Охотник на шпионов
Часть 19 из 30 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я что, чего-то упустил?
– В каком смысле, товарищ майор?
– В таком, что я не понял, с чего это вдруг наша авиация, которой до этого было не видно и не слышно, сегодня так разлеталась? Или что-то изменилось, а, товарищи дорогие?
– Разрешите! – приподнялась с места сбитая летчица. В спокойной обстановке, умытая, причесанная и без шлема, она смотрелась вполне очаровательно, почти как очередная рекордистка на какой-нибудь газетной фотографии.
– Валяйте, – разрешил я.
Из ее краткого доклада следовало, что я действительно знал не все новости. Оказывается, эта летчица Заровнятых имела какие-то навыки в области радиодела и за время моего отсутствия развила бурную деятельность. В частности, выцыганила у здешних танкистов относительно исправную рацию, которую она сумела заставить работать. Ну а настроив радиостанцию, энергичная дамочка сумела связалась со своей Авиагруппой Особого Назначения, доложив непосредственному начальству, как и что.
– Про современные белофинские истребители вы своим доложили? – уточнил я.
– Да.
– И какая была реакция?
Тут лейтенантша продолжила свой рассказ, и я понял, что пропустил больше, чем предполагал поначалу. А именно – самое интересное. Оказывается, пока мы отмораживали задницы, ползая под финскими пулями у дороги, здесь кое-что произошло. Когда после ее сеанса связи, для начала, прилетело несколько И‐15бис, внезапно появилась пара финских истребителей. Как сказала Заровнятых, самолеты были скоростные и остроносые, с убирающимися шасси, но по своему внешнему виду совсем не похожие на тот «Спитфайр», что ее сбил. И едва финны попытались атаковать, как на них наскочило звено «Ишаков» и шестерка «Чаек». Было видно, что после короткой «карусели» один финн густо задымил и ушел со снижением на северо-запад, а напарник при этом его энергично прикрывал. Так что выманить противника у наших истребителей получилось. И даже немного пощипать его тоже, можно сказать, удалось. Ну а сейчас они патрулировали над нами явно в надежде на «продолжение банкета». Но, по-моему, после столь неудачного сегодняшнего «дебюта» финская авиация на нашем направлении явно должна была затихариться на какое-то время, сберегая дорогостоящую технику. Очень похоже на то.
– Вы, товарищ лейтенант, «наверх» про наш предстоящий прорыв сообщили?
– Так точно, товарищ майор, только без подробностей. В самых общих чертах!
– И что вам на это ответили?
– Ответили, что приняли к сведению!
Вот, блин, молодцы, подумал я. Начальнички всех уровней, как всегда, в своем репертуаре – ни да, ни нет. Это удобно в любые времена, мать их так.
– Ладно, товарищи. На этом пока все. Заседание считаю закрытым. Начинаем готовиться к операции, назначенной «соседями» на 16:00. Эх, накормить бы чем-нибудь личный состав…
– Уже, товарищ майор, – как-то загадочно улыбнулся Гремоздюкин.
– В смысле «уже»?
– С помощью товарища лейтенанта мы нашли второй грузовой мешок, сброшенный с подбитого Р‐5. В нем оказались крупа и мясные консервы. Некоторые банки побились и помялись, но не нам привередничать. Так что пару дней сможем кормить бойцов полноценным обедом. Уже и походные кухни раскочегарили на всю катушку.
– Это хорошо. Только смотрите, как бы финны нам этот банкет не испортили. А то начнут, как давеча, гвоздить из минометов. Бдительности все-таки не теряйте.
– Так точно.
В общем, можно считать, что в этот день им всем повезло, конечно, с поправкой на людские и технические потери.
Я приказал Смирнову забрать трофейное ПТР с собой, и мы с ним пошли к ремлетучке.
Там оказалось более-менее протоплено, в стоявших на «буржуйке» котелках парила нагретая вода, но из людей – никого.
– И где все? – поинтересовался я, на всякий случай, понимая, что, скорее всего, зря беспокоюсь.
