Новые соседи
Часть 29 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Они? Они хотели идти на тебя посмотреть. Но я им еще два кувшина браги принесла – они и упились.
Девчонка нахмурилась.
– Гад и про меня похвалялся. Визжал, что от славного рода Вутца и семени Черноуха самые удачливые воины будут.
– Ты не хмурься, – подбодрил подругу Ули. – Мы же сбежали? А Черноуха этого я найду. Найду и убью.
Припасов оставалось мало. Идти назад, куда со всех окрестностей топали северяне, было нельзя. Пришлось двигаться вперед.
– Совсем тяжко придется алайнам, – вздохнула Вилея. – Выдюжат?
– Да они северян прихлопнут, как мух! – с уверенностью ответил Ултер. – Там же и Столхед Воительница, и диду Гимтар туда собирался… И Хоар с чернобурочниками, и пайгалы с твоим дедом и отцом. Они их в бараний рог скрутят!
Услышав про Вутца и отца, Вилейка нахмурилась и замолкла. Узенькая тропка петляла меж темных еловых стволов, уводя беглецов из опасных земель северян. С каждым шагом родной Дорчариан становился все дальше и дальше, но Ултер старался об этом не думать. Чтобы не грустить, наследник пытался представить перед глазами карту Арратоя и вспомнить – куда же лежит их путь? Кто живет за землями северян?
Они шли долго и еще не раз ночевали в лесу, крепко прижавшись друг к другу. В чудесной котомке, которую умница Вилея стащила с вражеского пира, нашлось и огниво. Теперь по ночам Ули в ямках и в камнях разводил небольшие костерки, пряча их от чужих глаз, как учил Хоар. Жаль, снедь в котомке кончалась очень быстро. А еще Ултеру сильно не хватало клинка. Он в очередной раз вздохнул, вспомнив красивый отцовский подарок, и в который раз пообещал отобрать клинок у гадкого Черноуха, который обижал Вилею.
Она поведала, что за горами живут дубовичи-толгувы, дядюшка Вутц в молодости добирался и до них. Еще Вилея сказала, что дубовичи – дальние родичи северян, а язык у них один на всех. «Правда, – задумчиво добавила Вилея, – у них вражда, они тоже целыми днями с дикарями воюют». Но Ули неведомые дубовичи-толгувы все равно не понравились – ну их, этих родичей северян. Ултер решил найти убежище подальше от всех: пещерку или охотничий шалаш. Отец с диду обязательно расколошматят северян, и тогда можно будет вернуться. А пока нужно всего лишь переждать.
Замысел Ули – жить вместе в уютной пещерке – Вилее понравился. Она даже перестала грустить и опять повеселела. Стала болтать без умолку, как и прежде, и Ултер стал подумывать, что идея жить вместе не очень-то и верная. Но куда деваться? Они шли по тропе, которая бестолковым щенком металась от горной дороги к речушке и обратно, и поглядывали вокруг. А вдруг заприметят удобную пещерку!
А следующим утром все и случилось. Ночевали, как и прежде, под елью. Мохнатые лапы спускались до самой земли, прячась подо мхом. В убежище было сухо и уютно: ни снега, ни дождя под надежным укрывищем отродясь не было. Поглодав вымоченную в воде сушеную рыбу, усталые путники завалились спать у маленького бездымного костерка.
Проснулись на рассвете от звука чужих голосов. Вдали громко перекрикивались северяне. Затрещали ветви в перелеске неподалеку, и Ули вскинулся. Он сгреб лесную подстилку в кострище, наскоро замел следы ночлега и подхватил котомку. Рядом прижалась к стволу собранная Вилея. Ули прижал палец к губам и показал глазами вверх. Вилейка кивнула, подхватилась и уцепилась за ветки над головой. Ули полез следом.
Они успели подняться совсем невысоко, как внизу послышался гомон дикарей. Беглецы замерли. Сверху виднелась дорога, по которой неторопливо двигался отряд. Десяток на низкорослых лошадках крутился по дальним склонам, прочесывая кустарники. А по перелеску между речушкой и дорогой растянулись следопыты-северяне.
Ули и Вилея затаили дыхание, когда перед их елью показались сразу трое дикарей. Облезлые, с длинными нечесаными патлами и разрисованными лицами. Покрутив головами, они двинулись дальше и скрылись среди деревьев. Ули тихонько выдохнул и ослабил хватку: за ветку он держался так, что побелели пальцы.
– Ой!.. – чуть слышно пискнула Вилейка рядом.
