Обманутый и оскорбленный

– Прикажи нашим тайным людям скупить несколько парижских и лондонских газет, которые должны будут вести пропаганду среди европейцев в нашу пользу. Во всех европейских странах нас изображают дикими варварами, на которых надо надеть смирительную рубашку. Пусть господа журналисты за наше золото расскажут своим читателям о зверстве благородных союзников, расстрелявших мирный русский порт Одессу. И пусть не скупятся изобразить это событие в красочных картинах, да с подробностями. Европейцы очень любят ужасные истории, так пускай узнают о зверстве их соотечественников над безоружными людьми. Свобода прессы, пусть даже продажной, – это у них превыше всего.

– Не совсем понятно, но сделаю, как ты просишь, Мишель, хотя Нессельроде это будет явно не по вкусу. Недавно он сделал выговор «Петербургскому вестнику» за статью, обличающую английскую бомбардировку Одессы.

– Впервые слышу об этом, государь, но если дело обстоит именно так, то сразу возникает вопрос о том, что подразумевает господин канцлер под словом патриотизм. Ну да бог с ним. Слышал, что генерал Евдокимов делает славное дело, перекупает за золото наибов Шамиля и не стоит за ценой. Многие горе-патриоты рвут на себе волосы от подобных действий, ну а я горячо одобряю деяния Николая Ивановича. Шамиль – фанатик, он слепо идет на поводу у англичан, бросившись по их приказу громить и разорять наши тылы. Чем больше воинов сможет оторвать от него Евдокимов, тем больше людских жизней он сохранит тебе, государь, а своих солдат я ценю дороже звонкого металла. Поэтому прошу тебя, дай Евдокимову столько денег, сколько он попросит. Что же касается подозрений некоторых доброхотов, что Николай Иванович способен положить часть их себе в карман, то смею заверить тебя, он честный человек и в казнокрадстве за все время несения службы на Кавказе замечен не был.

– Да у меня и в мыслях того не было, Мишель, а твоему слову я полностью верю и охотно выполню эту просьбу.

– Еще одно пожелание, государь, но оно не так легко разрешимо, как все остальные, даже для тебя.

– Даже для меня? Интересно будет услышать! – усмехнулся Николай.

– Увы, государь, даже для тебя. Это одна из наших главных бед, как говорит писатель Гоголь. Перед встречей с тобой я кое-что просмотрел и с ужасом для себя выяснил, что Севастополь и Крым полностью лишены хороших дорог. Случись высадка десанта под нашей главной базой на Черном море, и переброска дополнительных войск и средств растянется на долгие месяцы. Самый лучший выход из этого скверного положения – это постройка железной дороги на Севастополь. Этот вариант в лучшем случае может быть реализован только через несколько лет, но боюсь, враг нам такой возможности не предоставит.

– Что же ты предлагаешь делать? Мои губернаторы не слишком скоры на руку, даже в условиях войны, – молвил царь.

– Вот как раз война в определенном смысле и сыграет нам на руку. Прикажи объявить содержание дорог от Москвы до Севастополя в надлежащем состоянии государственной задачей. За выполнение ты будешь спрашивать с господ губернаторов по условиям военного времени. Дров, конечно, они, как всегда, наломают изрядно, да и наворуют хорошо, но с паршивой овцы хоть шерсти клок. Глядишь, и станут наши южные дороги более проходимыми. А если враг вторгнется на наши земли, то любой день будет на вес золота, государь.

Слушая Ардатова, Николай быстро писал что-то в своем блокноте мелким бисерным почерком, видимо, делая наброски для своих будущих указов. Было видно, что разговор с графом благотворно сказался на императоре. Впервые за все время от начала войны перед ним забрезжила уверенность в благополучном исходе противостояния сильному и опасному противнику.

– Ты очень добрый человек, Михаил. Ты явился ко мне по первому моему зову, позабыв все наши былые разногласия. Хотя мог бы отказаться, как некоторые другие персоны, сославшись на плохое здоровье, – сказал Николай, закончив писать. – И, как всегда, явился не с пустыми руками и утешениями, а с конкретным планом действий. Это, брат, дорогого стоит.

Голос императора предательски дрогнул, но в это время Ардатов чуть заметно усмехнулся.

– Ты улыбаешься, Михаил? – удивленно спросил царь.

– Прошу тебя, государь, никогда не говори моим внукам о том, что я добр. Они не поверят тебе, поскольку для них я есть олицетворение жуткой домашней тирании и муштры.

