Охота на Овечкина

Овечкин не поверил своим ушам. Но Хорас поманил рукою, и лодка сама собой двинулась к нему и остановилась возле прибрежных камней.

– Вылезайте, – сказал демон.

Лицо его вновь озарилось весельем, и пока трое путников торопливо выбирались из лодки, Хорас окинул взглядом близлежащие скалы и выбрал один из пещерных входов, на первый взгляд ничем не отличавшийся от других.

– Туда!

Он легко побежал вверх по скалам, и первым следом за ним юркой ящерицей понесся Пэк. Михаил Анатольевич, мгновенно забыв обо всех препирательствах и думая только о несчастной девушке, принялся карабкаться с уступа на уступ. Сердце его отчего-то сразу преисполнилось надежды. Призрачный охотник окинул напоследок суровым взглядом пустынный берег и окрестности, покачал головой и двинулся за ним, замыкая процессию.





Глава 30




У входа в пещеру они ненадолго задержались. Михаил Анатольевич с недоумением поглядел на узкий проход, в который протиснуться мог разве только Пэк, но никак не все остальные. Однако для Хораса, как оказалось, это не составляло проблемы, и Овечкин приобрел новый головокружительный опыт…

Демон взмахнул плащом, осенив на мгновенье своих спутников, и исчез. Вернее, на месте его вдруг появилось крохотное крылатое существо, похожее на летучую мышь, и существо это беспрепятственно влетело в пещеру. А затем то же самое произошло с саламандрой, и Михаил Анатольевич, испытав на миг какие-то странные ощущения, которых даже не успел осмыслить, вдруг обнаружил, что сам взмахивает крыльями и летит следом за Пэком и что узкий проход разросся для него чуть ли не до размеров самого подземного мира. Дыхание перехватило, мысли разбежались, но освоился он тем не менее на удивление быстро. Несколько минут он даже упивался совершенно новым, восхитительным переживанием полета, пока не вспомнил, куда и зачем они летят. После этого ему стало безразлично, в каком облике он ныне пребывает и каким способом передвигается.

В пещере было совершенно темно, но Михаил Анатольевич ориентировался прекрасно. Он не видел ни своих спутников, ни стен, ни свода, ноощущал их безошибочно и ни на секунду не затруднился бы отличить в этом мраке живое существо от мертвого камня. Откуда-то из глубины его нового тела постоянно расходились волны, отражавшиеся от каждого предмета и возвращавшиеся к нему, обогатившись информацией об окружающем мире. Окружающий мир тоже непрерывно пульсировал, и у каждого предмета был свой ритм пульсации и определенная интенсивность. Отчего-то Овечкина нисколько не удивляло, когда это он успел научиться отличать один вид пульсации от другого. Его теперешнее восприятие мира казалось ему совершенно естественным. И чем дольше длился полет в тесном, прихотливо изгибающемся каменном тоннеле, тем меньше он чувствовал себя человеком, постепенно сливаясь психически с тем существом, которым сейчас был. Пещера незаметно становилась для него родным домом, дарующим защиту, тепло и даже пищу – в ней кишмя кишели совсем уж мелкие твари, которые, заслышав полет четырех хищников, в панике распластывались по стенам и забивались в самые микроскопические щели. Овечкин сглотнул слюну, вернее, произвел то рефлекторное движение, которое было свойственно его новому телу, – не до охоты сейчас… Тут же он и спохватился. О чем это он думает?! Угасающее человеческое сознание забило тревогу, и Овечкин испуганно закричал:

– Ловчий! Пэк! Вы меня слышите?

Ни звука он и сам не услышал. Но до него докатилась ответная волна, в которой ощущалось беспокойство, и двое спутников поспешили приблизиться. Овечкину сразу сделалось легче. Они как будто поняли, что с ним происходит: он единственный среди них был человеком, состоявшим из плоти и крови, и перевоплощение в чужеродное существо таило действительную и серьезную опасность для его психики. Сами-то иноматериальные существа – призрак и саламандра, не говоря уж о Хорасе, – полностью сохраняли свое сознание в любом обличье. И, как могли, они пришли к нему на помощь. В голове у Михаила Анатольевича отчетливо сформировалась явившаяся извне мысль: «Думай о девушке!» Он ухватился за нее, как за соломинку. Воспоминание о Фирузе бередило и ранило, и тревога эта и впрямь помогла на какое-то время его личности удержаться в человеческих рамках.