Поставив в дальний угол фургона трофейное противотанковое ружье и поставив рядом футляр (в нем оказалось два снаряженных запасных магазина к «Бойсу»), мой спутник ненадолго задумался, а потом выдал:
– В данный момент Объект с напарником что-то делают у танкистов. Предположительно – заняты на текущих ремонтных работах.
– А ты-то откуда про это знаешь?
– Кузнецов доложил.
Вот интересно, как он это сделал? Или у этих долбаных «борцов за светлое дело Терминатора» между собой установлена еще и какая-нибудь телепатическая связь? Однако уточнять этот момент я не стал. И без того уже знаю, что в этом их будущем полно весьма продвинутых и одновременно непонятных и очень неприятных бионических технологий.
– А сам он где? – спросил я вместо этого.
– Периметр проверяет. Но одновременно Объект из поля зрения не выпускает.
Нет, тут точно передача мыслей на расстояние. Это как минимум.
– Молодца твой Кузнецов, – сказал я, снимая шапку и расстегивая шинель. Запарился я с этими разборками в зимнем лесу.
И, пока мы с товарищем Кюнстом были наедине, следовало кое-что обдумать и обсудить. Допустим, сейчас мы берем бойцов и идем к дороге, нашим вчерашним маршрутом, только без лыж. Старых следов на снегу там, насколько я успел запомнить, хватает, то есть местами, можно сказать, практически протоптано. Ладно, будем считать, что у нас все получилось, мы приходим туда к назначенному времени и обнаруживаем у дороги вооруженную до зубов вражескую засаду. С большой вероятностью, на этом наше везение закончится, и в составе засады окажется и искомый танк марки «Матильда». И что нам останется делать, если мы этот танк увидим? Как прикажете с ним бороться?
Взять и поехать туда на единственном здесь пушечном Т‐26, если он, конечно, исправен? Это идея глупая, поскольку в этом случае нас засекут по шуму уже в момент выезда. Что еще? Вчера Гремоздюкин докладывал о том, что у них здесь есть полковая пушка образца 1927 года с полусотней снарядов. Но ее на руках по глубокому снегу тоже никуда не утащишь, а тягач не только не пройдет по снегу, но и будет шуметь никак не меньше танка. К тому же броню «Матильды», которая по толщине почти аналогична таковой у советского КВ, не пробьет ни танковая «сорокапятка», ни полковушка, даже, если к последней здесь найдутся бронебойные снаряды.
Что тогда остается? Взять с собой трофейное ПТР, к которому у нас чуть более десятка патронов, и тащить на своем горбу эти лишние семнадцать кило? И что это нам даст? Разве что попытаться подобраться как можно ближе к «Мотьке» и исхитриться поразить ее гусеницы, смотровые приборы или двигатель через жалюзи? Но тут эффект тоже будет более чем сомнительным. А значит, остается полагаться лишь на «рояли в кустах». Если таковые у нас, разумеется, есть.
– Слышь, друг Наф-Наф, – спросил я у Смирнова. – У вас с собой что-нибудь противотанковое есть? А то есть очень большая вероятность нарваться на серьезный танк или даже несколько танков противника.
– Вообще-то нам подобное не положено, – ответил Кюнст. – Мы же спасатели-эвакуаторы, от нас не требуется что-нибудь разрушать.
– Хорош меня лечить! А все-таки?
Тут я сильно испугался, что он начнет переспрашивать и уточнять у меня насчет значения слова «лечить» в данном конкретном контексте. Но, слава богу, он промолчал.
– Для подобных непредвиденных случаев в наш «НИК» обязательно входят «Айнбрухи», – доложил Кюнст.
– Чего-чего?
– Это такие одноразовые заряды кумулятивного действия, – снисходительно пояснил Смирнов.
В принципе, я уже и сам допер, что в данном случае это от немецкого «Einbruch», т. е., грубо говоря, «Взлом». Вроде у них, в Германии, есть даже такое словечко «Einbruchsdibstahl» – «кража со взломом».
– И что за заряды?
– Имеют вид металлического цилиндра, весом около двух килограммов, длина около 50 сантиметров, диаметр – 8 сантиметров.
– Что-то одноразовое, навроде «Мухи»?
