Охотник на шпионов

– Да. Вы опять угадали.

– Ну так могем! Только спецы тут все равно не помогут. Так когда они точно будут здесь?

– Я же вам сказал. Часа через два. Если вычесть время, которое мы с вами беседуем, уже несколько меньше…

– Так. Хорошо. Отозвать их каким-то образом смогут?

– Нет. Рация здесь только у нас, связь шифрованная, военная миссия в Хельсинки не будет ничего предпринимать, не дождавшись нашего сообщения об их прибытии. Так что об их прилете никто, кроме нас, не знает.

– Так уж и никто? Финские вояки в унтер-офицерских чинах почему-то в курсе!

– А, так вот откуда вы все знаете! А я с самого начала говорил этому идиоту Торну, что не нужно посвящать этих тупых кретинов в наши дела, даже в самых общих чертах – они в плане интеллекта застряли где-то в прошлом веке и все равно ничего не поймут! Но, увы, после ЧП с этими неизвестными приборами у нас не было выбора.

– Торн – это кто? Один из тех, кого мы тут положили, забыв поздороваться?

– Майор Торн, старший нашей миссии, его здесь нет, он уехал накануне на разъезд вместе с танкистами.

– Н-да, это он удачно. Возможно, самое дальновидное решение в его жизни. Как я понял, садиться самолеты со спецами будут на озеро, там, где отмечена световая дорожка?

– Да.

– Склад горючего, второй трактор и аэросани – на берегу?

– Да. В сараях ниже этих домов.

– Аэросани исправны?

– Да.

– Танк вы тоже держали там?

– Да.

– Ну вот, – сказал я, обращаясь к стоявшему все это время позади меня безмолвному, как музейная статуя из греческого зала, Смирнову. – Надеюсь, теперь тебе понятно, откуда взялась эта странная, смутившая руководство метка на ваших приборах? А это всего лишь неучтенный родственник, сволочной сводный брат нашего дорогого Объекта. То есть какое-то генетическое сходство, в отличие от внешнего, тут, видимо, все-таки есть. Тебе еще что-нибудь не ясно? Будем его по этому поводу еще о чем-то спрашивать?

– Не стоит, командир, – сказал Кюнст. – Собственно, я еще в первый день после вашего прибытия слышал ваш разговор с Объектом целиком. И предположил нечто подобное.

– То есть ты меня все время подслушивал, поганец?

– Без обид, командир, но эта функция входит в мои обязанности…

Функционер хренов.

– А догадаться самим, что тут все дело всего лишь в неучтенных родичах – слабо? – поинтересовался я.

– Простите, командир, на это был всего лишь один из возможных вариантов, – сказал на это Смирнов, как мне показалось, вполне искренне (если подобное определение вообще можно применять к биороботу). – А окончательное решение должен был принимать тот, кто осуществляет контрольно-руководящие функции!

– То есть я?

– Да, то есть вы!

Вот это у нас и называется – полный звиздец. Выходит, моя догадка оказалась верна, и в этом самом далеком и не очень светлом будущем в систему управления любого оснащенного искусственным интеллектом робота, биоробота или клона вставлена некая «защита от дурака» – как видно, для того чтобы пресловутую «красную кнопку» не смог, случайно или намеренно, нажать кто попало, а сами «железные дровокопы» не наломали лишних дров, начав действовать «на автомате»! Ой, как интересно, хотя и предсказуемо.

Пока мы с Кюнстом мило беседовали подобным образом, вновь открывший рот от удивления гражданин Ийскюль явно силился понять – о чем это мы вообще толкуем? Язык наших родных осин он, положим, знал, но вот въехать в суть разговора ему было не дано. А у меня не было никакого желания объяснять ему, в чем дело, и уж тем более устраивать здесь семейно-восстановительные сцены, в стиле «узнаешь брата Колю?». Поскольку будущему академику Игнатову факт наличия воюющего на вражеской стороне родича мог только навредить – не дай бог случайно проболтается где-нибудь. Так что лучше пусть Объект остается в полном неведении. Бамбарбиа кергуду.

– Так. В остальном здешний расклад вроде бы ясен. Тебе он больше не нужен? – уточнил я у Смирнова.

– Нет. Зачем?

– Тогда заканчивай с ним.

– Эы-э-э!!! М-мм… Подождите!!! – начал было пленный, видя, как Кюнст делает бесшумный шаг в его сторону.

