Огненный перст [сборник]

Нужно отправить в Константинополь донесение и запросить инструкций – вот к какому выводу склонялся Дамианос, кивая Хрива.

Тот вдруг перестал переводить. Они с князем перемолвились несколькими словами, которые заставили аминтеса насторожиться.

– Гляди, чтоб он про того грека не прознал, – сказал князь негромко. – Им встречаться нельзя.

– Не встретятся. Тому велено за дверь носу не совать.

– Хорошо. Что он? Важное что добыл?

– Важней некуда, княже. Ты бы сам сходил, с ним поговорил.

– Схожу. Демьяну-колдуну скажи – завтра добеседуем.

Дамианос вернулся к себе, не зная, что и думать. Какой еще «тот грек»? Откуда? Какие важные сведения мог доставить этот неведомый гонец, которого держат взаперти? Почему двум грекам нельзя встречаться?

Ночью ждал Гелию с нетерпением. Дал задание: как угодно, любыми ухищрениями, но выманить у князя ответы на все эти вопросы.

Еще тревожней стало, когда на следующий день вечером не позвали к князю, хотя важная беседа осталась незаконченной.

Что-то происходило. Но что?

– Узнала? – накинулся он на сестру, едва она глубокой ночью переступила порог темной комнатки. – Разговорила его?

– Нет мужчины, которого я не сумею разговорить, – шепнула Гелия, и на сей раз ее бахвальство у Дамианоса раздражения не вызвало. – Всё выяснила. Известие действительно важное.

– Говори!

– У Хрива в Херсонесе, в канцелярии катапаноса, есть подкупленный чиновник.

– Зачем полянам в Херсонесе шпион? Кый говорил мне, что не помышляет о войне!

– Знаю. Он врал тебе, что хочет жить торговлей. А на самом деле он, как все они, мечтает разграбить Херсонес. Пускай, говорит, Демьян отпишет в Цесарь-град, какой я купцам покровитель. Не надо, чтоб греки меня боялись. Захвачу Херсонес – такие богатства возьму, никакой торговлей столько не наживешь. А я тебя предупреждала: это хитрый лис.

Дамианос обескураженно молчал. Значит, Кый догадался, что всезнающий «колдун» поселился здесь не просто так. Это скверно. Еще скверней, что князь готовится напасть на византийские владения.

– Зачем прибыл лазутчик? Что за важные сведения он привез? Вот бы что узнать… – пробормотал аминтес.

– Узнала, – щелкнула его по носу Гелия и бесшумно рассмеялась. – Я выпотрошила своего обожателя, как рыбу. Даже самый умный и хитрый мужчина, если его как следует ублажить, становится болтлив.

– Ну?

Он придвинулся.

– Чиновник сбежал из Херсонеса, потому что стража перехватила гонца, посланного к нему из Кыева. Испугался, что тот не выдержит пыток, и удрал. Но прибыл не с пустыми руками. Дал Кыю ключ, как взять город без боя.

– Что?! Какой ключ?

– Это я не очень поняла, а подробно спрашивать поостереглась. Там есть какой-то подземный ручей, текущий с гор в Херсонес. Грек выяснил, как он проходит. Не знаю, почему это так важно.

– Зато я знаю. – Дамианос шепотом выругался. – Это не ручей. Вода поступает в город по секретной трубе. Проклятье! Это я научил славян, что любую крепость можно взять, если оставить ее без воды. Так Воислав захватил Стрежень – легенды об этом ходят по всей славянской земле. Если проклятый предатель покажет варварам, где можно перекрыть водопровод, Херсонес не продержится и трех дней…

– Кый хочет на рассвете услать этого человека, чтобы ты его не увидел. А тебе будет продолжать морочить голову своими сказками.

– Значит, дело надо сделать сегодня. Где поместили херсонесца, ты не спросила?

– Конечно, спросила. – Гелия гибко, как кошка, потянулась и зевнула. – Я ведь знала, что ты захочешь его убить… Под самым шатром терема есть маленький чердак. Как поднимешься по лестнице – справа. Там херсонесец и спит.