– Можно и так сказать. Как правило, «Айнбрухи» применяют для вскрытия бронированных дверей, люков, герметичных ворот и прочих входов в различные укрытия повышенной защищенности. Если прикрепить такой заряд непосредственно к двери или люку, он быстро и с большим выделением тепла прожигает насквозь броню толщиной до двух с половиной метров, проделывая отверстие диаметром свыше метра, пригодное для свободного проникновения сквозь возникшее препятствие. Но, как вариант, в критических ситуациях «Айнбрух» можно использовать и в режиме одиночного выстрела. При этом кумулятивный заряд летит на дальность до 150 метров и при попадании активного ядра заряда на поверхность бронеобъекта гарантированно прожигает броню толщиной до 200 мм. Но наводка в режиме одиночного выстрела возможна лишь весьма приблизительная, ведь прицела как такового там нет вообще.
– Ну это ладно, считай, что у нас сегодня как раз та самая критическая ситуация. И как-никак танк – это не яблочко на чьей-нибудь тупой голове. Ты-то сам из такой бронепрожигающей пукалки в цель попадешь, если сильно потребуется?
– Попаду, – согласился Кюнст, не став спорить и, как обычно, без малейших эмоций.
– Тогда мы, считай, вооружены. «Матильде» этого точно хватит. И сколько у вас этих «Айнбрухов»?
– Сколько положено в таких случаях на группу, по регламенту. Две штуки.
– Негусто, но два – это лучше, чем один. Тогда, значит, возьмешь с собой оба. И будем проверять на практике, насколько качественную броню льют у них там, в разных Шеффилдах.
Возражений с его стороны, как легко догадаться, не последовало.
Некоторое время мы с ним провели за приведением в порядок своего оружия. Я, как мог, почистил автомат, а Смирнов в этот момент заряжал опустевшие диски к ППД патронами, которые я достал из своего мешка, отметив, что их запас далеко не безразмерен. Потом Кюнст немного повозился со своей СВТ и запасными магазинами к ней (как я понял, винтовка у него всегда была в идеальном состоянии, а магазины к ней он готовил вообще заранее), а затем проверил и зарядил еще и два трофейных автомата «Суоми».
– Что, и их с собой возьмем? – спросил я про эти трофеи.
– Сейчас это, наверное ни к чему, а вот позже, когда отправимся за членом нашей группы к этому озеру, они очень пригодятся.
– Соображаешь. Тогда пока убери эти «Суоми» куда-нибудь подальше или скажи «Объекту» и его другану Шепилову, чтобы поглядывали там за трофеями. А то, не ровен час, чего доброго, сопрет кто-нибудь. Из чисто спортивного интереса и просто потому, что плохо лежит. Да, и вызови своего Кузнецова. Сейчас вы мне оба нужны, а то можем и не справиться.
Смирнов молча кивнул. Потом полез куда-то в угол фургона и засунул в свой рюкзак извлеченных откуда-то два довольно длинных цилиндра серо-стального цвета. Видимо, это и были те самые «Айнбрухи».
Сделал он это очень вовремя, поскольку буквально через пару минут в дверь постучали и в фургон, распространяя вокруг себя облака пара, ввалился донельзя деловой замполитрука Бышев, доложивший, что к урочному часу добровольцы таки нашлись.
Стало быть – пора. Я натянул свой изрядно пропотевший и не успевший толком просохнуть головной убор (здесь я поймал себя на мысли, что начинаю помаленьку оскотиниваться, этак скоро начну спать на голой земле), застегнул шинель, повесил на шею бинокль, на плечо – ремень ППД и полез наружу. Торопливо натягивая на спину тяжелый рюкзак, за мной двинулся Смирнов. Английское ПТР, а с ним и трофейный револьвер остались в фургоне.
Выйдя на свежий воздух, я обнаружил вокруг некоторые очередные изменения. Во-первых, поскольку «белофинские стервятники» в драку больше не полезли, наши истребители улетели, а свист и взрывы отдаленного минометного обстрела тоже прекратились. В лесу снова стало очень тихо, но у меня сразу же возникли сомнения насчет того, как бы финские минометчики не сменили позицию, дабы показать уже нам, где карельские раки зимуют. Оставалось надеяться, что враги все-таки предпочтут не палить в белый свет как в копейку, а по своей жлобской привычке экономить боезапас.