Ули перевел глаза: подруга смотрела вниз. Мальчик глянул следом и увидел там, где они ночевали, северянина. Задрав лицо и выставив вверх тонкий длинный нос, тот с улыбочкой разглядывал перепуганных ребят, щеря гнилые зубы. Он поманил пальцем Ултера и открыл рот для крика.
Юный дорча оттолкнулся и спрыгнул, метя подбитыми железом каблуками в гадкую рожу преследователя. Тот не успел убраться, и под ногами Ули хрустнуло. Мальчик покатился по хвое, больно ударившись плечом о еловый корень. Вскочил. Прихрамывая, подбежал к врагу. Оглушенный северянин скреб по земле пальцами, голова остроносого тряслась. Ули выхватил вражеский кинжал с пояса и всадил в шею по самую рукоять. Выдернул и ударил еще дважды. Противник захрипел. Вдали вскрикнули, отозвались, загомонили чужие встревоженные голоса.
Ули не мог оторвать глаз от исходящего кровью северянина. Вилея схватила наследника за руку и потащила прочь. Упругая ветвь хлестнула мальчика по лицу, и он тотчас пришел в себя. Перехватил нож поудобнее и помчался рядом с подругой.
Они выбежали на каменистый берег речушки и завертели головами.
– Туда! – махнула рукой Вилея.
С берега в реку упало подмытое весенними разливами тонкое дерево. Верхушкой оно рухнуло на небольшую каменистую отмель посреди потока и застряло, а корни так и остались на берегу. За отмелью виднелась цепь торчащих из воды крупных валунов.
«По ним на тот берег и переберемся!»
За спиной в перелеске взвыли. Раздался яростный крик. Ули кивнул, и они припустили к деревцу. Не останавливаясь, Вилея вспрыгнула на мокрый ствол и ловко перебежала над пенящимся потоком. «Лепи и скользи» – пайгальскую науку за зиму Ули выучил накрепко. Он остановился, глубоко вдохнул, слепил внутри шар равновесия и поскользил по влажному деревцу. По привычке он раскинул руки, не смотрел под ноги, а глядел только в глаза Вилеи, которая, как и всегда, поджидала его на той стороне.
Только он спрыгнул на отмель, как на берегу показались северяне. Увидев беглецов, они взвыли и затрясли мечами. Подбежали к урезу воды и застыли. Холодный яростный горный поток бушевал под ногами. Сквозь ветви перелеска продрался высокий северянин, одетый на иной манер, чем остальные дикари: в меховую безрукавку, темные штаны и длинную кольчугу до колен. Он рыкнул и ткнул мечом в дерево на краю. Северяне загомонили и бросились к переправе.
Самый быстрый и безрассудный смельчак, первым ринувшийся в погоню, со всего маху рухнул в поток, и его закрутило и понесло течением. Воины следом оказались умней. Уцепившись руками и ногами за тонкий стволик, они поползли по нему, как гусеницы, перехватываясь и подтягиваясь.
Ули и Вилея подбежали к дальнему краю отмели и застыли: до ближайшего валуна, торчащего из воды, не достать: слишком далеко. Стремительный поток вырыл вокруг камня глубокую промоину и крутился губительными водоворотами. Дальше хода нет. Ултер сжал клинок и повернулся лицом к врагам.
– Плохо, – сказал Плохой. – Плохо, плохо!
Плохой пнул груду ветхих корзин, и они разлетелись сухими прутьями. Воин продолжил зло ругаться на алайнском. Его соплеменники разбежались по округе.
Тарх так и не запомнил имени Плохого. А и запомнил бы, так не смог бы выговорить – уж больно труден для него алайнский. На его счастье, Плохой кое-как говорил на дорча. Слова выходили кособокими, корявыми, но понять можно. И только одно слово на дорча у него выходило как надо, ладным и чистым. Это словечко-то он и повторял, как присловье, целыми днями.
– Плохо! – Алайн сплюнул под ноги и продолжил лаяться на родном языке.
Вот Тарх и прозвал воина по-простому, Плохой. Копон с Плаком уставились на Тарха, а тот в ответ незаметно пожал плечами: родной речи Плохого он не разумел.
Переглядывания заметили.
– Плохо, плохо, – качая головой, процедил алайн. – Северяне… тут жили. Теперь ушли.
Тарх быстро перевел на имперский.
– Деревушка здесь у северян… была, – сплюнул алайн. – Ушли… Куда?
– Может, это те, которых мы на дороге положили? – почесал нос Тарх.
– Так, – кивнул Плохой. – Так. Они. Только половина! Где другие?
Недовольно мотая головой, Плохой отошел, подзывая воинов.
– Чего он? – опасливо пробасил Плак. От алайнов он не ждал ничего хорошего.
