Охотники и чудовища

— Он уже спал с тобой? — вместо того чтобы убраться от меня подальше, поинтересовался этот конь.

— Еще не успел, — буркнула, из последних сил давя в себе злость и раздражение.

— Хм… — глубокомысленно выдал он. — Но вы ведь близки? Я же просил тебя с ним сблизиться! Он испытывает к тебе хоть какие-то чувства? Это очень важно для нашего дела, Филиппа!

От елейных ноток в голосе незнакомца не осталось и следа. Теперь в нем звучала одна лишь сталь, заточенная настолько остро, что об нее можно было запросто порезаться.

— Скажем так, я вызываю в нем сильные эмоции, — ответила осторожно и тут же спросила: — А что?

— А то, моя сладенькая, что через три дня хальдаги будут сражаться на арене в Вайресе. Там-то для нашего герцога все и закончится.

Шварра бы тебя побрала.

— Тебе должны были передать оружие против герцога, но раз уж я сам к тебе заглянул, то почему бы не совместить приятное с полезным: тебя повидать и артефакт заодно отдать. Дай мне руку, — потребовал он резко.

— Зачем?

Вот совсем мне не хочется брать у него какое-то там оружие.

— Сама же говоришь, чтобы я у тебя не задерживался, — бросил он раздраженно. — Давай скорее!

Пришлось протягивать кобелю руку. Мгновение, и я почувствовала, как на ладонь опустилась цепочка с легким, почти невесомым кулоном.

— Носи его постоянно, моя радость. До самого испытания.

— Зачем? — повторила я, уговаривая себя при этом не скрипеть зубами от едва сдерживаемой ярости.

Нашел куклу для исполнения самого грязного.

— Ты стала задавать слишком много вопросом, Филиппа, — процедил жеребчик, но потом, совладав с собой, добавил уже более снисходительно: — Ну да ладно, так уж и быть, отвечу. На эту побрякушку наложено несколько очень хитрых заклинаний. Если в двух словах, артефакт настроен на вас с де Гортом. Мы не можем воздействовать на герцога напрямую — он это сразу почувствует. А вот через тебя — другое дело. Главное, чтобы все получилось, между вами должна быть связь. Но, судя по тому, что мне говорили, он к тебе точно какие-то чувства испытывает. Иначе бы не целовался с тобой в театре. Хоть слышать мне это конечно же было неприятно.

— Что за чары? — сухо спросила я, мысленно проклиная этого всезнайку.

— Очень хитрые и непростые. Через три дня на арене де Горт с нашей подачи, скажем, немного… озвереет. Убивать на испытании запрещается, но герцогу под воздействием чар захочется убивать. Еще как! И тут два возможных варианта развития событий: или его соперник окажется сильнее и, защищаясь от обезумевшего противника, будет вынужден его прикончить. Или что более вероятно, его всемогущество сам кого-нибудь прикончит. За это лишится всего, его имя будет покрыто позором, а самого герцога казнят в Черную пятницу на Черной площади.

Во время скидок, что ли?

— Все будет так, как мы планировали, моя радость. Ты отомстишь за смерть родителей, я выполню заказ, сказочно разбогатею и заберу тебя с собой. Только представь, всего через несколько дней мы снова будем вместе! Ты и я, моя конфетка. Ты ведь об этом и мечтала.

Какая-то ограниченная у Филиппы фантазия.

— Чары будут действовать через вашу с ним эмоциональную связь, — тем временем продолжал гад. — Они уже сейчас действуют, соприкасаясь с твоим телом. Не бойся, он ничего не заметит и не почувствует. Это очень тонкое, искусное колдовство.

Немалых усилий мне стоило не швырнуть украшение на пол. Не знаю, как с собой совладала. Вместо этого сжала клятую подвеску в кулаке и шепотом сказала:

— Тебе пора.

— Поцелуй на прощанье? — снова подлил в голос меду Филин любовник.

К счастью, шаги в коридоре спугнули эту полуночную лошадь, и он оставил попытки обслюнявить мне губы прощальным поцелуем.

Лишь сказал напоследок, сливаясь с ночною тьмой, становясь ею, растворяясь в ней:

— Еще три дня, моя конфетка, и ты снова станешь моей. Три дня… сладенькая моя…

Несколько минут я сидела не шевелясь, прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам, к быстрым ударам сердца в груди и оглушительной тишине, вернувшейся в спальню.

Он сказал, что артефакт настроен на Мэдока и Филиппу. Я-то, конечно, не Филиппа, но черт его знает, как поведет себя со мной эта побрякушка. А вдруг все равно подействует? Связь-то между мной и герцогом имеется! В основном это негативные эмоции, но их много и они достаточно сильные.

Караул, господа изверги.