– Теперь я вижу, что аминтес-женщина может быть полезней любого мужчины. – Он потрепал ее по упругим волосам, развернул и подтолкнул в спину. – Иди. У меня мало времени.

– Убей его так, чтобы не было похоже на убийство. Не хочу, чтобы Кый меня заподозрил.

– Не учи меня моему ремеслу, девочка. Иди.



Труднее всего было подняться по скрипучей лестнице бесшумно. В некоторых местах, где ступени совсем рассохлись, пришлось ложиться животом на перила и подтягиваться на руках.

Зато нужную дверь Дамианос нашел быстро. Аминтесов учат искусству ночного зрения, поэтому, войдя в комнату, он сразу разглядел лежащего на скамье человека.

Смочить тряпку морфофором. Подкрасться. Зажать предателю нос и подержать.

Морфофор – это сонное зелье, после которого сам человек не просыпается. Только если кто-то растолкает в течение одного часа. Потом буди не буди – поздно. Глубокий сон становится смертью. Никаких следов не остается.


На всякий случай придется час покараулить на лестнице, в темноте – чтоб никто не вошел и не разбудил спящего. Потом можно возвращаться к себе.

Только и всего.



На цыпочках он приблизился к скамье, затаив дыхание и не сводя глаз с лежащего.

Еще пять шагов. Четыре. Три…

Вдруг из тьмы, с двух сторон, Дамианоса схватили крепкие руки. Приподняли, швырнули на спину, прижали к полу.

Щелкнуло кресало. Зажегся огонь.

На лавке лежал не человек – груда тряпья.

За руки и за ноги аминтеса держали четверо дружинников.

А у стены, подбоченясь, стоял, поблескивал глазами полянский князь.





Ловец в ловушке





– Как же ты его кончать думал? – спросил Кый с усмешкой. – Придушил бы?

Дамианос попробовал вывернуться, но воины навалились сильнее. Чтобы не вскрикнуть от боли, аминтес заскрипел зубами.

Мысли были короткие, рваные.

Как…? Почему…? Откуда…?

– Что молчишь? – князь подошел к скамье, сбросил на пол тряпье, сел. – Ты ведь знаешь по-нашему.

Появилась мысль чуть более длинная: «Всё пропало. Я погиб. Кончено». Но Дамианос испытал не ужас, а совсем другое чувство. Более всего оно было похоже на облегчение.

Одно кончено – жизнь. Зато начнется другое. Главное. То, что после смерти. Та, которая после смерти.

Мук, которым его могли подвергнуть перед неминуемой казнью, он не боялся. Аминтесов учат, как избежать страданий, если шансов на спасение нет. Есть несколько верных способов оборвать свою жизнь, даже когда связаны руки. Самоубийство, конечно, смертный грех и осуждается церковью, но многое из того, чему учат в Сколе, противоречит христианскому закону. В Гимназионе Слово Божье не преподают. И часовни там нет. Пирофилакс говорит: «Кто спасает ближних своих, уже душу спас, а в случае чего монахи отмолят». Хоть бы и не отмаливали – у Дамианоса своя вера.

Поняв, что дело проиграно и конец неизбежен, он сделался почти спокоен. «Почти» – потому что полной отрешенности мешало одно: любопытство. Как вышло, что предводитель дикарей раскусил лазутчика высшей категории и так ловко заманил в ловушку?

– Не возьмешь в толк, чем себя выдал? – понимающе покивал князь. – Узнали тебя. Помнишь, как после охоты я тебя рядом с собой на крыльцо поставил и горожанам благодарить велел? Как люди подходили, кланялись? Это я хотел, чтоб на тебя хорошенько посмотрели. Ко мне в Кыев отовсюду приходят. Потому что здесь жизнь спокойная, и всегда служба сыщется. Узнал тебя один пришлый человечек, северич с Бог-реки. Он раньше у князя Воислава был. Который в греческие края с дружиной ушел. И сгинул. А повел Воислава на море волхв и колдун именем Гад. Ты самый это и был.

– А зачем ты вздумал меня людям показывать? – спросил Дамианос. Отпираться смысла не было. Опознали – никуда не денешься. – Чем я показался тебе подозрителен?