– Красная сво…!! – только и успел выкрикнуть (правда, выкрик этот прозвучал как громкий шепот, не более) он напоследок, а затем, просипев горлом, словно подавился воздухом, замолчал и умер, с глухим, бильярдным стуком упав на бок вместе с табуретом. Осуществилась мечта любого дерьмократа – вместе с народом (правда, в данным случае – с чужим) прямиком на небеса.

Ну все, поговорили… Стало тихо. О том, где мы, собственно, находимся, теперь напоминал только монотонный рокот трактора снаружи.

– Так, дорогие товарищи, – начал я, обращаясь к Смирнову. Впрочем, и торчавший у выхода Кузнецов тоже все слышал.

– Времени у нас, как видите, чертовски мало. Обратный отсчет пошел, и часики, хоть и старые, но тикают. Дальше действуем быстро и наверняка. Сначала будем отключать этот ваш локально замедляющий время прибор и вызволять из узилища третьего кадра из вашей «армии пана атамана Грициана Таврического». Насколько я сумел понять из твоих премудрых объяснений, в соответствии с инструкцией он не может бросить свой «НИК» и поэтому остается на месте, рядом с ним? Ну и легко догадаться, что дистанционно подрывать его «НИК» ты не будешь, а просто аварийно отключишь «ферланг-режим» с помощью стандартного пульта, который, как ты, помнится, говорил, у вас имеет любой старший оперативной группы? Кстати, что это за пульт?

Смирнов молча показал мне все ту же несуразную, походившую на толстую авторучку, фигню.

Тоже мне пульт – «гаджет от создателей водородной бомбы, смотрите не обосритесь»… Для человека вроде меня, который в детские годы успел застать еще ламповые компьютеры на перфокартах, применительно к подобной фитюльке это звучало где-то даже оскорбительно…


– Дальше разделяемся, – продолжил я излагать свою «чапаевскую стратегию» (для полноты картины только картошки не хватало): – Мы с тобой, товарищ Смирнов, берем с собой нашу дорогую летчицу и скорым шагом двигаем к самолетам. Валим всех, кто там есть, и пробуем отправить ее через фронт, к нашим, верхом на трофее. Если у нас это получится – будет просто здорово. Одновременно товарищ Кузнецов идет устанавливать этот ваш «термобарический дезинтегратор», он же «Летц», он же «Letzte Chance». Он сможет это проделать в одиночку?

– Да. Вполне.

– Только имейте в виду, что ставить его надо так, чтобы целиком накрыло этот чертов хутор и озеро, заодно с летящими на малой высоте самолетами, а вот дальше особо не пошло. Не стоит привлекать к этому излишнее внимание, а то потом историки натурально затрахаются придумывать всему этому хоть какие-то разумные объяснения. Кстати, а как эта штука вообще подрывается? Если заранее запускать таймер, то ведь можем и не угадать, поскольку время прибытия самолетов мы знаем очень приблизительно?! Или возможен дистанционный подрыв по какому-нибудь нажатию кнопки?

– Я думаю, лучше всего подорвать дистанционно, – как бы согласился со мной Смирнов. Подозреваю, что тактический комп в его башке сейчас прямо-таки перегрелся, рассчитывая различные варианты того, что нам предстояло.

– Помех с этим не будет?

– Нет. Это делается с того же пульта старшего группы.

– Это хорошо. Тогда, пока мы будем все это делать, остальные должны подготовить аэросани. Ваш третий, если он жив и в себе, будет в состоянии двигаться, соображать, стрелять, резать плохишей и прочее?

– Да.

– Замечательно. Тогда, выполнив первые два пункта, садимся в аэросани и эвакуируемся на безопасное расстояние. Там ждем и, визуально обнаружив появление в небе самолетов со «специалистами», взрываем, а точнее – выжигаем тут все на хрен. После чего с чистой совестью уходим. Возражения будут?

– Нет.

Это все, конечно, было здорово, но, как говорилось в той же классическо-стратегической сцене с чугунком картошки, «а ведь ты врешь, Василий Иваныч»… А что, если за оставшиеся у нас часа полтора что-нибудь в текущем раскладе возьмет да и кардинально изменится? Например, на хутор неожиданно заявятся какие-нибудь финские патрули или их связисты окажутся не по-фински оперативны и подорвутся на растяжках в том блиндаже, где мы побывали «с визитом вежливости» накануне? Надо признать, что оставалось надеяться лишь на русское авось.

– Ты все слышал? – спросил я у Кузнецова. – Вопросы, жалобы, предложения или мировые проблемы будут?

