Огненная кровь

Лехав перевел взгляд на пожилую женщину.

– Слышал я ваши еретические разговоры, – сказал он, внешним спокойствием опровергая резкость слов, затем покачал головой. – Не знаю, зачем ты пристала к паломникам, но, если волнуешься за брата, сама его и ищи.

Адер хотела возразить, но Лехав оборвал ее, рубанув воздух ладонью:

– С дурными людьми ты связалась, Дореллин. С грешниками. Речная слепота – само собой, но не ослепла ли ты к свету Интарры?

Не дав ей и рта раскрыть, солдат развернулся на каблуках и вместе со спутниками исчез в темноте.

Испуганная Нира даже не подумала его обругать, ни слова не сказала вслед.

– Ничего, – заговорила Адер. – Обойдемся без него. Вдвоем пройдем по дороге: одна – на юг, другая – на север. Ходим мы быстрей твоего брата.

– Ночью за кругом костра ты ничего не разглядишь, тем более сквозь свою тряпку.

– Пойду медленно. Буду звать.

Нира, подумав, коротко кивнула – злость и растерянность как будто подточили ее вечную гранитную решимость.

– Я пойду к югу.

– Мы его найдем, Нира, – пообещала Адер, коснувшись плеча старухи, и с удивлением поняла, что та дрожит. – Он не так давно ушел, а по сторонам здесь только поля да канал – негде попасть в беду.

Она уже повернулась, подобрала подол, но Нира ее задержала:

– Постой.

Когда Адер повернулась к ней, старуха скрюченной лапкой обхватила ее за пояс и жестко взглянула в лицо:

– Если найдешь его… будь осторожна.

– Я постараюсь, чтобы он не поранился, – заверила ее Адер.

Нира покачала головой:

– Его остерегайся, дурында. Его!

У Оши руки были как прутики. Голова едва держалась на хлипкой шее. Но в голосе старухи звучала яростная настойчивость, и рука все не выпускала Адер.

– Когда его найдешь, – твердила старуха, – веди прямо ко мне. Ко мне! И постарайся успокоить.

– Все будет хорошо.

Адер нерешительно высвободилась. Ей вдруг стало жутко.

– Все будет хорошо, – повторила она.





* * *


Оставив позади свет костров, Адер стянула с головы повязку. Она рисковала, может быть, безрассудно, но голос Ниры и дрожь старушечьей руки гнали ее вперед, а с тряпицей на глазах спешить никак не получалось. Адер не стала развязывать узла, чтобы можно было мгновенно вернуть повязку на место, если кто-то встретится на пути. Освободив глаза, она перешла на бег.

В темноте трудно определять расстояния, но занывшие икры и движение звезд в небе подсказали Адер, что она одолела не меньше двух миль, то окликая Оши, то вглядываясь в склон канала и в густую ниву на востоке. Луна высосала из полей зелень, оставила лишь серые стебли да тени между ними. Если Оши хоть немного сбился с дороги, если упал среди зеленых колосьев, Адер могла пройти в нескольких шагах, не заметив его. Поворотив наконец назад, она уговаривала себя, что Оши, верно, ушел в другую сторону, что Нира его уже отыскала, но в спящем лагере наткнулась на застывшую у дороги старуху – одну.

– Ну что? – спросила Адер, уже зная ответ.

Нира мотнула головой. Она стиснула зубы, кожа на костяшках сжимавшей клюку руки туго натянулась.

– Его надо найти.

– Когда взойдет солнце, будет легче, – заметила Адер.

– Когда взойдет солнце, будет поздно, – отрезала Нира.

– Что поздно?

– Его спасать, – тихо ответила старуха.

Адер обвела глазами лагерь. Только дурак стал бы искать в темноте человека, который даже не соображает отозваться на свое имя. Тем более – если тот не хочет, чтобы его нашли. Но девушка видела, что Нира готова продолжать поиски, пока не свалится с ног, а в мире за стенами Рассветного дворца у Адер не было никого ближе Ниры.


– Мы еще не смотрели вдоль канала, – напомнила Адер.

– Воду мне и отсюда видно.

– Он может сидеть под берегом. Или вдруг упал в воду.

Нира нерешительно кивнула:

– Иди по берегу на север, а я пойду на юг.

Адер, еще не дойдя до канала, начала понимать, как безнадежны их поиски. Земля здесь, хоть и неровная, испещренная ямами и рытвинами, не позволяла укрыться взрослому человеку. Все же она шла дальше – из упрямства и по привычке доводить дело до конца. Вдруг там, где течение подрывало береговой откос, есть незаметная глазу песчаная коса? Вряд ли, но надо проверить.

Уже от самой воды она услышала голос. Сперва решила, что поют засидевшиеся за попойкой лодочники, хлещущие под луной сливовое вино. Но когда ветер улегся, стало ясно, что она слышит не пение, а высокий скулящий человеческий голос, дрожащий, как перетянутая тетива. Языка Адер не распознала – если то был язык, а не бессловесное выражение горя и смятения. Голос раздавался совсем рядом, но Адер никого не увидела, хотя здесь не росло кустов и деревьев, способных скрыть человека. Напряженно расправив плечи, она шагнула с откоса.

И чуть не свалилась в яму.

«Нет, – поправила она себя, задержавшись на краю и вглядываясь в тени под собой, – это не яма, а фундамент развалившегося здания».