Сунуть украшение в шкатулку? Но у меня такое чувство, будто держу в руках ядовитую змею и мне совсем не улыбается хранить ее в своей спальне. Выбросить в окно? Но вдруг кто-нибудь найдет. Не хватало еще, чтобы эта магическая зараза попала в руки к какой-нибудь служанке или того хуже — другой невесте хальдага.

Не придумав ничего лучше, я, как была в одной ночной рубашке, выскользнула из спальни. На цыпочках, напряженно оглядываясь, добежала до лестницы. Слетела по ступеням, отчаянно надеясь, что входная дверь не будет скрипеть слишком громко. Приоткрыла ее и белесой тенью выскользнула на крыльцо.

Громко стуча зубами и умирая от холода и страха, помчалась вглубь сада. Почему-то хотелось унести эту дрянь как можно дальше. Дальше от дома. Дальше… от де Горта.

Рухнув на колени возле старого дерева, раскинувшего высоко в небе свои кривые ветви, я стала рыть немеющими от холода пальцами снег, а потом землю. Дрожа как осиновый лист, а еще ругая дурочку Филиппу за то, что спуталась с этим мутным типом.

Заказ он, видите ли, выполняет… И откуда только у Мэдока столько недоброжелателей?

Вырыв довольно глубокую ямку, бросила в нее злосчастное украшение, которое даже толком не рассмотрела, и стала быстро его хоронить под комьями земли. Придавила, разровняла, даже на всякий случай по ней потопталась. После чего присыпала все это дело снегом, вернув основанию дерева его первозданный вид, и, уже не чувствуя собственного тела, понеслась обратно в дом.


Лишь один раз притормозила, услышав, как где-то поблизости хрустнула ветка. Но, наверное, это уже нервное — в следующее мгновение с разлапистого дерева вспорхнула ночная птица. Единственная, кроме меня, нарушившая тишину зимнего сада.

Дальше уже бежала, не останавливаясь, до самого дома. И только оказавшись в спальне и забравшись под одеяло, сжалась в комок и позволила себе выдохнуть.

Не знаю, что мне за это будет от жеребчика, но становиться причиной безумия Мэдока я не собираюсь.

Хватит и того, что сама могу в любой момент обезуметь.





ГЛАВА 7




Он ждал его появления. Нет, уверенности в том, что «святому» отцу хватит наглости пробраться к нему в дом, у Мэдока не было. Скорее, заговорщик подстерег бы Филиппу где-нибудь в королевском дворце или попытался связаться с помощью какого-нибудь хитрого артефакта. Но смутное предчувствие подсказывало, нашептывало хальдагу, что, если оставить «дверь» приоткрытой — снять с дома охранные чары, любовник наины рано или поздно себя проявит.

По крайней мере, Мэдок на его месте поступил бы именно так, не выдержав долгой разлуки с Филиппой.

Хальдаг разозлился на себя за эту мысль и с силой сжал пальцы на подлокотниках кресла, борясь с желанием сорваться с места, чтобы броситься к ней тотчас же и растерзать ублюдка-мага.

Тот появился глубокой ночью. Проник в комнату наины под покровом тьмы. Знал, шертово отродье, куда идти. Почувствовал ее? Невозможно! На Филиппе не было никаких других меток, кроме тех, что поставил ей Мэдок. Значит, выяснил заранее. Подкупил кого-нибудь из слуг? Вполне вероятно.

Герцог мысленно выругался и сделал себе пометку в памяти — проверить всех.

Он не видел, что происходит за закрытыми дверями ее комнаты, но слышал каждое слово заговорщиков. Раньше ему и в голову не пришло бы подслушивать с помощью заранее оставленного в спальне наины артефакта. Но раньше ни одна из его наин не участвовала в заговоре против своего жениха и господина, а значит, никаких угрызений совести по этому поводу его всемогущество точно не должен был испытывать.

Он не видел, но прекрасно понимал, что там происходит, а разошедшееся воображение этому только способствовало. Стоило представить, как шертов священник касается Филиппы, и кровь в жилах словно становилась огнем, а желание убить прямо сейчас, выпотрошить, как дикого кабана, затмевало здравый смысл.

Стонать под ним?

Скорее, эта тварь, Себалд, сам скоро начнет стонать! От боли, которую прежде никогда не испытывал.

Но приходилось сдерживать эмоции и порывы. Убрать пешку он всегда успеет, а вот выяснить, кто и что против него замышляет, нужно как можно скорее. От этого зависело его будущее и, возможно, даже жизнь.

Хальдаг разжал пальцы, не заметив, во что его стараниями превратились подлокотники кресла. Откинулся на высокую спинку, прикрыл глаза, продолжая вслушиваться, пропускать через себя каждое оброненное заговорщиками слово. Впитывать приглушенный шепот наины, чувствовать, что его начинает тошнить от хриплого голоса незнакомца.