– Хорошо, обещаю тебе это, – заверил Николай, так же усмехнувшись и вспомнив своего внука Александра. – Скажи, Мишель, как ты видишь весь план нашей кампании против Наполеона? Предполагаешь ли ты активные действия наших войск против союзной коалиции?

– Честно говоря, государь, я совершенно не вижу никакого смысла в проведении вообще какого-либо наступления в настоящий момент. Наша главная задача сейчас – отбить нападение врага на наши земли и при этом хорошенько дать ему по зубам. Чем сильнее мы его стукнем, тем быстрее развалится вся союзная коалиция, а она обязательно развалится, – заверил царя Ардатов.

– Ты так сильно уверен в этом?

– Конечно. Посуди сам, государь. Сейчас англичане умело используют желание Наполеона отомстить тебе за телеграмму, посланную тобой в Париж после его прихода к власти. Кроме этого, французскому императору нужна быстрая победоносная война для поднятия своего престижа внутри страны. Больше их ничего не связывает и связывать не может, уж слишком много старых счетов и обид накопилось между этими державами. Главная наша задача сейчас – выстоять год, максимум два, стойко отбивая все натиски врага на нашу землю. При этом надо обязательно обратиться за помощью к простому народу. Объяви запись добровольцев, желающих помочь Родине в трудную минуту. У армии, конечно, хватит сил и без них, но сегодня у нас должен быть твердый тыл, без которого победа над врагом невозможна.

– Благодарю тебя, Мишель, теперь я уверен, что мы одержим победу и над Наполеоном, и над Викторией. – Николай порывисто встал и обнял своего старого товарища. – Иди, дорогой, отдыхай. А к шести часам мы с Александрой Федоровной ждем тебя. Она уже мне все уши прожужжала, спрашивая, когда приедет Мишель, когда он появится.

– Передай моей покровительнице, государь, низкий поклон. Я обязательно буду в назначенное тобой время.

Ардатов склонил голову в знак уважения и неторопливой походкой покинул царский кабинет. Только в коридоре, миновав несколько анфилад, порядком удалившись от царских покоев, граф ощутил, как взмокла его спина. При всей своей внешней невозмутимости и спокойствии, Михаил Павлович сильно волновался во время аудиенции у императора. Ты можешь иметь блестящий ум и обладать большой прозорливостью, но при этом находиться в почетной отставке в своем имении, под негласным надзором местного урядника. И все это благодаря умению господина канцлера ловко играть на простых слабостях государя императора. Как бы ни был Ардатов высоко ценим Николаем и любим императрицей, но юркий и льстивый Нессельроде сумел так основательно отодвинуть его от государственных дел, что только бедственное положение страны позволило графу вновь вынырнуть из политического небытия. Крепко, ох крепко законопатил на прозябание в подмосковном имении своего дальновидного оппонента уважаемый Карл Васильевич!

И сидеть бы Ардатову там до скончания веков, если бы не стечение ряда обстоятельств, главным из которых была императрица Александра Федоровна. Ее с Ардатовым связывали не просто дружеские отношения. Между этими двумя людьми было некое чувство, которому сложно было найти название. Была ли это любовь или какое-то другое душевное свойство, трудно было сказать. Просто императрица твердо знала, что, кроме мужа, она могла полностью рассчитывать еще на одного мужчину, который был готов исполнить любое ее желание, не раздумывая ни секунды. И сделал бы это не ради почестей и наград, а только ради того, чтобы услужить ей, горячо любимой женщине. Осознание власти над таким неординарным человеком, как Ардатов, очень льстило императрице, и она всегда составляла графу протекцию, приберегая его как самое крайнее, но очень действенное средство.

Причина, прочно связавшая молодую императрицу и малоизвестного русского дворянина столь непростыми отношениями, возникла почти тридцать лет назад, во время бунта декабристов. Тогда казалось, что сама судьба была против того, чтобы Николай занял русский престол, опустевший после смерти его брата Александра. Имея на руках официально подписанную бумагу с объявлением его императором в обход Константина, Николай встретил резкое противодействие части высшего света империи во главе с генералом Милорадовичем, за спиной которого стояла собственная мать будущего царя, вдовствующая императрица Мария Федоровна. Упустив власть из рук после трагической кончины императора Павла, она хотела стать полноправной императрицей, подобно своей великой свекрови, императрице Екатерине II. Найдя поддержку у коменданта столичного гарнизона героя Отечественной войны 1812 года генерала Милорадовича, она затеяла тайную интригу, с помощью которой надеялась получить царский скипетр.

