Обманутая

Я не смотрела по сторонам, не желая знать, кто слышал этот разговор. Ведь до сих пор во время моего недолгого пребывания во дворце Четвин я общалась с добрыми людьми. А эта встреча была настолько холодной, что заморозила воспоминания обо всех других.

– Мы можем уйти, – с сочувствием предложила Скарлет.

– Никуда я не пойду. – Я уставилась на первых всадников, приближавшихся к площадке, отказываясь выдавать свое потрясение. – Нам ведь все еще нужно кое-что сделать. И я не могу никуда уйти, пока все не закончится.





Глава 17




Я достаточно хорошо знала правила рыцарских поединков, любимого развлечения Джеймсона. Целью было ударить в щит противника, когда они мчались мимо друг друга, а уж если удавалось выбить его из седла… Были и другие правила относительно скорости лошадей или ударов по шлему, что могло лишить рыцаря заработанных очков с такой же скоростью, с какой он их получал, но на этот счет все были осторожны.

Мне не слишком нравился звук ударов копий по доспехам, и меня все еще преследовало воспоминание о тех троих, что погибли во время турнира, причем один из них – от руки самого Джеймсона. Но вне зависимости от того, что происходило сегодня, я отказывалась уйти.

Я то и дело оглядывалась через плечо. Мне нужно было добраться до Валентины.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил дядя Рид после нескольких схваток, и я кивнула. – Ладно. Вот, возьми. – Он протянул мне свой платок. – Королеве вроде бы жарко.

Наверное, в Изолте такая погода считалась теплой. Я глубоко вдохнула и схватила платок, осторожно сунув в него записку. Я пристально смотрела на Валентину, подходя к ней, надеясь без слов сообщить ей, что это не просто жест вежливости. Но сначала я подошла к ее мужу.

– Ваше величество, – приветствовала я его.

Король Квинтен глянул на меня, соображая, кто это к нему обращается.

Мне было трудно даже просто смотреть на него, видеть, как он наслаждается турниром, притом что так много людей погибло от его руки. Неужели это его не тревожило? Неужели не мешало спать ночами? Я глубоко вдохнула и начала заготовленную речь:

– Мне бы хотелось воспользоваться возможностью и принести извинения за вчерашний вечер. Я нервничала и говорила необдуманно. Я очень сожалею. Позвольте поблагодарить вас за то, что вы пригласили меня и моих родных в ваш дом.

Он с любопытством посмотрел на меня.

– Не такая уж это плохая идея насчет земель, – сказал он, хотя ясно было, что эти слова подобны уксусу на его языке. – Вы вроде бы довольно умная особа, да?

– Я поняла, что сейчас мне лучше помалкивать, ваше величество.

Он протяжно хихикнул:

– В вашем случае ничего лучше не придумать.

Моя кровь начала закипать от его пренебрежения. Раны в моем сердце имели отношение только к нему, и раз уж именно он был их причиной, то мог бы, по крайней, мере проявить немного любезности и закрыть свой грязный рот.

– Но в любом случае я поговорил со своими людьми. Мое имя уже давно вошло в историю Короа. Меня упоминают в книгах Грейт-Перина и Катала. Однако можно и добавить кое-что к этому. – Он жестом отпустил меня.

Я присела в реверансе, думая и чувствуя одновременно слишком многое, а потом повернулась к Валентине:

– Это для вас, ваше величество. Кажется, вам жарко.

Она изящным жестом взяла платок, а я отошла, не добавив ни слова, я боялась даже оглянуться, чтобы увидеть, нашла ли она записку.

– Неплохо проделано, – сказала матушка, когда я вернулась к нашим местам.

– Меня трясет.

– Все будет в порядке, – заверила она меня.

– Дело не только в этом… Квинтен… – Я сглотнула, стараясь успокоить свое сердце. – Я не желаю тратить свою жизнь на ненависть к кому-то, но мне почти нравится, что он это приветствует. Он скорее предпочтет прославиться как злодей, чем остаться в неизвестности.

Матушка обняла меня:

– Если я могу что-то с этим сделать, непременно наступит день, когда тебе и вспоминать его имя не придется. Точка. Никому из нас не придется.

На мгновение я прижалась головой к ее плечу, нежась в ее объятиях. Я должна была верить, что, если Квинтен способен так бессердечно говорить о жертвах собственных преступлений, то должен быть достаточно беспечен для того, чтобы оставить где-нибудь доказательства. И мы должны найти их. Мы их найдем, и люди пойдут за дядей Ридом, и мы сможем все наладить в Изолте.

Турнир продолжался, но мне трудно было следить за тем, что происходило передо мной. Когда толпа аплодировала, я присоединялась. Когда все нервно вздыхали, я следовала общему примеру. Все происходило шумно и быстро, а меня мутило просто оттого, что я старалась сидеть спокойно и смотреть вперед.

Я настолько отвлеклась от поединков, что не заметила всадника, остановившегося прямо перед нами, и порадовалась тому, что сумела не взвизгнуть, когда повернулась и увидела перед своим лицом копье. Всадник замер на месте, и я сообразила, что он ждет от меня знака благосклонности.

– Это не смешно, – пробормотала я, обращаясь к Скарлет.

– Холлис, это же Этан.


Я вгляделась в щель шлема, в которой виднелись его глаза – те самые серовато-голубые, отражавшие каждый камень вокруг. Да, это безусловно был он. А потом я оценила бесконечную доброту, которую он проявлял ко мне, то заявление, которое он делал каждому в окружавшей нас толпе. Мне были рады в его семье; меня приветствовали в Изолте. Норткотты не испытывали неприязни к Короа. Так зачем это делать другим?