– Дела… – вздохнул Тарх.
Только все успокоилось, как опять неладно. Враг моего врага… Только из-за этого алайны не напали тотчас, при первом знакомстве. Кабы алайны воочию не увидели, как вчерашние рабы потрошат тела только что поверженных северян – и разговаривать не стали – заговорило железо. А может, гордых хозяев удержало, что изрядно потрепанный отряд легкой добычей не стал бы. По взмаху Черепа пращники оттянулись выше на склоны, пополняя на ходу запасы камней.
Плохой недоверчиво выслушал сбивчивый рассказ Тарха, разглядывая потрепанное захудалое воинство. Не слезая с коня, плюнул Быку под ноги. Имя дана Дорчариан и танаса пропустил мимо ушей, словно не услышал. Плохой процедил сквозь зубы, что не пустит рабов на земли алайнов. Бывших рабов не бывает! Тарх унял забурлившую в жилах кровь и припомнил уловки Гимтара.
«А на земли проклятых дикарей проведешь? Бить ухорезов?» – и Тарх качнул головой в сторону мертвых тел.
Плохой задумался. Отъехал к своим, переговорил.
– На северян вместе идем, так. Меня слушать. Еды дам мало. Послал к Деве Алайны. Будет, как Столхед скажет. Так?
Тарх не сразу понял речь Плохого. Покумекав, склонил голову:
– Так.
И вот теперь они на земле северян, а дикарей и след простыл. Плохой злился – воин хотел позвенеть железом, поквитаться с ухорезами, раздобыть припасов. Тарх огляделся кругом: землянки, покрытые корой, редкие кострища. Какие припасы у этого отребья? Люди Черепа разбрелись по деревушке, занимая покинутые берлоги и готовясь к ночлегу.
А под вечер от Столхед наконец пришла весточка. Да какая! Весточка заняла несколько подвод. Помятые, сонные беглецы вылазили из занятых нор, присматривались. Копон с Плаком поспешили к Тарху, и вместе они двинулись к алайнам.
Плохой, закончив разговор с посыльным, повернулся. Колючий взгляд исчез, но прежняя надменность никуда не делась.
– Так. Воительницы приказ… принять гостей. В Алайне танас Дорчариан и войско дорча. – Плохой с трудом подбирал слова. – Припасы, одежа для твоих. Утром по Охранной тропе идти… к мосту.
– К Алайне, значит, – кивнул довольный Тарх.
Весть о прибытии Гимтара обрадовала воина, а повеселевшие беглецы разбирали меховую горскую одежу. Кашевары побежали к реке, гремя котлами.
«Раз умнейший человек прибыл – все будет ладно!»
Тарх улыбался, разглядывая суету вокруг. Бык гордился: он исполнил приказ Рокона, уберег рабов и увел их из-под носа имперцев. Три дня пути вдоль пограничного ущелья – и они на месте.
Плохой разглядывал улыбающегося здоровяка. Окинул тяжелым взглядом оставленную деревню. Плохо! Дорча рано радуется. Старые враги ушли неспроста. То наскакивали всю зиму, как бешеные, что ни день. А теперь тишина. Неспроста это, ой неспроста. Плохо!
Наутро сводный отряд растянулся по Охранной тропе алайнов. Воины Коски Копона, сытые, выспавшиеся, одетые в горские бурки и теплые штаны, раскраснелись на легком морозце, крутили головами и с опаской поглядывали на пропасть в десятке шагов, вдоль которой тянулась извилистая горная дорога.
– За этим ущельем – земли северян. – Тарх знакомил Копона и Плака с горскими раскладами. – Здесь, на севере, оканчиваются земли Дорчариан. Дикари не знают покоя, воруют у алайнов девок, овец. Уши режут воинам. – Плак заворчал, вспоминая недавний бой с ухорезами.
– Как перелазят-то? – Плак подошел к краю и заглянул в бездонное ущелье.
– Увидишь. Это здесь широко, а бывают узости – мостки перекинуть можно… У алайнов там с древних времен башни стоят и посты. Правда, многие башни разрушились, когда давным-давно горы тряслись. Есть и каменный мост, в дне пути от Алайны. Ветряной мост… Узкий, без парапета… Страх один – по нему и осел с поклажей не пройдет. Вот по этой переправе алайны в ответные походы на врагов ходят, и дикари, когда замиряются по осени, спускаются в долину на ярмарку.