Интересно было узнать, в чем он совершил ошибку.

– Спокойный ты, – подивился Кый. – Бесстрашный. И ловкий. Хорошо цесарю, коли у него все слуги такие. Только в одном ты просчитался. Не надо было меня дураком считать. Я сто раз на медведя ходил. Рогатину перед охотой хорошо проверяю. От нее жизнь зависит. А тут вдруг сломалась. С чего? Стал потом смотреть – подрезана. Кому понадобилось? Мои люди верные, им меня губить ни к чему. Один там чужой был – ты. И очень уж ты быстро матерого застрелил. Будто заранее знал, что меня спасать придется. Э, думаю, а грек-то хитер. Зачем такое устроил? Коли для того, чтоб благодарность мою заслужить, то просто хитер. А коли для чего иного – тогда вдвойне хитер. И стал я к тебе приглядываться, Гад-Демьян. Чтобы понять, какая в тебе хитрость, обычная или двойная.

«Сам ты хитер, – подумал Дамианос. – Права была Гелия. Как есть – лис». Он совершил худшую из ошибок, какие только может допустить аминтес: недооценил противника. Считал себя ловцом – и сам угодил в ловушку. Да как крепко! Хуже, чем когда попал в хазарский плен. Тогда был молод, малоопытен, а ныне оправдываться нечем.

– Почему ты не велел меня убить? Зачем к себе допускал? – спросил он, глядя на полянского князя с интересом и невольным уважением. Что ж, такому противнику, пожалуй, и проиграть незазорно.

– Рассказываешь интересно, – засмеялся Кый. – Советы даешь хорошие. Воиславу ты тоже хорошие советы давал. Пока тот на греков в поход не засобирался. И понял я. Ты не убийца. Ты лазутчик. Прислан за мной доглядывать. Не вздумаю ли я на ваши земли походом идти. Для того мы с Хривом и придумали про корсунского грека при тебе поговорить. Если попробуешь того грека отыскать и кончить – так и есть. Значит, ты тут сидишь греческой земли оберегателем. Верно или нет?

Дамианос молчал, потрясенный тем, что варвар оказался столь проницателен. Зачем только князь тратит время на разговоры с разоблаченным лазутчиком? Не для того же, чтоб покичиться. Кый не из бахвалов.

– А не велел я тебя гридям на мечи взять и беседу с тобой беседую вот почему… – опять покивал князь, как бы показывая, что заметил во взгляде грека недоумение и понял причину. – Убей я тебя – на твое место другого пришлют. Поди знай кого. А ты – вот он. Я тебя знаю. Ты мою думу тоже знаешь. Я ведь давеча тебе правду говорил. Про то, что торговля краше войны. И Корсунь мне ваша ни к чему. Захвачу я ее – перестанут греческие корабли приходить. Встанет торговля. Прибытку сам-десять, а убытку сам-сто. Живи у меня в Кыеве открыто, Демьян. Не лазутничай. Помогай мне советом и делом. Я цесарю не в опаску. Мне с вами не воевать – союзничать надо. Что скажешь? Не держите его, ребята. Ступайте. Вы больше не нужны.

Дружинники разжали цепкие лапы, поднялись, вышли.

Потирая ноющие запястья, Дамианос сел на полу.

Варвар оказался еще умнее, чем думалось. И не варвар он, а истинно мудрый правитель. Всё, что сказал – разумно.

Смерть отодвинулась, опасность отступила. И умиротворение тоже растаяло. Душу охватило беспокойство. Не из-за предложения, которое сделал князь. Про это пусть Кириан решает. Надо доложить и ждать ответа. Может быть, пирофилакс рассудит, что Кый слишком умен и иметь столь дальномыслящего соседа опасно. А может, империя будет рада обзавестись на северном рубеже союзником, всецело зависящим от византийской торговли. Это дело государственное, не аминтесу решать. Но вот что будет с Гелией? Ясно же: Кый ее раскусил и использовал для того, чтобы заманить лазутчика в приготовленный капкан.

Князь, видно, отпустил людей неспроста. Густые черные брови сдвинулись, взгляд стал грозен.