Охота на тень

— Именно. Он выбирал их именно потому, что у них были дети, — пояснила Ханне. Он убивал матерей, а не просто женщин, если вы понимаете, о чём сейчас я веду речь.

За столом снова стало тихо. Манфред положил свою ложку в тарелку.

— Все эти преступления — это упражнения в ненависти, — снова заговорила Ханне. — Я говорила это в восьмидесятых, и на этом я стою сейчас. Преступник, должно быть, ненавидел не женщин в целом, а лишь одиноких матерей с маленькими детьми.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Малин.

Ханне медленно кивнула, сняла очки и посмотрела на неё. В глазах Ханне снова зажёгся огонёк, и голос её оживился.

— Преступления такого рода в первую очередь связаны со стремлением преступника к власти, а не к сексу. Мне думается, начиная с сороковых годов, женщины в нашем обществе всё сильнее укрепляли свои позиции, в отличие от многих других стран и культур. Взгляните хотя бы на женщин на полицейской службе. В сороковых, когда произошло первое убийство, женщинам ещё не дозволено было становиться полицейскими. Лишь к концу пятидесятых их приняли в систему, но и тогда они сталкивались с противодействием своих коллег мужского пола и собственного профсоюза. А в конце шестидесятых им даже на какое-то время запретили нести наружную службу, что продлилось вплоть до семьдесят первого года, если я не ошибаюсь. Прибавьте ко всему этому развитие общества в целом. Женщины вышли из дома, начали работать, была создана государственная система ухода и присмотра за детьми, разрешили аборты, и так далее. Попробуйте взглянуть на это как на неизбежное разделение власти, которая прежде была сосредоточена лишь в руках мужчин. Наверняка были и есть мужчины, которые не желали и не желают мириться с подобными порядками. Молодые женщины, которые отвергли своих мужчин — по крайней мере, в глазах нашего преступника, — предпочли сами растить детей и работать. И за это, вероятно, он хотел их покарать.

Ханне сделала паузу и сцепила в замок лежащие на коленях руки. Несмотря на летнее тепло, Малин отметила, что тонкая кожа на её руках покрылась пупырышками, а сама Ханне еле заметно дрожала.

— Хорошо, — неторопливо произнес Манфред, — только это звучит немного…

— Притянутым за уши? — подсказала Малин, чем вызвала очередной раздражённый взгляд Манфреда.

Ханне улыбнулась.

— Притянуто за уши для любого постороннего, кто пытается разобраться в этом, совершенно верно. Но для преступника собственные действия абсолютно логичны.

— Ты хочешь сказать, он способен мыслить рационально? — спросил Манфред.

— В чём-то — определённо. Я так думаю. Иначе он бы давно уже попался. В профиле преступника, который я изначально вывела, он описан как отшельник. Социально изолированный человек. Но теперь я в этом не уверена. У него сложная, эмоционально травмированная личность, но этот факт не лежит на поверхности, не бросается в глаза. Я теперь склоняюсь к тому, что он — социально адаптированный человек и, вполне вероятно, живет обычной семейной жизнью.

— Почему? — спросил Манфред.

— Потому что таким образом он избегает неприятностей. Будь он чересчур нелюдимым, он наверняка привлекал бы к себе ненужное внимание.

— Как ты считаешь, каким образом он попадал в квартиры к жертвам в семидесятых? — спросила Малин.

Ханне задумалась, а потом заглянула в свои записи.

— Мне кажется… — запинаясь, произнесла она, — что он проникал к ним по крыше. Но в восьмидесятых он, очевидно, изменил свой подход. Может быть, уже стал староват, чтобы карабкаться по крышам. Тот случай с инструментом медвежатника представляет особый интерес. У кого мог быть доступ к таким вещам?

Ханне, не дожидаясь ответа, продолжала:

— А затем исчезают технические улики из семидесятых. Так ведь и было? По крайней мере, я это записала после нашего телефонного разговора.

Манфред кивнул, подтверждая её правоту.

— Это наводит меня на размышления, — сказала Ханне.

— Какие?

Голос Манфреда был так тих, что его почти не было слышно из-за шума дорожного движения и визга играющих чуть поодаль на большой лужайке детей.

— Я всё ещё уверена в том, что мы имеем дело с разными преступниками, — заявила Ханне, убирая блокнот и очки к себе в сумочку. — Я считаю, что убийство в сороковых было совершено одним человеком, а в семидесятых и восьмидесятых — другим. Этот другой досконально изучил подробности первого дела, и отлично знал, как не оставить после себя следов. У него, возможно, были некие знания по криминалистике, он умел пользоваться отмычкой, и непостижимым образом всегда оказывался на шаг впереди нас. Этот другой смог устроить так, что улики бесследно исчезли. Вот я и думаю: не мог ли он быть полицейским?





44




Когда Малин вечером вернулась домой, Отто снова был здоров.

«Маленькие дети — одна сплошная загадка», — подумала она, чмокнув его в беззубый улыбающийся рот. Вчера лихорадка, сегодня — здоров как бык.

— Как прошёл день? — спросила она Андреаса, который лежал на диване, уткнувшись в экран мобильника.

— Прекрасно. Ездили на озеро с Педером и Лувой.

Педер был товарищем Андреаса, который в данный момент также пребывал в отпуске по уходу за ребёнком. А Лува, которая, вероятно, была самым толстым младенцем за всю мировую историю, была ровесницей Отто.

Малин подхватила Отто с ковра и прилегла на диван рядом с Андреасом. Тот отложил мобильник на журнальный стол и положил ладонь на пушистую головку Отто.