Рассказ Тарха прервали крики. Тропа вывернула из-за отрога скалы. Широкое ущелье в этом месте упрямые скалы стиснули гранитными боками. Охранная тропа проходила мимо руин некогда высокой грозной башни. В стародавние времена землетрясение разломило ее, и мощное возвышение торчало в небо обломанным клыком. Руины кое-как подлатали, устроив наверху деревянное перекрытие и навес. За башней виднелась еще одна дорога, отходящая от Охранной тропы вглубь гор. Путь вел к одному из алайнских сел.
Тарх разглядел три темных стежка, протянувшиеся от края до края, словно кто-то темной шерстяной нитью попытался стянуть края ущелья. По стежкам ползли черные муравьи. Это отряд северян пробирался по мосткам из тонких бревен. У стены башни отчаянно сражался десяток алайнов. Воины-горцы, завидев сечу и погибающих соплеменников, прижались к шеям лошадей и пустили скакунов вскачь. Плак с Тархом переглянулись и погнали своих вперед.
– Куда? Куда помчали? – раздалось за спиной. – Бакланы глуподырые…
Коска Копон одернул пращников, метнувшихся следом за «рудничными». Он погнал «колодезных» к плоскому уступу на возвышении над тропой. Верный привычке, опытный пращник везде искал местечко повыше. Всадников увидели. На той стороне раздался многоголосый волчий вой, и дикари на переправе зашустрили. Выскакивая на тропу, они размахивали длинными мечами и мчались навстречу новым противникам. Защитники башни, увидев нечаянную подмогу, воодушевились.
Всадники на коротконогих гривастых лошадках смели первых северян и спрыгнули, отгоняя скакунов подальше от боя и вытаскивая мечи. За их спинами по Охранной тропе поспешали «рудничные» с Плаком во главе. Здоровяк вытащил тесак, прижал щит и сопел, разглядывая голых ухорезов впереди. Тарх замыкал воинство, поглядывая на Плохого с воинами – те умело перемкнули тропу, встав плечом к плечу, и откидывали набегающих дикарей – с выпученными глазами и пеной на губах. Шаг за шагом алайны выдавливали северян с тропы и продвигались к башне.
Плак, завидев впереди россыпь больших валунов, загнал своих наверх. Размахнувшись, «рудничные» метнули дротики во врагов, и бездоспешные дикари рухнули под ноги людей Плохого.
– А-а-лайя – анн! А-а-лайя-анн! – раздался пронзительный боевой клич горцев.
Нетерпеливые дикари на той стороне ответили грозным волчьим воем: если бы все северяне вдруг разом оказались здесь, на Охранной тропе – сводному отряду и защитникам крепости несдобровать. Уж больно много ухорезов скопилось за ущельем. Вот только три хлипких мосточка пропускали не так много воинов, как того хотелось дикарям.
Хлоп! – чуть слышно раздалось в вышине, и один из северян рухнул с моста. Хлоп-хлоп! – и еще двое, воя и роняя мечи, сверзились в пропасть.
– Куда, бакланьё? – заорал Копон. – По толпе работайте, по толпе!
Тарх ухмыльнулся, любуясь, как Череп на краю уступа бьет дикарей на переправе. Как утей по весне – ни укрыться, ни спрятаться. Вот рухнул еще один и еще… Ухорезы заметались. Кто-то решил обмануть пращника и кинулся вперед, но поскользнулся и упал, лязгнув подбородком. Следующий воин тоже не удержался, а за ним и другой. Повалившись разом, они раскачали ненадежную преграду. Настил перевернулся, стряхнув воющих дикарей. Мостик из бревен подпрыгнул, соскользнул и рухнул в пропасть следом за северянами.
А с уступа поднялась туча камней. Пращами в горах отродясь не пользовались, многие о них и слыхом не слыхивали. Даже луки – и те были лишь у охотников. Не жаловали горцы такое оружие, не прижилось оно здесь. Вот дротики – это да, это знакомо… Словно подслушав мысли Тарха, «рудничные» швырнули еще острых гостинцев, и Плохой с алайнскими воинами продвинулись на пару шагов.
А что творилось на той стороне ущелья! Ни один камень «колодезных» не улетел мимо, так тесно оборванцы в драных шкурах стояли друг подле друга. Хлопали пращи, метатели азартно вопили, камни разбивали плоть. Северяне засуетились, стараясь скорей убраться из-под смертоносного града. Вот только тропа, уводящая прочь от ущелья, не могла принять всех разом. Многие от поднявшейся толкучки падали в пропасть. Уступ оказался ловушкой.
Девчонка нахмурилась.
– Гад и про меня похвалялся. Визжал, что от славного рода Вутца и семени Черноуха самые удачливые воины будут.
