Охота на тень

— Этот вариант нельзя списывать со счетов.

Фагербег подался вперед и положил на столешницу локти, а потом саркастически медленно похлопал в ладоши.

— Или она вообще привела его с собой из «Гран-Палас». Всё ведь указывает на то, что она была из таких.

Бритт-Мари почувствовала, как кровь приливает к голове, и перед глазами у неё закружились мушки. Ей казалось, что на сером костюме Фагерберга пляшут белые хлопья, словно во время снежной бури.

— Но, — запротестовала она, — Ивонн Биллинг, первая потерпевшая, заявила, что замаскированный мужчина проник в квартиру среди ночи.

Фагерберг растянул губы в усмешке.

— Разве я спрашивал ваше мнение, инспектор Удин?

Бритт-Мари автоматически покачала головой, и тут же раскаялась в этом. Было слишком поздно. Она уже добровольно встала в стройную шеренгу поддакивающих подчиненных Фагерберга.

— Женщина, которая водит домой мужчин из мест вроде «Гран-Палас», очевидно, имеет вполне обоснованную причину не распространяться об этом, — проговорил Фагерберг, делая ударение на каждом слове, словно имел в виду не только Ивонн Биллинг, но также и женщин, которые прямо на службе позволяют себе сидеть на коленях коллег мужского пола.

Он откинулся на спинку кресла и сложил руки на упакованной в пиджак груди.

— Да, — сказал он, кивая, — это вполне возможно. Они могли познакомиться со злоумышленником в «Гран-Палас» и привести его к себе домой.

— Они не могли быть в «Гран-Палас», — перебила Бритт-Мари. — У них дома были дети. Они…

— Вздор, — отрезал Фагерберг. — Такие женщины запросто могут оставить детей дома одних. Это я говорю, исходя из собственного опыта. Инспектор не может себе представить, сколько раз я наблюдал подобную картину.

Бритт-Мари взглянула на Рюбэка с Крооком: она искала их поддержки. Она жаждала убедиться, что не сошла с ума и этот разговор происходит на самом деле. В наши дни, когда и женщинам стало позволительно развлекаться, не подвергая себя риску быть причисленными к касте гулящих. Однако слезящиеся глаза Кроока высматривали что-то далёкое за окном, у самого горизонта, а Рюбэк, напряжённо наморщив лоб, внимательно разглядывал половицы.

— Нужно опросить персонал «Гран-Палас», — обращаясь к Крооку, сказал Фагерберг. — Возможно, они смогут вспомнить, посещали потерпевшие заведение в актуальные даты или нет.

Кроок кивнул.

В дверь снова постучали.

— Да! — с нескрываемым раздражением рявкнул Фагерберг.

В дверь заглянула зови-меня-Алисой. Улыбка исчезла с её лица, и она выглядела слегка смущённой.

— Прошу меня простить. Пришла фру Удин, свекровь Бритт-Мари. Она хочет поговорить со всеми вами.





13




Запах свежевыглаженного льна проник в кабинет вместе с Май. Когда свекровь уверенной походкой вошла внутрь, раздался шорох накрахмаленной ткани. Это была походка человека, уверенного в собственной правоте, в отличие от Бритт-Мари, шаги которой всегда были немного извиняющимися. Сквозь стеклянное окошко в стене Бритт-Мари разглядела мирно спящего в коляске Эрика, накрытого лоскутным одеяльцем.

Май не изобразила и намёка на улыбку, приветствуя коллег Бритт-Мари.

— Фру Удин, у нас здесь проходит рабочее совещание… — заговорил Фагерберг.

— Да, предполагаю, что перерыв на кофе у вас не предусмотрен, — перебила его Май голосом, в котором явственно зазвучал металл. — Мне никогда не пришло бы в голову явиться сюда, не будь это действительно важно.

Фагерберг словно сдулся. Это было едва заметно, но от внимания Бритт-Мари не ускользнуло, и она искренне обрадовалась этой маленькой победе. Видеть то, как женщина — пусть даже это была одна из самых грозных женщин в Стокгольме — смогла поставить на место Каменнолицего, было весьма утешительно.

— Слушаю, — выдохнул Фагерберг.

