Однажды летним днем

– Однако вы лично уверены, – счёл необходимым уточнить Белозёрский, – что она его не убивала?

– Конечно, уверена! – воскликнула Андриана Карлсоновна.

На том конце провода иронично хмыкнули. Шведова-Коваль закусила нижнюю губу, чтобы не наговорить сгоряча лишнего, и продолжала ждать ответа.

– Могла ли любовника вашей Виолетты убить его жена?

– Я не знаю, – тихо ответила Андриана, – но вряд ли, – вырвалось у неё с сожалением.

– Что ж, – почему-то обрадовался адвокат, – будем считать, что мы договорились, завтра в девять утра подъезжайте в мой кабинет. – Он назвал адрес, быстро попрощался и положил трубку.

Андриана Карлсоновна опустилась в кресло, откинулась на спинку и перевела дыхание. Фрейя запрыгнула к ней на колени и стала тереться об руки хозяйки сначала головой, а потом и всем телом. А Маруся забралась на подлокотник кресла.

– Мои милые, – вздохнула пожилая женщина, поглаживая по очереди обеих кошек, – вот послушайте, что сегодня у нас произошло.

И она подробно изложила кошкам все события дня, начиная со звонка подруги и заканчивая своим возвращением домой.

– А мой разговор с адвокатом вы слышали своими ушами.

Кошки тихо мурлыкали.

– На завтра адвокат назначил мне встречу. А сейчас я переоденусь, приму душ и лягу спать, – закончила она свой рассказ.

Фрейя мягко спрыгнула на пол, одобрив решение хозяйки. А Маруся ещё некоторое время сидела на подлокотнике и, казалось, о чём-то думала.

Рассказывая кошкам о бедствии, обрушившемся на их семью, а своих подруг, Виолетту и себя она считала единой семьёй, Андриана Карлсоновна не только отводила душу, но и как бы репетировала свой рассказ адвокату на завтра.

После душа она позвонила подруге, спросила её, есть ли новости. Мила ответила, что новостей нет. Голос у неё при этом был сонный. И Андриана решила, что врач «Скорой» вколол подруге успокоительное.

Андриана Карлсоновна, в свою очередь, проинформировала подругу, что она почти наняла детектива и завтра едет на встречу с адвокатом.

Людмила Павловна Потапова не уловила оговорку «почти». Она только спросила, назвав подругу юношеским прозвищем: – Анри.

– Ведь это, наверное, будет очень дорого?

– Ничего, мы справимся, – успокоила её Андриана, она уже решила снять все свои накопления и расплатиться ими с детективным агентством и адвокатом. Конечно, скорее всего, после всех этих платежей она останется без копейки. Но Виолетта дороже, рассудила она. И ещё надеялась, что какую-то сумму даст Лео. – А сейчас ложись спать, – велела она подруге, – я тоже ложусь. Нам нужно быть завтра бодрыми и сильными.

– Ты думаешь, что они отдадут нам нашу Виолетточку? – спросила жалобно подруга.

– Кто они? – не сразу поняла Андриана, думая о детективах и адвокате.

– Полиция, – всхлипнула Мила.

– А куда же они денутся?! – оптимистично заверила Андриана Карлсоновна – Всё, бай-бай.

Но сама она не сразу легла спать. Вспомнив об огорчивших её словах адвоката, она зашла в зал и некоторое время жаловалась портрету Петра I на то, что указы его давно не соблюдаются и это приводит к неисчислимому числу бед. И если бы он сейчас возглавлял страну, всего этого не происходило бы.

– Вы же, ваше величество, – говорила она, – даже крепостных запрещали женить и выдавать замуж против их воли. А тут такое делается! – Она достала из кармашка юбки чистый носовой платок и промокнула глаза.

Царь с портрета смотрел на неё сочувственно, и Андриана Карлсоновна была уверена, что он в глубине души согласен с ней. Но, будучи портретом, он при всём своём желании не может ей помочь. Разве что советом…





* * *


Перед тем как звонить Шуре и завлекать его наполеоном, Морис просмотрел в интернете всё, что имелось о фигурантах дела, которым они собрались заняться.

Застреленный любовник Виолетты Потаповой Филипп Евгеньевич Окунев был студентом, находился на содержании отца и иных источников дохода не имел. Отец погибшего Евгений Юрьевич Окунев – владелец крупнейшего в городе супермаркета. Его жена – тихая домашняя хозяйка. Хотя, надо думать, занималась она в основном не домашним хозяйством и детьми, а собой, любимой. У Филиппа Окунева есть сестра Ирина Евгеньевна Окунева, школьница. Молодая жена Филиппа Майя Родионовна Лоскутова – студентка. Её отец Родион Гаврилович Лоскутов – банкир. Братьев и сестёр у Майи нет. То есть расчёты Окунева-старшего были вполне оправданны, Майя – единственная наследница. Но теперь облом! Богатая сноха уплывёт в другие руки. И скорее всего, случится это скоро. Ведь такие невесты, как Лоскутова, на дороге не валяются.

Интересно, что среди увлечений банкира Лоскутова значились бильярд и охота. Второе несколько напрягало Мориса. Охота – это оружие… Но не будет же банкир палить в собственного зятя? «Хотя почему бы и нет? – рассуждал Миндаугас, – если, конечно, было за что. А судя по всему, было…»

Обвиняемая в убийстве Окунева-младшего Виолетта Ивановна Потапова – сирота. Воспитывалась бабушкой. И со слов клиентки, при непосредственном участии её подруг. Мать Анна Ивановна погибла, когда девочке не было года. Об отце ничего не известно. «Хотя как знать, интернет не всевидящ», – с некоторой грустью признался себе Морис, хотя совсем недавно заверял Мирославу в обратном. После этого он долго рассматривал фотографии Окунева-младшего в Фейсбуке. Обычный парень, ничего особенного. Непонятно, чем он мог очаровать такую красивую девушку, как Виолетта. Хотя, тут Морису пришла на ум русская пословица, которую любил повторять Шура Наполеонов, – любовь зла, полюбишь и козла.