Когда завещание покойного Александра было вскрыто и оглашено перед высшими сановниками страны, Милорадович, хищно улыбаясь, заявил при всех, что без официального отречения от престола великого князя Константина эта бумага не имеет законной силы.

– Мои четырнадцать тысяч штыков признают только эту бумагу, ваше императорское сиятельство, – весело произнес Милорадович Николаю, отчетливо намекая, что столичные войска будут подчиняться только его приказу.

Это был открытый бунт против молодого наследника. И в создавшейся ситуации Николай был вынужден отступить перед наглостью генерала. Почувствовав колебания наследника, сенаторы не стали одергивать зарвавшегося наглеца и предоставили молодому человеку самому отстаивать свои права на престол.

На молодую принцессу, уже видевшую себя новой императрицей, отказ придворных выполнять священную волю монарха произвел сильное потрясение. Воспитанная в прусской семье, Александра Федоровна на всю жизнь впитала понятие, что воля императора должна быть исполнена сразу и беспрекословно. Получив столь суровый жизненный урок, молодая женщина по-новому взглянула на окружающую ее свиту, и, к своему ужасу, обнаружила, что среди них нет ни одного верного ей человека, за исключением старой прислуги. Теперь ей повсюду виделись скрытые враги и тайные недоброжелатели, что, впрочем, было не сильно далеко от истины.

Вынужденный играть по навязанным ему правилам, Николай немедленно отправил фельдъегеря в Варшаву с просьбой к брату либо принять престол, либо дать отречение. Наступило мутное время, очень благоприятное для хитрых царедворцев, желавших половить в ней жирную рыбку. Ощутив свою силу, Милорадович уже почти открыто говорил сенаторам, что Николай по молодости лет слаб и стране нужна более опытная рука в лице вдовствующей императрицы.

Николай мужественно терпел выходки генерала, надеясь, что ответ брата внесет полную и окончательную ясность в вопросе о престолонаследии, однако его ждало жестокое разочарование. Письмо Константина имело туманное содержание, которое можно было трактовать двояко.

Узнав об ответе цесаревича, Милорадович торжествовал. Все шло так, как и было задумано старой императрицей. Теперь для полной победы был нужен дворянский заговор, подавив который можно было без зазрения совести отодвинуть молодого Николая в сторону и возвести на престол Марию Федоровну.

Как показали материалы следственной комиссии по делу декабристов, глава Северного общества Рылеев имел контакты с доверенными лицами из окружения вдовствующей императрицы, которые и подтолкнули его к активным действиям. Находясь все время в перманентном состоянии и занимаясь в основном говорильней, дворяне-заговорщики вдруг проснулись ото сна и принялись яростно готовить переворот. Позже, узнав об этом и опасаясь за честь императорской семьи, Николай полностью засекретил эти ужасные показания, храня их в своей особой папке.

По замыслу творцов этой бузы, Рылеев со товарищи должны были только обозначить угрозу престолу и не более того. Но, как часто бывает в подобных случаях, джинн, выпущенный из бутылки, не пожелал повиноваться своим освободителям. Молодые люди восприняли все слишком серьезно и, уподобившись мятежному Вашингтону, решили преобразить русскую империю в республику.

Несколько дней подряд на квартире Рылеева непрерывно собирались различные люди, из которых хозяин дома, пламенный революционер и хороший агитатор, усиленно делал новых Дантонов и Робеспьеров, не забывая при этом щедро кормить и поить их на деньги, взятые из кассы Русско-Американского банка.

Назначив в диктаторы князя Трубецкого, как имевшего полковничий чин и относительные понятия о военном искусстве, Рылеев все же решил подстраховаться, видя его колебания относительно успеха дела. Для полного и окончательного успеха восстания молодой поэт намеривался физически уничтожить всю императорскую семью, чем окончательно отрезал своим товарищам все пути к возможному отступлению. Для этой цели Рылеев уговорил поручика Розена силами подчиненного ему батальона во время восстания ворваться в Зимний дворец и расстрелять всю императорскую фамилию, включая малых детей Николая.

– Не бойся, Андрей, история нас оправдает, – вещал Рылеев, усиленно подливая поручику хмельной мадеры, до которой молодой заговорщик был очень охотлив.

