Охота на охотника

* * *


– Наши плюшки и румяны и пышны! – напевала Арина на мотив «наша служба и опасна и трудна», осторожно пристраивая куртку на крючок. Вешалка была симпатичная, но узкая, шаткая, при неаккуратном обращении так и норовила завалиться, а одежных шкафов, как у Евы в приемной, в следовательских кабинетах не предусматривалось. – Наши плюшки и румяны и пышны… м-м… и в рабочем расписании важны: если, сидя в кабинете, целый день ты поесть не сможешь… То, хоть голову об сейф расколошмать, никого тебе вовеки не поймать, и допросы ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла! – дальше не сочинялось, потому что рифма к «расколошмать» просилась однозначная и, конечно, совершенно не годилась. – Без плюшек жить нельзя на свете, нет! – напела она на мотив знаменитой арии из «Сильвы» и расхохоталась.

До появления вызванной на половину второго госпожи Райской – что удивительно, даже и не пытавшейся затеряться среди необъятных просторов России или скрыться за ее границами – оставалось вполне достаточно времени, чтобы выпить чаю – нет, не кофе, а именно чаю – спокойно, сосредоточенно, обдумывая схему предстоящего допроса. Эта самая Райская, судя по всему, та еще штучка. Вот возьмет и вообще не явится! Впрочем, плюшки уж точно ничем не виноваты, цыкнула она на начавшее внезапно портиться настроение. Не явится – попрошу оперов, под руки приведут.

Пакет с плюшками посреди стола царапал своей неуместностью. Почти неприлично жизнерадостное поблескивание их румяных – даже на вид ясно, что хрустящих! – бочков и запах – боже мой! Ваниль, корица, чуть подгоревший на донцах сахар… В холодноватом неуютном кабинете – как Арина ни старалась, тут все равно было неуютно – под тускло подмигивающими трубками дневного света, пропахшем бумажной пылью и чем-то неуловимо, но однозначно официальном эта кучка рыжих, лаково блестящих «солнышек» была все равно что рождественская елка в операционной. Ну например. Или сковородка с яичницей посреди оперной сцены… Да, есть хотелось – ужасно.

От теплого, щедрого, почти домашнего ванильного духа кабинетные запахи как будто попятились, разбежались по углам. И вообще знакомая наизусть комната словно бы превратилась во что-то совсем другое.

Или дело было вовсе не в плюшках?..

Арина медленно обвела комнату глазами: уставленные папками и справочниками стеллажи подпирают стену, из-за шторы выглядывает стеклянный бок электрического чайника, из-под стола виднеются провода, выходящие из системного блока, на столе, возле монитора, разные необязательные бумажки. Нужные все – в притулившемся в углу сейфе. Все как всегда.

И все-таки, пока она бегала за плюшками, в кабинете действительно что-то изменилось. Но – что? Все на местах, ничего лишнего. Кроме плюшек с их сногсшибательным запахом, конечно. Давай-ка, дорогая, усмехнулась она сама себе, все-таки чайку выпьем. Авось и паранойя пройдет.

Она щелкнула кнопкой чайника так осторожно, словно опасалась, что привычный стеклянный «бочонок» вместо привычного умиротворяющего бульканья разразится вдруг грохотом, разлетится осколками… Или из сейфа вывалится здоровенный букетище… Нет, не букетище… апельсины… запрыгают мячиками по серому линолеуму…

Ау, Вершина, ты чего? Ладно – взрывающийся ни с того ни с сего чайник. Глупо, но можно понять. Но какой букетище, какие апельсины? С какого…

Она замерла, тупо глядя в стену справа от сейфа – как будто там, как «мене, текел, фарес» должны были появиться огненные буквы, объясняющие… ну ладно, пусть не огненные, но непременно объясняющие хоть что-то. Никаких букв на стене, разумеется, не появилось, но минутная заминка помогла сосредоточиться. И успокоиться.

Нет, это не паранойя, уф. Можно выдохнуть. Или вдохнуть. Между привычным кабинетным амбре и веселым плюшечным духом как будто пробивался еще какой-то запах. Вот почему в голову пришли «букет» и «апельсины»! Нет, аромат был не цветочным и не цитрусовым, но как будто и тем и другим сразу. Очень слабый, почти неощутимый – но он был!

Пока ее не было, в кабинет кто-то заходил.

Но какой смысл?