Однако долго так продолжаться не могло. Сил у не тренированного в этой области Овечкина было маловато. Все четверо понеслись на предельной скорости, рискуя не рассчитать расстояние и не вписаться в очередной поворот, и как раз тогда, когда сознание у него стало окончательно мутиться, узкий проход завершился сравнительно просторным провалом, дна у которого как будто не было вовсе. Они вылетели на открытое место, Хорас решительно устремился вниз, в бездну, и приземлился на выступе, где места хватало ровно на четверых человек. Они метнулись следом за ним и встали на ноги на тесной площадке уже в своем настоящем обличье.

Овечкин без сил привалился к стене. Ноги и руки дрожали, глаза не видели вовсе ничего, в ушах звенело, а сердце билось, как проклятое, в самом горле, не давая дышать. Но он вновь стал самим собой, Михаилом Анатольевичем Овечкиным, библиотекарем из Санкт-Петербурга, тридцати пяти лет отроду, и это было так прекрасно, что впервые в жизни он был счастлив оттого, что является именно тем, кто есть, и простил себе разом все былые грехи.

Сквозь шум в ушах до него донесся голос Хораса:

– Ждите меня здесь.

Вслед за тем демон с треском обрушился с площадки вниз, в пропасть. Овечкин открыл глаза и увидел слабое янтарное мерцание, исходившее от саламандры. Пэк сидел перед ним на задних лапах, вытянувшись во всю длину своего огненного тельца, и с беспокойством заглядывал снизу в лицо.

– Очухался? – заботливо спросил он.

Овечкин кивнул. Ноги, правда, не очень держали его, и он соскользнул по стене на пол и опустился на корточки.

Ловчий стоял на краю площадки, глядя в кромешную тьму провала.

– Надеюсь, этот бездельник не задумал сыграть с нами злую шутку, – сурово сказал он, ни к кому не обращаясь. – Самим нам отсюда не выбраться.

Михаил Анатольевич хотел запротестовать – он верил Хорасу, но сил у него не было даже на то, чтобы открыть рот.

– Он вернется, – сказал Пэк. – Что ты! Наш Овечкин – парень не промах. Нашел, на какой струнке сыграть!

«Наш…» Михаилу Анатольевичу стало смешно и вместе с тем удивительно приятно на душе. Неужели и он сделался для них своим? По телу разлилось тепло, он обнаружил, что слабость отступает и силы возвращаются. Будто и не было никакого трудного перелета в чужом обличье!

Ловчий между тем достал свою волшебную флягу, и все трое сделали по глотку, после чего Овечкин почувствовал себя и вовсе готовым к дальнейшим подвигам и даже поднялся на ноги.

Он осторожно подошел к краю и заглянул вниз. Ничего не было видно, кроме кромешной тьмы. Но где-то там, в неизмеримой глубине и мраке нарождался звук, похожий на свист крыльев, и звук этот постепенно приближался.

– Кажется, кто-то летит, – неуверенно сказал Михаил Анатольевич и вытянул шею, пытаясь что-нибудь разглядеть. В тот же миг он отшатнулся и едва не сорвался с площадки, потому что прямо из тьмы перед ним вынырнул Хорас – крылатое, сияющее, черное и прекрасное порождение бездны, воздушное и стремительное, как вихрь. Демон, распластав крылья, завис в воздухе возле площадки и несколько мгновений молча обводил взглядом всех троих. Потом сказал:

– Жива еще ваша девушка. Как ни странно…

Ловчий резко вскинул голову.

– Какого же черта ты тащил нас в эту нору, если не знал, жива она или нет!

– Пять минут назад была жива, – невозмутимо отвечал Хорас. – Но могла перестать жить в любую секунду. У нас и сейчас времени не много! Антальи и тессы передрались из-за нее – свара еще продолжается, и я не рискнул соваться в самую свалку. Нам нужно успеть к тому моменту, когда определится победитель.

Михаил Анатольевич дернулся было к нему и беспомощно заозирался по сторонам, не понимая, как они будут продолжать путь. Не очень-то ему хотелось снова превращаться в неведомо какую тварь. Но Хорас, как оказалось, все предусмотрел.