Однако и этого мятежному поэту показалось мало. В его разгоряченном событиями мозгу родился простой и очень эффективный план решения всех проблем, а именно убийство самого наследника престола. В исполнители своего ужасного замысла наследник Робеспьера определил Петра Каховского, мелкого дворянина, вот уже полтора месяца полностью жившего за счет Рылеева.

– Петруша, пришла пора платить долги. Мне и Отечеству, – величаво произнес поэт вечером тринадцатого декабря, ненавязчиво подталкивая Каховскому дуэльный пистолет. Тот недолго отнекивался от поднятия руки на помазанника Божьего. Полностью погрязший в денежных долгах Рылееву, он давно цинично смотрел на жизнь, стараясь видеть во всем только положительные стороны своего существования.

Николай был хорошо информирован о дворянском заговоре, но ничего не мог предпринять против него, полностью лишенный власти благодаря стараниям Милорадовича. Единственное, что он мог предпринять, так это повторно послать к Константину курьера для получения акта отречения. Эту важную миссию он возложил на своего младшего брата Михаила, душой и телом преданного ему. Одновременно с этим цесаревич велел подготовить манифест, в котором объявлял себя императором, ссылаясь на волю усопшего брата и отказ от престола Константина, который Михаил должен был вот-вот привезти.


Младший брат не подвел Николая, доставив в Петербург долгожданное отречение вечером тринадцатого декабря и с честью выполнив тайную миссию, о которой мало кто знал, и в первую очередь вдовствующая императрица. Когда поздно вечером Милорадович прочитал привезенные из Варшавы бумаги, он не смел более протестовать и первым принес присягу верности новому правителю России.

Казалось, что худшее уже позади, но утро четырнадцатого декабря явило молодому императору нового врага в лице восставших полков, вышедших на Сенатскую площадь к памятнику Петру I.

– Константина, Конституцию! – ретиво кричали стоявшие в каре солдаты, которым заговорщики торжественно объявили, что подлинный император Константин Павлович прислал манифест о сокращении срока службы до пяти лет и приказ о выплате двойного жалования по случаю своего вступления на престол.

Прекрасно зная сокровенные нужды рекрутов, декабристы били точно в десятку, говоря солдатам то, что те хотели услышать. На вопросы городских прохожих, кто это такая Конституция, солдатики браво отвечали, что это польская жена нового государя императора Константина Павловича.

Стремясь загладить свой прежний проступок, Милорадович уговорил царя не применять силу против восставших солдат, пообещав ему вернуть полки в казарму, чем вызвал у Николая огромную радость. Как истинно верующему православному христианину, царю глубоко претило пролитие крови своих подданных, тем более в начале своего правления.

Известие о бунте солдат столичного гарнизона ввергло Александру Федоровну в сильнейший шок. Тревожная атмосфера последних недель сильно расшатала нервы молодой женщины, и весть о выступлении полков стала последней каплей. Со слезами на глазах она провожала своего любимого мужа на переговоры с восставшими, прекрасно осознавая, что, возможно, видит его последний раз в жизни, равно как и то, что сама вместе с детьми может не дожить до завтрашнего дня.

Стремясь полностью изолировать восставших, Николай стянул к площади все полки, признавшие его власть и не купившиеся на коварные посулы заговорщиков. Однако гораздо больше было тех, кто выказал царю свою покорность на словах, но на штыки их Николай не мог полностью положиться в трудную минуту.

Императору стало ясно, что дело приняло самый худший оборот, когда его пригласили к умирающему Милорадовичу, получившему пулю в спину в тот момент, когда он уговаривал солдат признать власть Николая и вернуться в казармы. Не решившись подойти к окруженному свитой царю и выстрелить в него, господин Каховский решил выплатить свой долг Рылееву, сразив боевого генерала в самый важный момент восстания. Слушая речи прославленного героя, солдатские ряды заколебались и были готовы вернуться в казармы.

В этот момент заговорщики выбирали себе нового диктатора вместо не пришедшего на площадь Трубецкого. Им оказался Евгений Оболенский, друг и сослуживец поручика Розена, который в это время вел свою роту прямо к дверям Зимнего дворца. На защиту дворца Николай оставил около двух взводов саперов, шефом полка которых он являлся. Командовать временным гарнизоном Зимнего дворца было поручено поручику Штольцу – остзейскому немцу, в котором новая императрица видела некоторую опору в столь опасное для себя время.