Тот молча и отрицательно покачал головой. Это хорошо, что эти биороботы такие понятливые…

Пока я задавал вопросы второму Кюнсту, Смирнов протянул мне похожий на короткий обрезок толстой трубки, теплый и шершавый цилиндрик, который он достал из своего рюкзака.

– И что это? – спросил я, подсознательно понимая, что это ну явно не анальный свисток и не, скажем, подзорная труба.

– Это универсальный глушитель для стрелкового оружия, командир. Закрепите его на стволе вашего пистолет-пулемета. Раз времени у нас мало – неизбежно придется стрелять…

Я покрутил цилиндрик в руках (подозреваю, что выражение лица у меня при этом было предельно тупое) – ведь там не было никакой резьбы и прочих, привычных для подобных изделий из нашего времени атрибутов. Видя мое переходящее в офигение непонимание, Смирнов взял глушитель у меня из рук и просто прислонил один его конец к дульному срезу моего ППД. И глушитель встал туда, как влитой, будто прилип! Святая простота, намагниченный он, что ли? Вот же дьявольская выдумка! Затем Смирнов подобным же образом «обесшумил» свою СВТ и один трофейный «Суоми».

Надев шапку и встав с табуретки, я почти не ощутил боли в ушибленной правой стороне груди. Можно считать – отпустило. Мы втроем вышли на мороз. Кузнецов сразу же ушел в сторону и, надев лыжи, с тяжелым рюкзаком за спиной и висящей поперек груди самозарядкой быстро и лихо, словно олимпийский чемпион по слалому, рванул под уклон, в сторону озера. Ему явно не надо было лишний раз объяснять, где и как именно надлежит ставить этот самый «термобарический дезинтегратор».

При дежурном включении пластыря «СНА» никакого постороннего движения в пределах видимости не обнаружилось. По части любой живности хутор был пуст. Смирнов тоже был спокоен.

– Так, – сказал я несколько скукоженным от долгого пребывания на холоде, в нервном ожидании постоянного нападения, летчице и Игнатову. – Мы сейчас по срочному делу, недалеко, в соседний дом. Ждите нас и без команды ничего не предпринимайте! Можете зайти в дом, погреться и чего-нибудь пожевать. Там как раз накрыто. Только имейте в виду – блевать строго-настрого запрещаю! Поскольку там, рядом со столом, валяются свежие покойники, как говорится – я вас предупредил!

Оба смиренно выслушали мой монолог и молча кивнули. После чего мы с Кюнстом рванули за угол по утоптанной в снегу тропе, ведущей прямиком к соседнему дому. Смирнов с винтовкой наперевес шел впереди. Просторная соседняя изба снаружи не слишком-то отличалась от той, которую мы только что покинули. Вот только у входной двери к бревенчатой стене были торопливо приколочены крашеные фанерки с уже знакомыми нам запретительными надписями «Ei merintaa!», «Avasti!», «Vaalallisesti!» и скалящейся черепушкой.

– Осторожнее, командир! – сказал мне Смирнов. – Когда войдем, ничего не трогайте и не делайте резких движений!

В принципе, наверное, я мог с ним вообще не ходить, но мне, как это обычно бывает в таких ситуациях, стало жутко интересно. Дурацкое желание посмотреть на нечто невероятное, хотя чего там можно было увидеть, кроме пресловутой комбинации из трех или двух пальцев? И, кстати, действительно, при приближении к запретной избе у меня почему-то начала болеть голова, причем сильно.

Вслед за Смирновым я вошел в сени. Внутри было довольно холодно, похоже, и англичашки и их финская обслуга перепугались настолько, что боялись входить сюда даже для протопки печки, но раз уж здесь было теплее, чем на улице, значит иногда печь все-таки топили. Небось истопники из числа здешних финских солдатиков тянули по этому поводу жребий или выполняли сей вредный труд за отдельную плату.

А труд этот, похоже, был реально очень вредным, поскольку, первым делом, по моему обонянию, да еще прямо с мороза, шибануло отвратным, уже подзабытым зловонием, в стиле даже не сельского, а скорее предельно загаженного станционного нужника из постсоветских времен.

Вот же фараон энфорсиз (в смысле «Египетская сила»)!!

Конечно, я в жизни видел много дурно пахнущих мест и вещей, но вот конкретно здесь было точно не «набздели так, что окна запотели» из детского стишка, а нечто, заставлявшее живо представить, что то ли все окрестные какашки скопом пришли сюда умирать, то ли, наоборот, смерть заглянула в эту избу, чтобы покакать – таблички насчет утечки отравляющего газа именно тут, по-моему, были действительно уместны.