Оружие против де Горта…

Вот, значит, что они задумали. Собрались свести его с ума на арене, на глазах у сотни зрителей. От такого он уже точно никогда не отмоется, не говоря уже о том, чтобы стать королем.

Никому не нужен сумасшедший правитель. Как и хальдаг — обезумевший убийца своих же. При таком раскладе его будет ждать один-единственный исход — позор и казнь. Его — наследника древнего могущественного рода. Мэдок не мог допустить, чтобы из-за происков врагов де Горты перестали существовать.

Герцог мрачно усмехнулся. Рейкерду такой финал точно понравится. Вполне возможно, именно он и стоит у истоков заговора.

Чем дольше его всемогущество прислушивался к разговору, тем сильнее разгоралась тлевшая в нем до сих пор ярость, к которой теперь, как ни странно, примешивалось и недоумение. Филиппа не походила на слепо влюбленную дурочку. Наоборот, присутствие в спальне любовника ее тяготило. Тогда почему же согласилась участвовать в заговоре? Испугалась? Вряд ли. Кем-кем, а напуганной девчонкой она не казалась. Леди со стальным стержнем — вот кем была дочь графа Адельвейна. Значит, все дело в мести… Заговорщики сделали все возможное, чтобы Филиппа возжелала отомстить за смерть родителей. И пусть Натана казнили по приказу его величества, кинжал в сердце нэймессы всадил он, де Горт.

Наверное, она никогда его за это не простит. Не поймет, не захочет понять, что Елена уже не жила, а существовала. Так или иначе, она бы долго не продержалась, да к тому же могла забрать немало жизней, прежде чем распрощалась с этим миром.

Мэдок хорошо помнил, чем закончилась его недавняя попытка поговорить с Филиппой о ее родителях и все объяснить. Девчонка на него обиделась, не захотела ничего слушать, взбрыкнула. На ее обиде и боли оставшейся без семьи девочки и сыграли заговорщики. И вот теперь была ее очередь продолжить игру, поставить шах и мат жениху.

Она взяла украшение, тем самым дав понять, что со своей стороны сделает все, чтобы герцог обезумел. Взяла его, к досаде и горькому разочарованию Мэдока. Где-то в глубине души, сам того не осознавая, он надеялся, что она откажется. Понимал — это глупо, но все равно ждал.

Но она не отказалась, и с этим следовало смириться.

Он отпустил священника, зная, что избавляться от него еще не время. Вот когда их план провалится и маг явится к любовнице с вопросами и упреками, тогда он его и возьмет. Пусть эти мрази осознают, что все пошло не по плану. Нужно, чтобы заволновались…

Оставалось придумать, как подменить украшение и отдать заговоренную побрякушку на изучение знакомому артефактору. Подменить и следить за поведением наины. Почему-то ему было важно понять, насколько хладнокровной и безжалостной окажется Филиппа.

Хальдаг уже собирался отправиться к себе отдыхать, с тяжелым сердцем и мрачными мыслями, когда услышал, как наина выбежала из спальни.

Вернувшись в кресло, он прикрыл глаза, сосредотачиваясь и перенося свое сознание в вейра. Несколько мгновений — и вот он уже управляет Мороком. Дог оставляет свое излюбленное место возле камина в гостиной, чтобы проследить за наиной. До самого холла и дальше, в лютый холод, в который этой дурной девчонке хватило глупости выскочить почти голой.

Вейр следовал за ней по пятам, сливаясь с тьмой беззвездной ночи. Следовал за хрупкой фигуркой в светлой сорочке, сейчас в ночном мареве больше похожей на призрака, чем девушку из плоти и крови.

Мэдок ожидал чего угодно, но уж точно не того, что Филиппа попытается избавиться от подарка Себалда. Зарыла артефакт в землю? Ну и как понять эту девчонку? Она думает его убивать или как? И что вообще творится у нее в голове?

Непонятная, совершенно нелогичная наина, снова, в который раз за время их знакомства, его удивившая.

Сам того не желая, хальдаг на миг позволил поддаться обрушившимся на него чувствам: странному облегчению, непонятной радости и тому, другому, которое в последнее время не давало покоя. И из-за которого он не переставал думать о сиротке.

Забылся, увлекся своими переживаниями и слишком близко к ней подкрался. Филиппа запнулась, резко обернулась, но, к счастью, вейр успел спрятаться, прежде чем девушка его обнаружила. Долго оглядываться она не стала. Обхватив плечи руками, устремилась к дому. Хальдаг следовал за ней, теперь уже сохраняя дистанцию, а убедившись, что Филиппа вернулась к себе, покинул разум вейра и отправился за украшением.