Но, как часто бывает в трудный момент, люди, на которых ты очень надеешься, часто подводят по своей скрытой слабости или непрофессионализму. Так случилось и со Штольцем. Когда мятежники только приблизились к дворцу, он с белым, перекошенным от страха лицом вбежал к Александре Федоровне.

– Ваше величество, мятежники окружают дворец! Их много, и мы не сможем остановить их! – прокричал поручик, совершенно позабыв, что он военный и его прямой долг защищать насмерть напуганную женщину. – Бегите, бегите, государыня! – испуганно блеял Штольц, лихорадочно приплясывая на одном месте. Едва только молодая женщина взглянула в его полные страха глаза, как сразу поняла, что у нее нет никакой защиты и смерть с минуту на минуту может ворваться в комнату, грохоча коваными солдатскими сапогами.

Крик ужаса вырвался из ее груди, ноги подкосились, и она рухнула на пол на том самом месте, где ее застало роковое известие. С большим трудом, опираясь на пол одной рукой, императрица подняла вторую, наивно пытаясь защититься от приближающейся смерти. Из ее сведенного спазмом горла вылетали гортанные звуки, а ее прелестная русая головка стала непроизвольно подергиваться из стороны в сторону.

Видя ужасное положение женщины, Штольц, как заводной истукан, продолжал бестолково топтаться вокруг нее. Он только бубнил призывы к спасению, но ничего не сделал, чтобы помочь своей императрице. Неизвестно, что было бы дальше с несчастной Александрой Федоровной, но именно в этот момент в ее жизни появился Михаил Ардатов. Этого молодого подпоручика она ранее несколько раз видела стоявшим на внутреннем карауле и, проходя мимо застывшего на часах Ардатова, ловила на себе его восхищенные взгляды. Они были ей приятны, в отличие от других откровенно раздевающих мужских взглядов.

Сильным ударом в ухо Ардатов сбил Штольца с ног, и тот кубарем отлетел прочь от беззащитно лежавшей на полу императрицы.

– Убрать к чертовой матери! – громко приказал Ардатов, и, повинуясь полученному указанию, стоявшие возле двери солдаты ловко подхватили Штольца под руки и подобно кулю поволокли его по полу в направлении дворцовой гауптвахты.

Сам Ардатов подошел к Александре Федоровне и протянул ей руку, желая помочь подняться, но в этот момент силы оставили молодую женщину и она стала падать на спину. Михаил успел вовремя подхватить лишившуюся чувств императрицу и, быстро забросив ее себе на плечо, направился к стоявшему у окна креслу.

Что тихим голосом говорил ей Ардатов, стоя возле кресла на одном колене, так и осталось тайной для всех придворных, боязливо жавшихся вдоль зальных стен. Но только все явственно видели, как фарфорово-бледная белизна лица Александры быстро сменилась розовым цветом жизни, энергично заливавшим ее щеки, лоб и шею. Голова императрицы перестала трястись, ее глаза покинул ужас, уступив место надежде и вере в благополучный исход. Не вставая с колена, Ардатов поцеловал кончики пальцев руки Александры Федоровны, получив в ответ крестное знамение.

– Гричанов, Копылов! – зычным голосом подозвал к себе солдат поручик. – Стоять здесь возле государыни императрицы и никого не подпускать к ней, кроме меня и государя. Принесите сюда наследника и девочек! – приказал он челяди, которая со всех ног бросилась исполнять повеление человека, в голосе которого звенела уверенность в своих действиях.

– Не извольте беспокоиться, ваше благородие! Не подведем, – рыкнули солдаты, занимая свой новый пост по бокам от кресла императрицы и дружно ставя ружья к ноге.

– Не волнуйся, государыня, отобьемся! – произнес Ардатов и тут же выбежал вон, чтобы принять общее командование над саперами.

И действительно, невероятно, но факт, в этот день они отбились от превосходивших их по численности мятежных финляндцев. Увидев, как выстроенные в двойную линию саперы по команде офицера взяли их на прицел, мятежники сразу сникли и стушевались. Распаленные словами Розена, они ожидали увидеть напуганных обитателей дворца, но вместо них встретили горстку людей, готовых умереть на своем посту, но не отступить.

От той решимости, которая читались в лицах и фигурах саперов, у мятежников сразу пропала всякая охота драться. Несмотря на гневные понукания своего поручика, финляндцы пробежали в сторону Сенатской площади на значительном расстоянии от застывшего строя саперов, только выкрикивая ругательства и угрозы. В ответ из рядов солдат Ардатова неслись смешки и выкрики в адрес горе-вояк, не решившихся рискнуть своей жизнью ради выполнения приказа.