Ничего ценного тут Арина не держала, дела честно запирала в сейф, да и вещдоки – те, что еще не отправились по экспертам – тоже. На виду ничего никогда не валялось, разве что-то совсем гигантское, которое ни в один угол не задвинешь, вроде обломка бетонной балки – была однажды такая «улика» по делу о преступной халатности с летальным исходом. Но таких у нее сейчас не имелось. А имелось у нее…

Чайник щелкнул, веселенькая синенькая подсветка погасла. Сунув пакет с плюшками с глаз подальше – не до чая – Арина повыдвигала ящики стола. Ни цветов, ни апельсинов, ни более обыденных неожиданностей не обнаружилось. Блок листочков для записей, чистые блокноты, пачка бумаги А4, несколько прозрачных файловых папок, клей, шпагат, ручки с карандашами и прочая канцелярско-кабинетная мозаика. Никто ничего в ящики не подбрасывал. И не брал тоже. Уж будто из этих ящиков имеет смысл что-то тащить, ругнула она себя и кинулась к сейфу.

Папки с делами, пакетик с Лялиной сережкой, обойма от «макарова» (ох, давным-давно надо в хранилище отдать), кухонный нож (и это тоже, дело о ссоре двух соседок сто лет как завершено) и прочий аналогичный хлам. Вроде все…

Пр-роклятье!

Если бы сейф был покрупнее, она залезла бы туда с головой – чтоб удобнее было копаться.

Да что толку копаться, когда и так ясно – нет стриптизерова блокнотика.

Что за…

Дубликаты всех ключей, в том числе и сейфовых, есть у Евы. Вот только смысла в этом… никакого.

Трубку с внутреннего телефона Арина сорвала так резко, что едва не своротила на пол сам аппарат:

– Ева, ты ко мне в кабинет недавно не заходила? Может, искала что-то?

– Да на кой мне? – лениво отозвалась секретарша, но тут же забеспокоилась. – А что такое? Арин? Пропало что-то? Важное?

– Да нет, ничего, – успокоила ее Арина. – Так, помстилось.

– Ну еще бы! – радостно подхватила Ева. – Ты тут скоро сама в привидение местной локализации превратишься. Отдыхать надо, чтоб не мерещилось ничего. Уф, напугала ты меня. Заходи, чайку погоняем, у меня пирожные есть.

Арина почти с ненавистью покосилась на торчащий из-под стола пакет с плюшками, но ответила вполне безразлично:

– Попозже, Евочка, у меня сейчас свидетель придет.

– Допросишь – позвони, чтоб я свежего заварила, потом и сама подходи, – распорядилась Ева.

– Ага, – Арина кивнула, как будто собеседница могла ее видеть, и бережно, как хрустальную, опустила трубку на аппарат…

Если Ева не врет, то в сейф лазила не она.

Но зачем бы ей врать? В смысле: зачем Еве мог понадобиться блокнотик убитого стриптизера?

Или – не Еве? Утащить из приемной нужный ключ можно и без ее ведома.

Без ее-то без ее, но – Арине вспомнился какой-то старый фильм – чужие здесь не ходят. Тут, знаете ли, следственный комитет, а не угловая рюмочная, не проходной двор, короче. Невозможно зайти с улицы и из сейфа в кабинете следователя – из запертого, между прочим, сейфа! – вытащить вещдок. Значит, это кто-то из «своих»? Ну, условно своих: от уборщицы до дежурных на входе.

Что же там такое было, в этом чертовом блокноте? Она же вроде весь его очень вдумчиво проштудировала, еще и пометок, комментарии управляющего выслушав, наделала.

Ну, Вершина, ты балда! Ты где пометки свои рисовала?


Второпях она едва не уронила занимавший всю левую стену стеллаж. Тот дрогнул под напором, но, к счастью, устоял. Копии же блокнотных страничек благополучно покоились в его нижнем ящике, под сменными туфлями и пакетиком запасных колготок. Арина облегченно выдохнула: значит, можно будет проштудировать все еще раз. Да хоть десять раз кряду – только бы найти упущенное!

Кто шляпу спер, тот и тетку пришил, мелькнула в голове знаменитая реплика из «Пигмалиона». Кто блокнот спер, тот и… что? Тот и… убийца?

Думать об этом – помня, что «чужие здесь не ходят» – было страшновато. Оно, конечно, следственный комитет – помещение вполне многолюдное, но в то же время – и не так чтобы толпы здесь шлялись…

Но – кому-то ведь понадобился этот проклятый блокнот!

Или, может, вовсе никому?

Может, сама его куда-то переложила – ну ведь бывает же такое! – и забыла? А как же посторонний запах и неприятное ощущение чужого присутствия? Все-таки паранойя?

Времени на то чтоб хотя бы пролистать копии блокнотных страничек оставалось чуть меньше, чем нисколько. Даже подумать и попытаться вспомнить все перемещения блокнота и то было уже некогда. Стук в дверь явственно возвещал, что госпожа Райская, похоже, все-таки решилась явиться на беседу.

Печально понюхав одуряюще пахнущий пакет с плюшками – попила чайку, да? – Арина решительно сунула его за тумбочку с сейфом.