— Я прочла в газете об убийстве, которое произошло поблизости от Берлинпаркен, — начала Май. — Известно ли вам о том, что в районе Клара в 1944 году было совершено практически идентичное преступление? И что совершил его некто, прозванный Болотным Убийцей?

Им это, конечно же, было известно. Но тем не менее, Фагерберг предложил Май сесть.

Рюбэк без промедления уступил ей своё место. Май аккуратно присела на край стула и, не поблагодарив Рюбэка, начала рассказ о событиях февраля 1944 года на Норра Смедьегатан. Она рассказала о прибитой гвоздями к полу женщине, а также о полицейской сестре, которая встретила свою смерть в грязном подъезде.

— А она, как вам, конечно, уже известно, была никем иной, как Элси Свеннс, — подытожила Май, кивая в сторону Бритт-Мари.

Фагерберг наморщил лоб, но, к облегчению Бритт-Мари, вопросов задавать не стал. Возможно, рассказ его не заинтересовал, а может быть, его просто немного пугала Май.

— Фру Удин, — заговорил он, потирая свой ястребиный нос. — Нам хорошо известны подробности этой истории. Убийца, Карл Карлссон, был схвачен через короткое время и позже осуждён за своё преступление. Впоследствии он скончался в тюрьме.

Май кисло улыбнулась.


— В таком случае, вам также должно быть известно и то, что Карл Карлссон был невиновен.

— Что?

Май открыла сумочку, которую держала на коленях, и вынула оттуда фотокопию газетной статьи, которую затем протянула Фагербергу.

— «Афтонбладет», тысяча девятьсот пятидесятый год, — пояснила она.[18]

Бритт-Мари прочла заголовок.

Начальник полицейского управления предостерегает: по делу Болотного Убийцы осужден невиновный.

— Карл Карлссон дал показания, в соответствии с которыми в день убийства он гостил у своей сестры в Умео, — пояснила Май. — Однако никто ему не поверил. А полиция в Умео, которой было поручено проверить алиби, не нашла никаких свидетелей его пребывания там, помимо сестры. Правосудие им не поверило, и Карл Карлссон был осуждён. Но несколько лет спустя обнаружилась фотография, на которой запечатлены сидящие в кафе в Умео Карлссон и его сестра. Как видите, он читает газету. Если внимательно изучить фотографию, можно различить заголовки и по ним определить дату. Таким образом подтверждается, что Карл Карлссон в день убийства действительно находился в Умео.

На лбу Фагерберга пролегла глубокая вертикальная складка.

— Но обо всём этом вам, вероятно, хорошо известно, — заключила Май.

Повисла тишина. Присутствующие были удивлены, обескуражены и в некоторой степени смущены.

Чтобы выйти из затянувшегося неудобного положения, Фагерберг отослал коллег по делам: Кроок был отправлен в Государственный полицейский архив на поиски информации о Болотном Убийце, а Рюбэку было поручено разыскать другие публикации на эту тему, а также лично побеседовать с констеблями, которые занимались расследованием убийства в сороковые годы.

Май встала и расправила подол. Серебристые локоны глянцево переливались в свете потолочных ламп.

— Связь между Элси и Бритт-Мари — просто необычайное совпадение, — добавила Май, слегка наклонив голову на бок.

— Совпадение? — переспросил Фагерберг.

— Ну да, ведь именно биологическая мать Бритт-Мари обнаружила жертву в 1944 году. И именно она погибла там.

«Нет», — отчаянно запротестовала про себя Бритт-Мари. «Нет! Зачем она это рассказывает?»

— Биологическая мать? — врастяжку произнёс Фагерберг, уставившись на Бритт-Мари.

— Да, — невозмутимо продолжала Май. — Вы не знали? Мать Бритт-Мари, Элси, жила одна и работала полицейской сестрой. Она не могла заботиться о Бритт-Мари, и отдала её на воспитание в приёмную семью.

Бритт-Мари в который раз ощутила, как кровь приливает к щекам, и поспешно встала со своего места.

— Спасибо, Май, — сказала она, глядя на Эрика, который всё еще мирно спал в коляске за дверью кабинета Фагерберга.

Май коротко кивнула, забрала коляску и с тем же достоинством, с каким вошла в него, покинула полицейский участок, шурша юбками.

