А вот и наши красавицы! Наши чудесные невесты победителя! — заметив нас, громко сказал правитель, и голоса сразу стихли. — Жаль, что не в полном составе, и тем не менее его всемогуществу будет из кого выбрать себе жену и асави.

Вот обязательно было об этом вспоминать?

Рейкерд восседал во главе самого длинного стола в глубине зала, наполненного отблесками пламени. Мэдок, как его преемник, расположился по правую от короля руку. Трияна — по левую, а нам надлежало устроиться под боком у нашего жениха.