В «ВКонтакте» он нашёл огромное количество фотографий Майи Лоскутовой. Эта девушка, по мнению Мориса, спасти мир красотой не могла. Да это ей и не нужно при таких-то деньгах её отца. Заинтересовали же Миндаугаса размещённые на странице Майи фотографии парня по имени Миша. Общих фоток Майи и Миши было довольно много. Странно было, что она их не удалила. Значит, не захотела. Миша тоже студент. И студент, как следовало из информации, найденной Морисом, весьма прилежный. Полное имя парня Михаил Никитович Одинцов. На взгляд Мориса, довольно симпатичный юноша, только слишком неулыбчивый и, предположительно, замкнутый.

Просмотрев список Майиных подруг, Морис выделил двух: Светлану Владимировну Лимонову, трудившуюся администратором в салоне красоты, и Жанну Евгеньевну Емельянову, которая была постарше и работала медсестрой. Выписав их данные и всё, что можно было почерпнуть о них из интернета, Морис решил поинтересоваться родственниками погибшего. Пробежал пальцами по клавиатуре ещё несколько раз и обнаружил, что из близких родственников в этом городе проживает сводная сестра Окунева-старшего, то есть родная тётя Филиппа и Ирины Мара Ильинична. Инженер-технолог, на пенсии, 57 лет. Не замужем, детей нет.

Было одиннадцать вечера, когда Морис решил, что самое время позвонить Шуре. Однако Наполеонов, скорее всего, так не считал, потому что отозвался только после шестого звонка.

– Чего тебе? – спросил он сонным голосом.


– Добрый вечер! – проговорил Морис приветливо и спросил, в свою очередь: – А где твоё здравствуйте?

– Ты на часы смотрел? – вместо ответа обрушился на друга Шура.

– Конечно, – улыбнулся Морис.

– Одиннадцать часов ночи!

– Вечера, – поправил Морис.

– И чего тебе надо в одиннадцать часов вечера? – рявкнул Наполеонов.

– Да вот, хотел поднять тебе настроение.

– Чем? Раскрытием дела? – ехидно спросил Наполеонов.

– Чуть позже, может быть, и этим, – невозмутимо ответил Морис, – а пока сообщаю – завтра я пеку торт «Наполеон».

– В честь чего? – подозрительно спросил Шура.

– Мало ли, – неопределённо отозвался Миндаугас.

– Праздника никакого нет! – отрезал Наполеонов, но по его тону чувствовалось, что он находится в смятении.

– В честь тебя! – как ни в чём не бывало заявил Миндаугас. – Ты для нас и есть человек-праздник.

– Издеваешься?!

– Ну, что ты! Мы по тебе соскучились.

– Кто вы?

– Все трое – Мирослава, я и Дон.

– Особенно ваш надменный кот.

Морис не выдержал и фыркнул.

– Вот! – воскликнул Шура.

– Что вот? Сам же знаешь, как ты нам дорог.

– Не подлизывайся! Небось получил задание от Мирославы заманить меня завтра к себе, – прозорливо заметил Наполеонов. – Уж свою-то подругу детства я знаю не один десяток лет!

– Шур! Ты что-то в последнее время стал склонен нагнетать и преувеличивать, – тоном доктора, озабоченного здоровьем пациента, проговорил Морис.

– Не заговаривай мне зубы! – отрезал Наполеонов. – Лучше скажи, зачем я вам понадобился?

– А вот ничего я тебе не скажу! – переменил тон Миндаугас. – Наполеон и отбивные будут готовы к семи вечера. Хочешь, приезжай, хочешь, нет.

– Вот не приеду из принципа, – пробурчал Наполеонов, – и всё у вас пропадёт!

– Не волнуйся, не пропадёт, угостим охранников.

– Каких это ещё охранников? – не на шутку встревожился следователь.

– Тех, что дежурят на въезде в посёлок.

– Ты издеваешься, что ли?!

– Не имею такой привычки. Спокойной ночи!

– Э, нет! Подожди. Не надо никому ничего отдавать! Я приеду!

– Рад это слышать, – улыбнулся в трубку Морис и отключился не прощаясь, так, как это нередко делал сам Наполеонов.

Шура послушал короткие гудки в трубке, вздохнул, зевнул и решил про себя: «Съезжу, от меня не убудет. Может, они и правда просто соскучились, а я с этой собачьей работой стал слишком мнительным. И потом, не пропадать же наполеону. Представив испечённый Морисом торт, Шура мечтательно закрыл глаза и вскоре заснул. Ночью ему приснился большой стол, сплошь уставленный его любимыми тортами. В комнате, кроме него, больше не было ни души. Следовательно, никто не будет назидательно вещать ему, что есть сладкое в большом количестве вредно. Счастливая улыбка осветила лицо следователя и оставалась с ним до самого утра.

Мирославу Морис нашёл на крыльце. Она сидела на верхней ступеньке и гладила развалившегося рядом с ней кота. Дон щурил глаза и громко мурчал. Миндаугас сел так, что кот оказался между ними, и тоже стал гладить мягкую шелковистую шерсть.

– Говорят, что он у нас надменный, – улыбнулся Миндаугас.

– Кто говорит? – удивилась Мирослава.

– Шура.