– Я тут слегка приручил одну анталью, – ухмыляясь, сказал он. – Поди сюда, крошка!

Он поднял правую руку. Снизу медленно выплыло крылатое чудовище, в точности такое же, как то, что утащило Фирузу. Только морду его покрывала синевато светящаяся сетка, не позволяющая открыть пасть, и такой же сеткой были спутаны все шесть конечностей. Глаза горели яростью, из пасти текла слюна, и при одном взгляде на это страшилище и при мысли о том, что несчастная девушка побывала в подобных лапах, Овечкина замутило.

– Кое-чему я научился за время странствий, – продолжал Хорас, скаля зубы. – Экипаж подан. Садитесь, пожалуйста!


Первым, как всегда, на спину антальи юркнул Пэк, и вдвоем с Хорасом они помогли перебраться туда же сильно побледневшему Михаилу Анатольевичу.

– Мне-то ни к чему, – буркнул Ловчий, меряя взглядом злобное исчадие тьмы. – Но для страховки…

Он ловко перепрыгнул с площадки на спину чудовища, в ту же секунду Хорас снова ринулся вниз, в мрак провала, и анталья последовала за ним, как привязанная.

Летела она на удивление ровно, без толчков и рывков, и держаться на ней было совсем нетрудно. Хорас чуть замедлил полет и поравнялся со спутниками.

– С победителем говорить буду я, – предупредил он. – И что бы я ни говорил – молчите. Вы мои пленники, и я буду требовать украденную часть моей добычи, понятно? У меня в нашем мире недурная репутация, – он снова ухмыльнулся, – меня боятся. И если они еще не прознали, что меня может теперь разорвать на части любая здешняя козявка, девчонку мы отобьем. Правда, я думаю, что они уже знают. Слухи разносятся мгновенно…

Анталья яростно зашипела и изогнула шею, пытаясь дотянуться до Хораса, но он лишь расхохотался и ударил ее синим лучом, вырвавшимся из его правой ладони.

– Я же сказал, что научился кое-чему, тварь! И прежде чем меня разорвут на части, я успею покалечить немало народу!

Овечкин похолодел. До него только теперь стало доходить, что все обитатели мира голодных духов бессмертны и неуязвимы. И что с чудовищем, на котором они сейчас стремительно падали в бездну, можно было совладать только с помощью магии, но отнюдь не меча или даже огнестрельного оружия. Он вспомнил бой Маколея с Хорасом и поежился. Отступать было некуда.



Полет скоро завершился. Они выпали из каменного колодца в необозримо громадную пещеру, посреди которой кипело сражение, и Хорас с антальей, по-прежнему следовавшей за ним, как на привязи, сделали большой круг над головами дерущихся. Овечкин посмотрел вниз и снова поежился. Крылатые твари – антальи – явно проигрывали. Те, с кем они сражались – тессы, как назвал их Хорас, – брали количеством. И были это подданные карлика-короля, с которыми путникам уже пришлось столкнуться. Овечкин правильно угадал претендентов. Их было видимо-невидимо, и из всех щелей сыпались все новые и новые гады самых разных видов и мастей. Сам же король в золотой короне восседал на большом валуне посреди пещеры, в центре сражения, и что-то хрипло выкрикивал – наверное, отдавал приказания.

Битва между монстрами выглядела по меньшей мере странно, и у непривычного наблюдателя зрелище это ничего, кроме тошноты, вызвать не могло. Михаила Анатольевича, во всяком случае, сразу затошнило. Ибо участники сражения попросту заглатывали друг друга – кто раньше успеет, и пасти у них почему-то в этот миг оказывались одинаково громадными. Проглотив же противника, чудища неимоверно раздувались и откатывались в сторонку, где и лежали смирно, дожидаясь неведомо чего. Бывало и так, что пока одна тварь глотала другую, ее самое в это время заглатывала третья. Тессы, как уже было сказано, побеждали только потому, что их было гораздо больше.

Овечкин, стараясь замечать поменьше подробностей, пытался разглядеть в этой свалке Фирузу, но девушки нигде не было видно. Между тем с разных сторон на них самих уже нацеливались разинутые пасти анталий, отвлекшихся от основного противника. Только вид Хораса, грозно реявшего вокруг оседланной антальи, отпугивал их. Да и то сказать, выглядел демон поистине устрашающе, хотя и не имел ни зубастой пасти, ни когтистых лап. И на человека он сейчас мало походил – скорее на грозовую тучу, пронизанную молниями и звездами, и, как молнии же, сверкали его черные крылья.

