Охота на тень

Бьёрну это было невдомёк. У него появилась новая женщина. Молодая, с короткими светлыми волосами. У неё был безумный смех, а ещё она любила курить возле вентилятора в их новой квартире. Они сняли цветочные гардины с воланами, принадлежавшие Бритт-Мари, и подумывали о том, чтобы заменить диван — на нём были уродливые чёрные ожоги от сигареты, которую эта женщина уронила однажды дождливым вечером.

Новая женщина забеременела. Внутри неё проросла жизнь, которая впоследствии стала младшей сестрой Эрика. Бьёрн нашёл новую работу, работу с высокими требованиями, такую, к которой нельзя было относиться спустя рукава. Но именно так он и поступил. Он стал выпивать каждый вечер, а иногда и по утрам, идя на работу короткой дорогой через центр. Но женщина ничего не замечала. Она курила, смеялась, и округлялась.

У Эрика родилась сестрёнка, и Бьёрн снова был счастлив. У него возникло ощущение полноты, словно ему удалось воссоздать свою старую семью, вместо того, чтобы построить новую. Но по ночам, лежа в кровати, Эрик желал маленькой сестрёнке смерти.

Всё это на самом деле не так странно, как может показаться. Ни один человек не может бесследно исчезнуть — даже камень, брошенный в море, оставляет круги на воде. Всё, что происходит в мире, имеет последствия, и всякий конец — это начало чего-то нового. Исчезновение Бритт-Мари наложило отпечаток на судьбу Эрика, и эхо этого события было слышно ещё многие годы спустя. Судьба матери стала его наследием, точно так же, как судьба Элси была наследием Бритт-Мари. А от наследия никуда не денешься, как и от себя самого.

Одиннадцать лет спустя после исчезновения Бритт-Мари Болотный Убийца вновь свершил акт неукротимой ненависти, которая искала выхода. Ещё одна молодая женщина приняла смерть от его рук.

И всё началось заново: охота на зло, на Болотного Убийцу. Поиски Бритт-Мари, исчезновение которой всё ещё было покрыто тайной.

Длинная тень прошлого, как часто случается, оказалась более существенна, чем событие, отбросившее её. Несмотря на то, что годы шли, раны так до конца и не затянулись, и зло неумолимо прорастало сквозь пространство и время.

В мире ничего не менялось, а его обитатели считали, что он подвержен постоянным переменам. Им казалось, что жизнь простирается перед ними подобно свежей, нехоженой тропе.

Но история имеет свойство повторяться, она циклична — словно желает цапнуть саму себя за хвост.

Американский президент Рональд Рейган совершил визит в Женеву вместе со своей супругой Нэнси. В Женеве Рейган встречался с лидером Советского Союза Михаилом Горбачёвым. Это был первый робкий шаг на пути к окончанию холодной войны и новому, быть может, менее жестокому, миропорядку.

В новостях почти каждый день сообщали о росте озоновой дыры над Антарктидой. А если речь не шла об озоновой дыре, то говорили о новой болезни — СПИДе, которую считали Господней карой для грешников.

Тем временем над Эстертуной сгущался мрак.

Однажды холодным туманным декабрьским днем в 1985 году, Ханне Лагерлинд-Шён впервые ступила на порог полицейского управления в Стокгольме. Она не обратила внимания, как внезапно замолчали трое полицейских, обсуждавших что-то стоя у входа, и как уставилась на неё молодая женщина за стойкой рецепции.

Она так привыкла к подобной форме внимания, что давно перестала реагировать.

У Ханне было всё, чего не смогла достичь Бритт-Мари. У неё было высшее образование (в её копилке был экзамен по социальной антропологии и свежая докторская степень по бихевиоризму). А ещё на свете было очень немного людей, которые осмелились бы хоть как-то недооценить или принизить её навыки. К тому же, буржуазное происхождение подарило Ханне природную уверенность в себе, которую нельзя развить искусственно. Эта уверенность — словно доспех, надев который можно спокойно вращаться в любых кругах общества.