Вечером по дороге домой Бритт-Мари терзали мысли о прошедшем дне. Она не могла перестать думать о неловкой ситуации, в которой их с Рюбэком застал Фагерберг, и о том, что теперь всем стало известно, кем была её мать, а ещё о предшествующей появлению Май дискуссии. Бритт-Мари отказывалась верить, что жертвы оставляли своих детей в одиночестве ради посещения «Гран-Палас». И ещё меньше верилось ей в то, что они добровольно водили к себе незнакомцев. Бритт-Мари не могла забыть разбитого лица и забинтованных рук Ивонн Биллинг. Ей всё ещё слышался слабый голос Ивонн, а перед глазами стояло выражение её лица — на нём было написано отчаяние.

Нет, Бритт-Мари ни за что не поверила бы, что Ивонн солгала.

Тяжёлая, влажная мгла опустилась на Берлинпаркен к тому времени, как Бритт-Мари быстрым шагом подошла ко входу. Почва была мокрой от вечерней росы, запах земли и гниющих листьев смешивался с кухонным чадом из чьего-то распахнутого окна. Откуда-то доносилась музыка, отголоски которой тонули в зелёной массе. Ступни саднило, а пятки жгло после долгого дня в новых туфлях, из-за которых Фагерберг теперь, кажется, считал её распутницей. Ничем не лучше тех женщин, кто поздним вечером приводит домой мужчин, с которыми познакомились в ресторане.

Бритт-Мари зорко вглядывалась в тень густого кустарника, размышляя, мог ли преступник стоять прямо на этом месте, наблюдая за своими жертвами. Может быть, он стоял там и прямо сейчас, невидимый для неё, прислонившись к стволу дерева, и высматривал себе новую жертву.

Приблизившись к ограждению, Бритт-Мари через забор заглянула в строительный котлован. Там вскоре должен был вырасти многоуровневый гараж, который смог бы вместить автопарк растущего и расширяющегося предместья. Яма была глубокой, тёмной и на первый взгляд — бездонной, так что больше походила на могилу или даже туннель, протянувшийся к самому сердцу земли, чёрному и пульсирующему.

«Настоящая пропасть», — подумала Бритт-Мари, и на мгновение ей показалось, что тёмная бездна за ней наблюдает, словно хочет затянуть её в свои глубины. Словно это была душа Болотного Убийцы, а не самый обычный котлован в самом обычном предместье Стокгольма.

Бритт-Мари непроизвольно поёжилась и поскорее повернулась к нарядным домикам с маленькими балкончиками.

Не более чем в пятидесяти метрах от неё стоял дом, в котором располагалась квартира убитой. Притягивали взгляд пустые окна, черневшие на фасаде здания.

Бритт-Мари поглядела в другую сторону. Какая-то сотня метров отделяла её и от квартиры первой жертвы. В окнах там тоже было темно: Ивонн выписали из больницы, но она вместе с сыном уехала в Суллентуну, к своей престарелой маме, потому что теперь боялась оставаться одна.

Кто стал бы её за это винить?

Бритт-Мари подумала, что страх отныне и до конца её дней станет вечным спутником Ивонн. Даже долгое время спустя, когда заживут раны на руках и исчезнут следы побоев на теле, страх, впившийся своими зубами в её душу, не ослабит своей хватки.

Взгляд Бритт-Мари заскользил вдоль шеренги домов с плоскими крышами и похожими на ящики балконами, контуры которых выступали из темноты.

В голове Бритт-Мари возникла одна мысль, и кажется, не собиралась никуда исчезать, хоть она, запахнув плотнее куртку, и поспешила прочь из парка, в сторону дома.

«Это не может быть случайностью», — пронеслось в голове у Бритт-Мари.

Придя домой, Бритт-Мари услышала, что в гостиной включен телевизор. Пахло жидким мылом, и в прихожую навстречу ей вышел Бьёрн с губкой для мытья посуды в руке. Бритт-Мари окинула беглым взглядом гостиную — там было прибрано, на столике — никаких пустых жестянок. Вместо пива там лежал раскрытый журнал «Дело» и целых две ручки.

— Чудесно, — сказала Бритт-Мари.