Карлик-король наконец тоже заметил незваных наблюдателей. Он вскочил с места, засуетился и принялся подгонять свое воинство визгливыми воплями. Тут Михаил Анатольевич и увидел Фирузу. Она лежала на том же валуне, где сидел карлик, прикрытая его темной мантией, и не шевелилась. Глаза у нее были закрыты. Овечкин от души понадеялся, что девушка без сознания и не видит и не понимает творящегося вокруг. Он беспокойно взглянул на Хораса.

Демон, однако, не спешил приступать к делу. Он послал несколько синих лучей в ближайших анталий, и те, оглушенные, тяжело свалились на землю, где и были немедленно проглочены. Оставшиеся поспешно отступили. Они взмыли под потолок и разлетелись по глубоким трещинам, пересекавшим его тут и там. Сражение прекратилось.

Карлик-король, устрашенный, по-видимому, этой демонстрацией силы, сорвал с головы корону, прижал ее к груди и, задрав голову, заискивающе прокричал:

– Что угодно высокому духу?

Хорас, продолжая парить в воздухе, отозвался мощным рыком:

– Мою добычу!

Анталья, на которой сидели трое путников, шарахнулась в сторону, но Хорас, взмахнув рукой, снова подтянул ее к себе за невидимый повод.

– Какую добычу? – взвизгнул карлик.

Хорас молча указал на распростертую на валуне девушку. Карлик немедленно подбежал к ней и суетливо прикрыл своей мантией. Затем снова нашел взглядом демона.

– Э-э-э… прошу прощеньица! Эта добыча – моя. Отбита в честном бою! Правила тебе известны, высокий дух. Хочешь получить ее – сражайся!

Голосишко его окреп и зазвучал увереннее и наглее. Валун тем временем уже окружила толпа его подданных, не успевших наглотаться анталий. И было таковых предостаточно.

– Сражаться? – высокомерно прогудел Хорас. – Ты много о себе мнишь, король бескрылых! Все четверо пришельцев – мои. Девушка была у меня украдена, и я желаю получить ее обратно. Только и всего. Ты понял меня?

– Как не понять! – вкрадчиво отвечал карлик. – Только я не желаю ее отдавать, вот в чем беда! И не тебе, Хорас, тыкать мне в глаза моей бескрылостью. Ты ведь тоже уже не тот, кем был раньше. Сражайся, а там посмотрим, чья возьмет!

Он захихикал, потирая ручки, а Хорас заскрежетал зубами.

– Прознали, – тихо сказал он, подтягивая анталью еще ближе к себе. – Готовьтесь драться, кто как умеет. Я сейчас еще немного зубы ему позаговариваю…

Он отвернулся, и Ловчий сразу же быстро и горячо зашептал на ухо Михаилу Анатольевичу:

– Слушай внимательно, Овечкин! Ты драться не умеешь, поэтому девчонка будет на тебе. Она, кажется, в обмороке… но держи ее изо всех сил, как только Хорас ее достанет. Остальное – не твоя забота. Понял?

Овечкин кивнул, и Ловчий принялся шептаться с Пэком, сияние которого от возбуждения разгорелось ярче. А Хорас тем временем продолжал переговоры.

– …Не тот, конечно, ты прав, но сил у меня еще достаточно. Я просто не желаю тратить их на тебя, ползучая ты тварь! Гляди!

Синий луч, вырвавшийся из его правой руки, ударил в гадину, стоявшую совсем близко от короля. Та мгновенно оказалась опутана синеватой светящейся сеткой, такой же, какой была скована анталья, и, обнаружив, что не может пошевелиться, отчаянно завизжала.

– Так я могу поступить со всем твоим войском!

Войско дружно завыло, но страха в этом вое не слышалось.

– Много же времени тебе на это понадобится! – насмешливо прокричал король. Корона уже опять красовалась у него на голове, залихватски сдвинутая набок.

– Я не спешу, – холодно и грозно ответил Хорас.

– Зато я могу поспешить, – хихикнул карлик. – Пока ты будешь зачаровывать моих воинов, я съем девчонку, и дело с концом. И то сказать, что-то я замешкался…