А ещё Ханне была красива, и этот факт тоже нельзя было сбрасывать со счетов. Даже если она сама не придавала этому значения, это влияло на её ближайшее окружение. И не всегда шло на пользу: Ханне, к примеру, никогда не могла пройти где-то незамеченной или принять участие в мероприятии, не оставив у каждого из участников неизгладимого впечатления о себе. И ещё она не могла избежать зависти. Не единожды коллеги шушукались у неё за спиной, якобы академическими успехами Ханне была обязана, в том числе, своей молодости и красоте.

Но Ханне этого не знала, а даже если бы и узнала — её это вряд ли взволновало бы: она болела душой за свою работу и была уверена в собственной компетентности.

Если бы кто-то поинтересовался её взглядами на красоту, Ханне, вероятно, заблудилась бы в пространных рассуждениях об эстетике. Она стала бы утверждать, что красота культурно обусловлена и что стремление к красоте нередко ограничивает женщин, которые вынуждены подгонять свои тела под навязываемый обществом идеал. Потом она, вероятно, упомянула бы об имевших место в истории практиках бинтования женских стоп, намеренного откармливания женщин и даже о калечащих вмешательствах в женскую физиологию. Но охотнее всего она стала бы рассказывать, как инуитские женщины тысячелетиями украшали себя, татуируя на своих лицах линии, коими отмечали важные вехи в жизни, например, рождение детей.

Такова была Ханне — жадная до знаний и историй.

Она была полна оптимизма и уверена в собственных силах, но очень молода.

Она так многого ещё не знала о жизни в целом. Конечно, не знала она и о Болотном Убийце. Она не подозревала, как быстро может иссякнуть и обратиться в прах душевная сила. Как страсть, которой она так долго была одержима, может превратиться в оковы. Как любимая работа может стать тягостной обязанностью, и как собственное тело, которому она привыкла всецело доверять, может изменить в тот самый момент, когда она будет нуждаться в его постоянстве сильнее всего.

Ханне во многом походила на Элси и на Бритт-Мари.

И точно так же, как они, Ханне лишь начинала подозревать, какой непроглядной была наползающая на город тьма.





19




— Чем я могу вам помочь? — поинтересовалась одетая в форму женщина за стойкой.

Ханне сняла вязаную шапочку и, проведя по волосам рукой, выпустила на волю водопад длинных рыжих локонов.

— У меня назначена встреча с комиссаром Робертом Хольмом, — пояснила Ханне, вытирая замёрзший нос.

— Я ему сообщу, — ответила женщина.

Пока Ханне ожидала встречи, холод постепенно ослабил свою хватку и онемение мало-помалу сошло с её пальцев, носа и ушей, к которым вернулась кровь. Оттаявшие ладони жгло, а с шапки капало.

Ханне прокручивала в голове свой позавчерашний разговор с Робертом Хольмом. После краткого обмена любезностями он сразу перешёл к делу, поинтересовавшись, не хотела бы Ханне помочь в расследовании убийства. Бывший научный руководитель Ханне, профессор Шёвалль, невзирая на относительно юный возраст Ханне, порекомендовал именно её, когда полиция обратилась к нему с тем же вопросом.

За спиной Ханне послышалось деликатное покашливание, и она резко обернулась.

— Ханне?

Перед ней стоял мужчина на вид чуть старше сорока, в густых волосах которого сквозила проседь. Кожа его была тёмной от загара, словно он только что прилетел домой каким-нибудь чартерным рейсом. А может быть, он был из растущего числа жителей Стокгольма, которые проводили час-другой в неделю в солярии. Глубокий шрам пересекал его лицо от уголка глаза до уголка рта, из-за чего оно выглядело слегка асимметрично. На нём был костюм и галстук, покоившийся на выпуклом животе. Галстук был украшен булавкой с золотой полицейской эмблемой.

Ханне кивнула и протянула руку для приветствия.


— Роберт Хольм, — отрекомендовался он с улыбкой. — Но все зовут меня Роббан. Добро пожаловать в Госкомиссию!

Рукопожатие было крепким и таким долгим, что Ханне почти смутилась. Роберт снова улыбнулся.

— Сейчас я вкратце введу вас в курс дела.

— Ханнелора Бьёрнссон, — пояснил Роббан, выкладывая на видавший виды письменный стол перед Ханне пару фотографий.