* * *


Адвокат госпожи Райской именовался Владиленом Евгеньевичем, фамилию же при столь пышных имени-отчестве носил вполне обыкновенную – Марков – и находился, как это называют англичане, «с неправильной стороны пятидесяти». Не так уж, впрочем, далеко… находился. Кругленькое, но не рыхлое тело вольно облегал дорогой жемчужно-серый костюм, свободный узел шелкового галстука – наверняка ручной работы, подумалось Арине – позволял расстегнуть две верхних пуговки бледно-фисташковой льняной рубахи. Рубаха-парень, вспомнился ей Король-Леонов из «Обыкновенного чуда». Непрерывно посмеивающийся, простецкий – корона набекрень – в общем, добродушный такой толстячок. Вот только глаза заставляли забыть о самом существовании добродушия: «Рюмку водки, плаху и палача. Водку мне, остальное ему». У Владилена Евгеньевича взгляд был не такой стеклянно-мертвый, как у леоновского Короля, но глубоко посаженные серо-стальные глазки-гвоздики тоже смотрели не слишком приятно. Не в упор ни в коем случае – вскользь, вскользь, но так остро и бесцеремонно, что уж лучше бы в упор. Арине показалось, что господин адвокат не только моментально подсчитал стоимость каждой надетой на ней вещи, но и составил список содержимого сейфа за ее спиной. Тьфу ты, пропасть! Ты следователь, а не дама в вип-ложе на оперной премьере, озабоченная сравнением бриллиантов собственных и «прочих». А сейф заперт, и даже если у этого господина в глазу рентген-аппарат, черта с два он способен прочитать хотя бы заголовки на папках, лежащих стопкой, не говоря уж об их содержимом.

Прогоняя наваждение, она посвободнее откинулась на стуле и легко, непринужденно улыбнулась. Но не адвокатским глазкам-гвоздикам, а самой Райской. Ее же вызвали на допрос, разве нет?

Марина Леонидовна пристроилась на самом краешке стула. В такой напряженной позе, словно готова была немедленно кинуться бежать сломя голову. Ноги скрестила, руки на колене сцепила, плечи свела – что это ее так скрутило? Чует кошка, чье мясо съела или просто, как многие, опасается любых контактов с правоохранительными органами? Или, как в одном из детективов Агаты Кристи нервничает из-за того, что не успела напудрить носик?

Впрочем, с носиком у свидетельницы все было в порядке. Да и со всем прочим – тоже. Да что там – вполне симпатичная женщина, мысленно усмехнулась Арина, вспомнив отзывы о «сумасшедшей». Нос несколько великоват и подбородок не так чтоб изящный, но в целом – весьма приятное впечатление. Ухоженная – идеально, можно сказать, ухоженная – элегантная дама. Руки гладкие, ладони узкие, колец, пожалуй, многовато, да каких – тяжелых, вычурных… Впрочем, кольца – дело вкуса. Немного полновата, но ее это не портит. И, хоть говорят, что возраст женщины выражается в килограммах, не старит. Ну и гигантский шарф – или это называется палантин? – наброшен так умело, что полноватость не только не бросается в глаза, а почитай что практически незаметна. В общем, выглядит дамочка лет на тридцать пять, хотя на самом деле – Арина заглянула в записи, сделанные в процессе поиска Райской – ей на десяток больше. Что там Ляля говорила – климакс? Возможно. И все-таки, несмотря на явную напряженность, общее впечатление женщина производила приятное. На видеозаписи она вроде бы выглядела стройнее – но там на ней было широкое пальто, а сейчас облегающий строгий костюм, так что впечатление, скорее всего, кажущееся. Форма губ немного другая, но в целом… да, остроносенькая официанточка, похоже, была права, в тот роковой полдень «Сладкое место» осчастливила своим присутствием именно госпожа Райская. Или кто-то очень на нее похожий… Что ж, с этим, пожалуй, вполне можно работать, подытожила Арина мгновенные свои наблюдения.

И повторила мысленно, как мантру: адвокат? – подумаешь, адвокат, так, обслуживающий персонал, пусть хоть из кожи тут вылезет, а я просто буду работать.

Самовнушение, как ни странно, помогло. Но приступить к допросу она не успела.

– Мы уважаем вашу работу, – широко улыбнувшись, начал Владилен Евгеньевич.

Глядел он, однако, вопреки подчеркнутой учтивости слов, куда-то мимо Арины. Точно она была чем-то мелким, незначительным, вроде мошки, вьющейся возле лампы – и не мешает, но – смотреть еще на нее? Много чести! Впрочем, после истории с Кащеевым – вот уж кто заставлял чувствовать собственную ничтожность одним своим присутствием! – у Арины к подобным уничижительным взглядам развился самый настоящий иммунитет. Она легко, самым краешком губ, обозначила снисходительную улыбку: ты меня уважаешь, я тебя уважаю… может быть… но давай уже к делу.