Подпол был невелик, шагов пятнадцати поперек, а крупные камни облицовки большей частью осыпались внутрь. Немногие оставшиеся торчали гнилыми зубами, покрытые мхом, затерявшиеся в высокой траве или вросшие в землю. Внизу, в нескольких шагах от нее, скорчился Оши: золотые одежды порваны и перепачканы в грязи, ладони зажимают уши, словно он боится услышать собственный голос.

– Нира! – позвала Адер, озираясь в поисках старухи.

Та недалеко отошла к югу по каналу, и Адер повысила голос, чтобы до нее докричаться:

– Он здесь!

Она указала на провал в земле и, обернувшись, наткнулась на взгляд Оши. Тот замолчал, вздернул верхнюю губу, обнажив зубы, и раскачивался всем телом в быстром судорожном ритме.

– Оши! – окликнула его Адер.

В памяти метнулось предупреждение Ниры, но старик выглядел таким потерянным, беспомощным, быть может, был ранен.

– Оши, пойдем-ка к фургону.

Взгляд старика дернулся от нее на рваные тучи в небе, на собственные ладони, которые он поднес к глазам, словно таинственный шедевр древности. Адер глубоко вздохнула и принялась спускаться по осыпи на стене ямы. Неуклюже размахивая фонарем, она съехала на дно, пошатнулась, но удержалась на ногах. Обернувшись, девушка встретила горящий взгляд Оши.

– Что сталось с моей башней? – выдохнул он, ковыряя землю между камнями, и возвысил голос: – Кто разрушил мою башню?

Адер оглядела фундамент. Может, когда-то над ним и стояла стройная башенка, но крестьяне давным-давно вывезли камни на постройку своих оград и домов. Она вообще не понимала, как Оши отыскал эту яму и как, не поранившись, спустился по неровным стенам.

– Кто уничтожил мою башню? – вопрошал между тем Оши, все больше повышая голос и раскачиваясь все яростнее. – Шийахин? Дирик? Кто?

Адер попятилась на шаг.

Старик обезумел. Бредил. Шийахин и Дирик – имена атмани, которые уже больше тысячи лет лежат в земле. Должно быть, Оши насмотрелся на руины вдоль канала, наслушался по дороге разговоров о строивших эти здания владыках-личах. И оторвался от своего времени и места, ушел в древние века, в эпоху войн и ужасов.

Он перестал раскачиваться, совсем замер. Сидел прямо, как истукан.

– Ты в порядке? – с запинкой спросила Адер.

Он метнул на нее взгляд, осмотрел и отвел глаза. Адер готова была шагнуть к старику, обнять за плечи, как столько раз делала Нира, но тут он повелительно хлопнул в ладоши, словно призывая или предостерегая кого-то, и медленно развел руки. И Адер с ужасом увидела, что воздух между его ладонями загорелся, вспыхнул во много раз ярче ее слабого фонаря. Льдинка страха скользнула у нее по спине.

Лич. Брат Ниры был личем, и личем безумным.

– Тебя прислал Дирик? – ледяным тоном вопросил он.

Одновременно старик согнул пальцы, и огонь свился в пылающие нити паутины, зловеще пульсирующие красные волокна. Лич. В Рассветном дворце имелось целое министерство очищения, занимавшееся выявлением и искоренением личей, и десятки молодых служащих каждый год гибли в противостоянии с теми, на кого вели охоту. В животе у Адер похолодело – словно сырую рыбу проглотила. Она решилась встать лицом к лицу с Уинианом, но тогда рядом был ил Торнья, опытный убийца поддерживал ее игру, да и схватка происходила при свете дня.

А здесь… здесь все иначе.

– Оши… – произнесла она, заставляя себя говорить тихо и медленно, как опытный псарь говорит с раненой собакой. – Оши, это же я, Дореллин.

Он нахмурился, погрозил ей пальцем, и клочок огненной паутины оторвался от вращавшегося между его ладонями большого кома.

– Мне нет дела до твоего имени, – покачал головой старик. – Нет дела. Нет дела. Ты – нож в руке Дирика. Или Кая. Или Шийахина…

Его голос замер, когда клочок пламени, поднимаясь и растягиваясь сетью, поплыл – к ней, поняла Адер. Она ощутила в горле горечь подступившей желчи, открыла рот, чтобы закричать, но вместо крика изо рта хлынула рвота, ослабевшее тело била дрожь. Она бросила взгляд на стены – отсюда они казались выше и неприступнее, чем сверху. Будто стоишь на дне колодца.

– Я слой за слоем, – хрипел, скаля зубы, Оши, – стану срывать кожу с твоего лица, мышцы с костей, глубже и глубже, пока не найду, кто под ними скрывается.

Большая сеть развернулась на расстоянии вытянутой руки от Адер, качнулась как змея – ее нити сдвигались, изгибались. Оши начал сжимать пальцы в кулаки, Адер беспомощно всхлипнула – и тут на краю провала встала Нира, занесла палку, словно приготовившись отбить ужасный калечащий кеннинг.

– Рошин! – В голосе за болью и гневом слышалась жесткая решимость. – Рошин! Немедленно прекрати.

Рошин… Малая частица в сознании Адер сохранила спокойствие и неподвластное даже ужасу любопытство. Рошин, пятый атмани, брат…