Так по воле судьбы возник необычный тандем прусской принцессы и русского дворянина, в котором Шарлотта играла главенствующую роль. Только она решала вопрос, где и кем будет служить ее протеже. Михаил всегда безропотно покорялся монаршей воле и никогда не жалел об этом. Так, настоянию царицы Ардатов командовал личным конвоем государя, когда Николай принимал участие в войне с турками и вместе с русскими войсками форсировал Дунай.

Кроме службы, императрица приняла самое действенное участие в личной жизни Ардатова, выбрав ему в невесты внебрачную дочь князя Гагарина. Этот брак принес Михаилу достаток, графский титул и богатое подмосковное имение, ставшее свадебным подарком от государя. Женившись, Ардатов никогда не жалел о выборе императрицы и всячески благодарил ее за монаршее участие в своей жизни.

При подобном благоволении со стороны Александры и Николая Ардатов не был придворным шаркуном и регулярно участвовал в различных компаниях и войнах. Так, кроме турецкой войны, он участвовал в подавлении польского восстания и два раза ездил на Кавказ, сражаясь против немирных черкесов. Не поддержав мнение царя об оказания помощи Вене, Ардатов не принял участие в венгерском походе, отправившись в вынужденную отставку.

Изнывая от безделья, он как частное лицо посетил оренбургского губернатора Перовского, с войсками которого принял самое действенное участие в походе на кокандскую крепость Ак-Мечеть, полностью контролировавшей низовье Сырдарьи. Этот поход через безводные степи и пустыни юга завершился полным успехом в отличие от прежнего похода.

Все время своей опалы Ардатов постоянно поддерживал связь со своим царственным ангелом-хранителем. Он свято верил в свою счастливую звезду, которая его не обманула. Медленно, но верно «дрожащая императрица», как за глаза называл ее двор, внушала Николаю мысль о необходимости возвращения ко двору «милого Мишеля». Вода камень точит, говорят в народе, и воздействию Шарлотты не смог противостоять даже всесильный Нессельроде, которого она сильно недолюбливала.

– Ах, Мишель, ты мой самый преданный друг и помощник! Не знаю как, но ты совершил настоящее чудо. Ты вернул Николая к жизни! – радостно щебетала императрица Ардатову, когда в назначенное царем время он вошел в столовую Зимнего дворца, где его уже с нетерпением ждали.

Согласно давнему ритуалу между ними, Ардатов нежно поцеловал протянутую ему царственную руку, тогда как императрица ласково погладила его седеющую голову.

– Я рад, что смог угодить вам, ваше императорское величество, – скромно ответил Михаил, проникновенно глядя в знакомые ореховые глаза.

– Нет, нет, это ты снова несказанно помог мне, ты вернул мне моего мужа! – пылко заверила императрица Ардатова. – Наши военные неудачи так сильно расстроили его, что я всерьез опасалась за его здоровье. Сегодня же за обедом я совершенно не узнала Николая, так сильно изменилось его настроение после беседы с тобой. Государь полон решимости довести войну до победного конца, и это все благодаря тебе.

Их воркование прервало появление Николая, который действительно значительно изменился. Теперь перед Ардатовым был постаревший, но все еще очень активный государственный муж, на лице которого не было и следа хандры и той серой безысходности и подавленности, что еще с утра царила на венценосном челе.

– Твое назначение моим личным посланником с особыми полномочиями уже подписано мною, как и приказ о произведении тебя в генерал-лейтенанты, – торжественно произнес царь, едва только все расселись за столом.

Ардатов попытался открыть рот, но царь решительным жестом осадил его.

– Не спорь, Мишель. Твое повышение в звании – это запоздалая награда за твое участие в Аральском походе генерала Перовского. Приказ о его выступлении в Индию я также подписал, и сегодня с фельдъегерем он будет отправлен в Оренбург, – продолжил Николай, заговорщицки подмигивая Ардатову, который сидел по его правую руку.

– И куда ты отправляешься, Мишель? – тревожно спросила царица.

– Он едет в Крым, дорогая Шарлотта. Наш милый Мишель почему-то считает, что французы и англичане высадятся именно там и нигде иначе. Я пытался его переубедить в этом, но он упрямо держится за свою идею.