Кабинет был тесным, и в нём было такое крошечное окошко, что казалось, оно вовсе не пропускало в помещение серый свет холодного декабрьского солнца. За спиной Роббана стоял низкий стеллаж. В нём помещались дела и книги, поверх которых были свалены в кучу разноцветные бумажные папки. На письменном столе по стойке смирно в чёрной пластиковой подставке вытянулись ручки. Рядом лежал органайзер «Филофакс» в кожаном переплёте и стояла крутящаяся визитница.

Ханне посмотрела на фотографии. На них была молодая женщина с длинными светлыми волосами, которые, вероятно, были окрашены перманентом. Чёлку она начесала и уложила назад, словно та стояла против ветра, воспользовавшись большим количеством средства для укладки. У неё была широкая улыбка и ровные белые зубы за исключением одного — переднего.

— Она была найдена мёртвой в собственной квартире в доме десять по улице Берлингатан в пятницу, пятнадцатого ноября.

Ханне нервно сглотнула, ощущая, что сердце забилось быстрее.

Это всё по-настоящему.

Конечно, в своих исследованиях Ханне тоже использовала подлинные материалы. Они с профессором Шёваллем просиживали бессчётные часы, изучая материалы по убийствам в Швеции и за рубежом, но всё это касалось её лишь опосредованно. Возможно, лишь сейчас Ханне поняла, что от неё ждут реального участия, что её вклад должен повлиять на ход этого дела.

— Двадцать четыре года. Работала официанткой. Мать-одиночка. Сыну два года. Отец давно проживает в Мальмё и фигурантом расследования не является.

На стол перед Ханне легли ещё фотографии, и она наклонилась вперёд, чтобы хорошенько их рассмотреть. Обнажённая женщина лежала на полу с раскинутыми в стороны руками. Вокруг головы разлилась лужа крови, изо рта торчит что-то длинное.

— Выглядит довольно постановочно, — пробормотала Ханне. — Руки словно…

Ханне замялась, не зная, как лучше сформулировать.

— Руки прибиты к полу, — опередил её Роббан. — А изо рта у неё торчит ёршик для посуды. На этом фото видно лучше.

— Господи, — выдохнула Ханне. — В точности как убийства в Эстертуне в семидесятые.

— Именно.

Ханне взглянула на вторую фотографию. Лицо женщины крупным планом. Кровь запеклась в волосах. Лицо распухло, губы растрескались, между ними можно разглядеть верхние зубы. Рукоятка ёршика для мытья посуды торчит из уголка рта.

«Вот так выглядит смерть», — мысленно сказала себе Ханне, думая о том, что молодая женщина с фотографии, вероятно, жила самой обычной жизнью, совсем как Ханне… до недавних пор.

— Полиция Эстертуны, которая изначально занималась расследованием, запросила нашу помощь в начале декабря, — продолжал Роббан. — У них нехватка кадров и, к тому же, это дело…

Он ненадолго прервался, чтобы вынуть из коробки ещё пару папок.

— Это дело — особенное. Да, ты, очевидно, слышала о тех убийствах в семидесятые годы. Способ действия идентичный. Более того, похожее убийство произошло в 1944 году в Кларе, здесь, в Стокгольме.

Роббан пододвинул папки ближе к Ханне.

— Как его называли, Болотный Человек?

— Болотный Убийца, — поправил Роббан.

— Вы считаете, это один и тот же человек?

— Об этом рано говорить. Сначала тебе нужно войти в курс дела. Поезжай домой и там спокойно знакомься с материалами. Я собираюсь попросить одну из моих сотрудниц, Линду Буман, показать тебе все места преступлений завтра в первой половине дня. Тогда после обеда мы сможем увидеться и всё обсудим. Согласна?

Ханне неуверенно кивнула.

— Убийство этой Ханнелоры, — медленно проговорила она, не желая прямо сейчас сворачивать разговор, так как в её голове роилось слишком много вопросов, — оно произошло на одном из прежних мест преступлений в Эстертуне?

Роббан откинулся на спинку стула и сложил руки на животе. Он медленно обвёл Ханне взглядом.

— Тебе уже кто-то рассказал? — спросил он.

— Рассказал? Что?

— Ханнелора Бьёрнссон проживала в той же самой квартире, в которой в 1974 году произошло убийство Маргареты Ларссон.





20