Я встала, выдернула платок из рукава и привязала его к копью.

– Спасибо, – тихо произнесла я.

Он лишь слегка наклонил голову и вернулся к краю площадки.

– Ты раньше видела Этана на турнирах? – спросила я Скарлет.

– Много раз.

– Он хорош?

Она наклонила голову набок:

– Мог бы быть и лучше.

– Это утешает, – ответила я, делая большие глаза. – Если он проиграет, это будет выглядеть по-настоящему плохо.

Скарлет наклонилась в сторону площадки:

– Но представь, как все будет великолепно, если он выиграет!

Прошли еще четыре схватки до того, как на край поля выехал Этан. Мой платок был теперь заткнут за его доспехи, кружево и золотая кайма высовывались сбоку у его шеи. Я надеялась, что он хотя бы не позволит сорвать с себя шлем или не сломает руку. Победа была совсем не так важна, как выход из поединка целым и невредимым.

Я прижала руки к сердцу, когда упал флажок, и Этан с его противником помчались навстречу друг другу. Для того, кто обычно бывал таким резким, скакал Этан как будто медленно. Я ощущала отзвук стука лошадиных копыт по земле, а каждый приветственный крик словно вливал в мои уши прохладный мед. Когда копье Этана наконец ударило по щиту противника, это прозвучало для меня как гром в небе. А потом Этан так, словно ему это не стоило никаких усилий, выбил противника из седла, и тот рухнул на землю.

Сняв шлем, Этан вернулся к упавшему, чтобы убедиться, что тот не пострадал. Как только стало ясно, что упавший цел и невредим, трибуны разразились криками, а я подумала, что Этан должен услышать мой вопль сквозь все другие. Наши взгляды встретились, и на лице Этана отразилось крайнее изумление. А я не могла перестать кричать.

Несколько человек вокруг нас хлопали дядю Рида по спине или делали замечания насчет того, как силен Этан. И даже с другой стороны поля все взгляды устремились к Норткоттам. Я не осмеливалась оглянуться, чтобы посмотреть, как воспринимает Квинтен момент нашего торжества. Но даже если он и был в ярости, для меня это не имело значения.

Для Этана день оказался весьма волнующим. Рыцарей становилось все меньше, они выбывали в череде поединков, и каждый раз, когда на площадку снова выезжал Этан, мне хотелось грызть ногти. И у меня перехватывало дыхание, когда он мчался через турнирное поле, решительно держа копье. Он выигрывал схватку за схваткой, продвигаясь к финалу.

– Другой рыцарь злится, – заметила я в один из моментов, обращаясь к Скарлет. – Он так напряженно двигается… Не думаю, что черный цвет доспехов ему поможет.

– Да, это придает сэру Сканлану немножко неприятный вид. Но он всегда был грозным противником. Думаю, он давно уже не проигрывал. Но Этан… Я никогда не видела его таким.

– Ха! Полагаю, он наконец нашел выход своему скрытому гневу.

И слава богу, потому что я уже была сыта им по горло.

– Хм… – только и ответила Скарлет.

Но что-то в ее сдержанной улыбке подсказало мне, что такое времяпрепровождение ей очень нравится: она наблюдает за всеми, но ничего не открывает им.

Я сжала ее руку, когда Этан и сэр Сканлан вышли на позиции, и перестала дышать, когда упал флажок. Рыцари поскакали друг к другу с копьями наготове и одновременно ударили в щиты друг друга. И оба сломали копья и заработали по очку.

Они пошли на второй заход, и у меня в желудке завязался тяжелый узел. Снова сломали копья, и снова счет был равным. Оставался последний заход.

– Думаю, уже целый час прошел. Хочешь теперь уйти? – спросила Скарлет.

– Очень смешно.

Наши взгляды не отрывались от двух всадников, так как теперь все должно решиться. Если честно, в начале дня я просто надеялась, что Этан не переломает руки или ноги, но теперь я знала, что есть люди, которые видят, что у Этана нет страха перед Короа, знала, что есть люди, готовые возложить свои надежды на Норткоттов… и знала, что те три девушки, подходившие ко мне раньше, корчатся на своих местах, видя на доспехах Этана знак моей благосклонности, а потому желала ему победы.

Когда он помчался вперед, я вскочила, не в силах усидеть на месте, мои кулаки сжались, я уже почти охрипла от весьма недамских криков. Копье Этана ударило по щиту сэра Сканлана… а копье сэра Сканлана скользнуло по доспехам Этана, которые от этого ничуть не пострадали.

Зрители разразились приветственными криками, а я обняла Скарлет, плача от радости.

У меня пропал голос от крика, а тело болело от напряжения. Но оно того стоило. Этан победил!





Глава 18




Во второй половине дня матушка, Скарлет, дядя Рид, тетя Джована и я в прекрасном настроении сидели в тени деревьев на краю поля. Перед нами стояли эль и ягоды, и слуги ходили вокруг, подавая ножки какой-то птицы, о какой я никогда не слышала и никогда не пробовала.

Здесь все определенно отличалось от Короа. Воздух казался не таким мягким, а ветер то и дело трепал мои волосы. Я все еще ощущала себя непохожей, и самые простые вещи, например деревья, напоминали мне, что это был не просто еще один турнир. Но люди вокруг меня делали эти различия несущественными, и я заметила, что невольно улыбаюсь.