Смирнов неслышно отошел в сторону, туда, где обычно стояли танки, видимо, передать будущему академику мой приказ насчет трофеев.
Ну а добровольцы обнаружились у все того же штабного фургона. Всего шестеро, трое в шинелях, двое в ватниках и один в маскхалате. Все, кроме последнего, были очень заняты перекуром (смолили, судя по всему, папироски из тех, что принес сюда я, не иначе; Гремоздюкин выдал им курево в виде поощрения) – над ними стояло облако сизого табачного дыма. Ну а некурящим, как легко догадаться, был второй Кюнст. Как Смирнов успел передать ему приказ прийти сюда – вообще загадка. Не иначе, действительно телепатически.
– Становись! – скомандовал я.
Бойцы выстроились в одну шеренгу и постарались выровняться, но папиросок не бросили, продолжая лихорадочно втягивать в себя вожделенный никотин. Пока я критически осматривал их строй, появился Смирнов, сразу вставший за моей спиной.
Так. Оцениваем наши потенциальные боевые возможности. Один ДТ, четыре мосинские винтовки, плюс две СВТ Кюнстов и мой автомат. Ничего, для короткой стычки, думаю, сойдет, а на долгий бой я и не рассчитывал. А вот «охотники» на трудное дело вызвались те же, что и утром. Бессмертными они себя считают, что ли? Испачканный копотью на манер трубочиста из детских сказок и сменивший танкошлем на великоватую каску Воздвиженский, опирающийся на свой лишенный сошек, снятый с погибшего танка пулемет, Ададуров в своей традиционной, краснозвездной каске и шинели, двое смутно знакомых красноармейцев из тех, что сегодня вместе с нами отстреливались на дороге от финнов, кажется, Бедняков и Боголепов (вот только, хоть убей, не знаю, кто из них где) и на правом фланге, тоже вполне ожидаемо, нарисовался чем-то или кем-то вдохновленный чернявый Натанзон.
– Ну и в связи с чем вы все здесь? – спросил я у недлинного строя. – Вам что, мало на сегодня?
– Желаем отомстить за товарищей! – прочувствованно объявил Воздвиженский. Судя по молчанию остальных, они были с ним как минимум согласны.
– Похвально, товарищи бойцы! Только вот загадывать на какой-то позитивный для нас расклад я вам все же не советую – любому из собравшихся всегда может прилететь прямо в лоб белофинская пуля-дура, после чего он останется лежать в этом долбаном лесу и, возможно, даже навеки!
– Мы это понимаем, товарищ майор, – сказал за всех уже Ададуров.
Видимо, некоторой части сидевшего в здешнем «котле» личного состава действительно надоело быть просто мишенями, и, похоже, ребятишки, что называется, вошли во вкус. Иногда это бывает опасно. Как в случае со среднестатистическим сапером, который, как известно, ошибается три раза (да-да, не смейтесь, не один, как все думают, а три!). Первый – когда выбирает эту опасную профессию, второй – когда женится (но тут больше вопросов, скорее, к жене такого специалиста, чем к нему самому), ну а насчет третьего раза, в общем, понятно. Причем в тот самый третий раз сапер обычно «ошибается», подрываясь примерно на трехсотой мине. Начинает думать, что все про мины знает и понимает, теряет необходимое чувство меры и опасности – и привет. Именно поэтому в Великую Отечественную была такая метода – саперам, снявшим около 300 мин, выдавали топор и без разговоров, отправляли строить переправы, дабы малость охолонули и поумерили крутизну. Обычно это помогало. Но не думаю, что в данном случае мне для «выпуска пара» следовало отправить этих добровольцев не в бой, а, скажем, колоть дрова для кухни. Общая установка работодателей была на максимально быстрое возвращение, и для этого следовало использовать любые возможности.
– Так, – сказал я, теперь обращаясь непосредственно к Натанзону: – А вы, Моня, каким образом здесь?
– Я как все, – доложил он и тут же удивленно спросил: – А как вы, товарищ майор, догадались, как меня зовут?