— Послушай, — сказала Малин. — Неплохо было бы класть Отто на плед, когда он играет на полу. На случай срыгивания. Потому что этот ковёр стоил довольно дорого.

— Ммм, — промычал Андреас. — А как у вас прошёл день?


— Хорошо.

Малин погладила пухлую щечку сына, которая неожиданно оказалась шершавой на ощупь. По какой-то неведомой причине вокруг рта у него выступила мелкая красная сыпь. Малин понятия не имела, что это могло быть, потому что Отто был здоровым малышом, за исключением иногда приключавшегося с ним отита. Малин подумала, что на этой неделе нужно бы свозить его к педиатру, чтобы выяснить, что это за сыпь.

— Мы встречались с Ханне, — добавила она.

Маленькие пальчики Отто вцепились ей в волосы и больно дёрнули прядь. Малин осторожно разжала его кулачок, сняла резинку, которую на такой случай носила на запястье, и собрала волосы в низкий пучок на шее.

— Ханне?

— Да, она, очевидно, работала над этим делом в восьмидесятых.

— Как у неё дела?

Малин поколебалась, прежде чем ответить.

— Честно говоря, видеть это печально. Она совершенно сбита с толку. С ней была Берит. Ханне приходится напоминать обо всем.

Андреас, который тоже успел поработать с Ханне, и к тому же много раз виделся с Берит, легонько погладил жену по спине.

— Это было… — заговорила было Малин.

Но внезапно из глаз у неё брызнули слёзы, совершенно неожиданно. Боль горячей волной выплеснулась наружу, а мысли и воспоминания, спрятанные глубоко в душе Малин, тоже устремились на поверхность.

— Ну-ну, любимая, — забормотал Андреас, сел и обнял жену.

— Прости, — проскулила она. — Всё это просто чересчур. Чёртова Будил со своими претензиями, все эти ужасные убийства и мёртвые полицейские. И Ханне с Берит. И ещё. Эта Бритт-Мари, она ведь была приёмной. И я тут же стала думать о маме, и об Ормберге, и…

— Любимая, — повторил Андреас. — Послушай меня. — Приляг здесь ненадолго, а мы с Отто о тебе позаботимся.

Он забрал у неё из рук Отто и встал на ноги.

Малин послушалась. Выпрямилась, лёжа на диване, и больше не сдерживала слёз.

— Я скучаю по маме, — всхлипнула она.

— Я знаю.

— И по Ормбергу.

— Полежи, — сказал Андреас. — Мы приготовим поесть.

И Малин осталась лежать на диване.

У неё не было выбора — тело обессилело, а слезы всё текли и текли. Малин думала об одиноких матерях. О тех, что вызывали у Болотного Убийцы приступ ненависти только потому, что были одинокими матерями. Думала об останках Бритт-Мари, о кольце, которая та носила на цепочке вокруг шеи; думала о Линде Буман — практически своей ровеснице на тот момент, когда убийца решил распять её на полу.

«Что не так с людьми?» — этим вопросом задавалась Малин. «Права ли была Ханне, говоря, что всё дело во власти? В ускользающей власти и непримиримой ненависти к женщинам, которые осмелились воспользоваться обретённой свободой. И возможно ли, чтобы во всем этом оказался замешан полицейский?»

Андреас сдержал слово.

Он приготовил спагетти с соусом из мясного фарша, они открыли бутылочку вина и ужинали при свечах, настежь распахнув кухонное окно навстречу летнему вечеру. Отто вёл себя примерно и уснул, едва хрупкая синева сумерек сменилась бархатной августовской темнотой.

Они смотрели кино и болтали обо всём на свете. О Луве, у которой уже прорезались зубы, и о Педере, который хотел купить летний домик на шхерах. О маме Андреаса, которая два раза звонила и жаловалась на соседа, и о зимнем путешествии на Канарские острова — они собирались туда полететь, если будет возможность по времени и по средствам. Потом они занимались любовью в постели, которая отдавала кислым блевотным душком — Отто там срыгнул.

«Как у нас всё здорово», — думала Малин. «Я вытянула счастливый жребий». Пребывая в этой блаженной убежденности, Малин отдыхала душой до самых десяти часов вечера, когда внезапно раздался телефонный звонок.

— Ханне пропала, — запыхавшись выдохнул в трубку Манфред, когда Малин ответила.

— Пропала? — прошептала она. — Но. Как…?

Она встала с постели и пошла с телефоном в гостиную, чтобы не тревожить Андреаса, который после их любовного единения, по своему обыкновению, глубоко уснул.

— Берит споткнулась на лестнице в Софиахеммет, и ей потребовалась перевязка. По этому поводу случился переполох, а когда он утих, оказалось, что Ханне исчезла. Они, разумеется, обыскали всю округу, но не смогли её найти.

— Но… — протянула Малин, чувствуя, что винные пары еще не выветрились, потому что мысли бестолково ходили в её голове кругами, а тупая боль притаившаяся за одним виском, уже давала о себе знать.

— Мы её засветили.

Малин опустилась на диван и натянула пледик Отто на своё обнажённое тело.

— Она же не могла просто испариться. Она совершенно дезориентирована, кто-то должен был заметить её, оценить её состояние и позвонить в полицию.

— Угу, — неубедительно промычал Манфред. — Сейчас лес позади больницы прочёсывают с собаками. Она могла заблудиться, могла упасть и пораниться.

— Чем мы можем помочь? Где Берит?