– …и уважаем ваше время, – даже не запнувшись, продолжал адвокат. – Поэтому давайте его сэкономим. Моя клиентка готова поделиться любой необходимой следствию информацией, но исключительно по доброй воле. Она просто свидетельница, не более чем. Вот…

Он с точно рассчитанной небрежностью положил на стол тускло-красную книжечку – загранпаспорт. Рядом легла копия страницы с пограничными отметками. Даже заверенная нотариально – вот как господин, как бишь его, Марков подготовился. Марина Леонидовна Райская покинула пределы России за неделю до убийства Филиппа, вернулась через день после оного.

– Я планировала отдохнуть недели две, но когда узнала, вернулась, конечно… – тихо пояснила она.

Обидно, подумала Арина. Очень, очень обидно, если уж правду говорить. Она-то уже нацелилась… И тут на тебе: у главной подозреваемой – алиби. Хотя, с другой стороны, алиби, да еще такое убедительное, отчасти наводит на подозрения. Как в прошлый раз, когда одна из подозреваемых, якобы загоравшая в момент убийства на египетских пляжах, оказалась вовсе в другом месте. Правда, из подозреваемых в обвиняемые она так и не превратилась, но все-таки…

– Откуда, кстати, узнали о случившемся? – с улыбкой спросила она.

Райская пожала плечами:

– В интернете прочитала. И сразу позвонила Ренату Ильичу, он подтвердил, и я… какой уж тут отдых! – узкая, хотя и чуть пухловатая, идеально ухоженная ладонь, отягощенная сложными кольцами (их хотелось назвать перстнями), подчеркивая сказанное, сделала красивый, убедительный взмах.

– Вы его так любили? – осторожно предположила Арина.

– Любила?!! – голос неудавшейся подозреваемой сорвался. – Да я…

– Марина Леонидовна… – вкрадчиво прошелестел адвокат, ободряюще кладя руку на обшлаг ее костюма. – Вам совсем не нужно…

– Ничего-ничего, я скажу, – она выдернула свою руку из-под адвокатской. – В этом ничего такого… Мне стыдиться нечего! Любила?!! Я его ненавидела!

– Марина Леонидовна, – повторил господин Марков погромче и построже.

Но та опять не послушалась:

– Да, ненавидела, – она зло сверкнула идеально накрашенными глазами. – Думаете, алкоголики любят свою водку? Они ее ненавидят. А что толку? Знаете разницу между пьяницей и алкоголиком? Пьяница пьет, когда захочет, а алкоголик и хочет – пьет, и не хочет – все равно пьет. Вот я таким алкоголиком и была. А вы говорите – любила. Да, я хотела, я мечтала, чтобы он пропал! Чтоб он в тартарары какие-нибудь провалился! Он мне всю душу вымотал! Только знаете… – она вдруг как будто успокоилась, расслабилась: стиснутые руки легли на колено вольно, плечи расправились, спина распрямилась. – Все это на самом деле не имеет никакого значения. Да, я мечтала, чтоб он куда-нибудь провалился. Пусть бы на него сосулька свалилась или машина сбила. Или грабитель какой-нибудь по голове дал. И мне совсем не стыдно, что я желала ему смерти. Да, ненавидела и мечтала, но вряд ли стала бы убивать его собственноручно, – она саркастически усмехнулась. – Не настолько я с ума сошла… То есть сошла, конечно, но – не настолько, нет… Только вот уж плакать-то точно не стану. Кто бы его ни… кто бы это ни совершил, я на его стороне.

Вот вам и горячая поклонница. Куда уж горячее. И – умна. Что есть, то есть. И это печально, ибо в свете железобетонного, нотариально заверенного алиби всю схему допроса надо менять. Прямо вот на ходу.

– Вы с тетушкой вашей из-за Филиппа не ссорились?

– Ссорились? – Райскую предположение явно изумило. – С какой стати? Наоборот… Она… – женщина как будто смутилась. – Калерия подсмеивалась надо мной. Я старалась не показывать, конечно, но она замечала, она вообще была очень наблюдательная. Тетя была сложным человеком. И, как бы это сказать, довольно саркастичным. На всех свысока смотрела. И на Филиппа тоже: просто красивый мальчик, который, как она выражалась, неплохо и довольно умело скрашивает ее преклонные годы. Все повторяла, чем я хуже Елизаветы Второй? У той тоже с возрастом любовники все моложе и моложе становились. Только… – она вдруг осеклась. – При чем тут моя тетя? Она же умерла. И я не хочу об этом говорить.

Поздно, душенька, мысленно усмехнулась Арина, ты уже достаточно сказала. Темперамент – отличная вещь, очень полезная в некоторых случаях. Что же это адвокат-то твой тебя больше не останавливает? Вот и ладушки, продолжим.