Отчаянно борясь с нахлынувшей дурнотой (головная боль в сочетании с подобным «ароматом» и недавним ушибом – то еще «удовольствие»), я наконец рассмотрел, что же именно воняло этим нервно-паралитическим говнищем в открывшейся моему взору обширной полутемной комнате с белеными стенами (лампочка под потолком здесь то ли горела на последнем издыхании, вполнакала, то ли изначально была менее мощной). На полу вокруг заставленного какими-то инструментами и приборами деревянного стола лежали в неестественных позах три человека в той же полувоенной форме с «британскими мотивами» – главным образом, от них-то здесь и смердело. Ну да, английские воины носят брюки, под которыми есть трусы, но, увы, это трусы, полные, сами знаете чего, и, вдобавок, не слишком свежие. Наверное, именно так должны пахнуть Тауэрский мост и Букингемский дворец в самые проблемные и наихудшие для Британской империи моменты. Хотя, если предположить, что эти господа лежали тут уже явно не один день, да еще и предварительно написав и накакав под себя (и все это естественным образом образом кисло, сохло а возможно, еще и бродило, причем довольно долго, да, плюс к этому, еще кое-где на полу было наблевано), ничего удивительного в столь убойном вонизме не было.

– Стойте, командир! – сказал мне Смирнов. Убрав винтовку за плечо и держа свой пульт в кулаке, он сделал несколько осторожных шагов вперед. А потом что-то произошло, причем настолько быстро, что я толком ничего не успел понять. Во всяком случае, у меня мгновенно перестала болеть голова, лампочка под потолком, как мне показалось, стала заметно ярче, а все три глубоко обосранных тела неожиданно оказались вовсе не на тех местах, где я их видел еще секунду назад. Например, один из них обнаружился лежащим почти у самого входа, буквально в трех шагах от меня. Выглядел он предельно хреново – синюшная рожа очень напоминала не земляка Вильяма Шекспира и Джефри Чосера а, скорее, зомби из ромеровских фильмов. При этом импортный засранец что-то бессвязно и тихо мычал, еле-еле шевеля запекшимися губами. Могу представить, как им должно быть «весело» – минимум трое или четверо суток без воды, еды и прочего. Тут и продвинутая медицина может уже не спасти – обезвоживание, трындец почкам и прочее. Хотя, если честно, уж им-то теперь точно оставалось жить совсем недолго. Пока что явным было лишь одно – «пациенты» пока еще дышали, но все так же пребывали в глубоком и полном отрубе. Так что ничего невероятного я не увидел, как ни старался, и, что самое неприятное – никаких «спецэффектов», кроме банального запаха говна.

Между тем Смирнов метнулся в соседнюю комнату. Там что-то заскрипело (крышка погреба?), и через минуту Кюнст вывел оттуда, на ходу освобождавшегося от связывающих руки веревок, своего состряпанного очередными халтурщиками из ну очень далекого будущего, близкого родственника, или «молочного брата», в сером свитере и порванных на правой коленке штанах от маскхалата. Это был третий вариант того самого, усредненного «словесного портрета русского человека», отличающийся от двух уже виденных мной «болванок» лишь мелкими деталями. Как я в общем-то и ожидал, при том, что Смирнов был шатеном, а Кузнецов – блондином, третий член их группы оказался востроносым, рыжим и с веснушками на лице. Так вот ты какой, северный олень, в смысле, Нестор Соколов, он же «Кюнст номер три», он же Нуф-Нуф. Как говориться, очень приятно.

– Ну что, нашел Нуф-Нуфа? – на всякий случай уточнил я, хотя это было понятно и так.

– Да, командир.

– Он способен действовать и вообще соображать?

– Разумеется! – отрапортовал он. Наш «найденыш» в этот самый момент, с проворством мелкого ворюги-щипача, облачался в найденные в сенях штормовку с капюшоном (возможно, от чьего-то маскхалата) и ушанку с кокардой здешних национальных цветов.

– Тогда пошли отседова, сил моих больше нет, дальше дышать этим, пусть элитным и великобританским, но все же калом. Кстати, друже Наф-Наф, засранцев добивать будем?

– А зачем? Они в любом случае не жильцы, – сказал Смирнов, быстренько собирая в свой мешок какую-то, вроде бы неприметную, мелочь со стола.

– Все, можем уходить, – молвил он через минуту.