– Ты не хмурься, – подбодрил подругу Ули. – Мы же сбежали? А Черноуха этого я найду. Найду и убью.
Припасов оставалось мало. Идти назад, куда со всех окрестностей топали северяне, было нельзя. Пришлось двигаться вперед.
– Совсем тяжко придется алайнам, – вздохнула Вилея. – Выдюжат?
– Да они северян прихлопнут, как мух! – с уверенностью ответил Ултер. – Там же и Столхед Воительница, и диду Гимтар туда собирался… И Хоар с чернобурочниками, и пайгалы с твоим дедом и отцом. Они их в бараний рог скрутят!
Услышав про Вутца и отца, Вилейка нахмурилась и замолкла. Узенькая тропка петляла меж темных еловых стволов, уводя беглецов из опасных земель северян. С каждым шагом родной Дорчариан становился все дальше и дальше, но Ултер старался об этом не думать. Чтобы не грустить, наследник пытался представить перед глазами карту Арратоя и вспомнить – куда же лежит их путь? Кто живет за землями северян?
Они шли долго и еще не раз ночевали в лесу, крепко прижавшись друг к другу. В чудесной котомке, которую умница Вилея стащила с вражеского пира, нашлось и огниво. Теперь по ночам Ули в ямках и в камнях разводил небольшие костерки, пряча их от чужих глаз, как учил Хоар. Жаль, снедь в котомке кончалась очень быстро. А еще Ултеру сильно не хватало клинка. Он в очередной раз вздохнул, вспомнив красивый отцовский подарок, и в который раз пообещал отобрать клинок у гадкого Черноуха, который обижал Вилею.
Она поведала, что за горами живут дубовичи-толгувы, дядюшка Вутц в молодости добирался и до них. Еще Вилея сказала, что дубовичи – дальние родичи северян, а язык у них один на всех. «Правда, – задумчиво добавила Вилея, – у них вражда, они тоже целыми днями с дикарями воюют». Но Ули неведомые дубовичи-толгувы все равно не понравились – ну их, этих родичей северян. Ултер решил найти убежище подальше от всех: пещерку или охотничий шалаш. Отец с диду обязательно расколошматят северян, и тогда можно будет вернуться. А пока нужно всего лишь переждать.
Замысел Ули – жить вместе в уютной пещерке – Вилее понравился. Она даже перестала грустить и опять повеселела. Стала болтать без умолку, как и прежде, и Ултер стал подумывать, что идея жить вместе не очень-то и верная. Но куда деваться? Они шли по тропе, которая бестолковым щенком металась от горной дороги к речушке и обратно, и поглядывали вокруг. А вдруг заприметят удобную пещерку!
А следующим утром все и случилось. Ночевали, как и прежде, под елью. Мохнатые лапы спускались до самой земли, прячась подо мхом. В убежище было сухо и уютно: ни снега, ни дождя под надежным укрывищем отродясь не было. Поглодав вымоченную в воде сушеную рыбу, усталые путники завалились спать у маленького бездымного костерка.
Проснулись на рассвете от звука чужих голосов. Вдали громко перекрикивались северяне. Затрещали ветви в перелеске неподалеку, и Ули вскинулся. Он сгреб лесную подстилку в кострище, наскоро замел следы ночлега и подхватил котомку. Рядом прижалась к стволу собранная Вилея. Ули прижал палец к губам и показал глазами вверх. Вилейка кивнула, подхватилась и уцепилась за ветки над головой. Ули полез следом.
Они успели подняться совсем невысоко, как внизу послышался гомон дикарей. Беглецы замерли. Сверху виднелась дорога, по которой неторопливо двигался отряд. Десяток на низкорослых лошадках крутился по дальним склонам, прочесывая кустарники. А по перелеску между речушкой и дорогой растянулись следопыты-северяне.
Ули и Вилея затаили дыхание, когда перед их елью показались сразу трое дикарей. Облезлые, с длинными нечесаными патлами и разрисованными лицами. Покрутив головами, они двинулись дальше и скрылись среди деревьев. Ули тихонько выдохнул и ослабил хватку: за ветку он держался так, что побелели пальцы.
– Ой!.. – чуть слышно пискнула Вилейка рядом.
Ули перевел глаза: подруга смотрела вниз. Мальчик глянул следом и увидел там, где они ночевали, северянина. Задрав лицо и выставив вверх тонкий длинный нос, тот с улыбочкой разглядывал перепуганных ребят, щеря гнилые зубы. Он поманил пальцем Ултера и открыл рот для крика.
Юный дорча оттолкнулся и спрыгнул, метя подбитыми железом каблуками в гадкую рожу преследователя. Тот не успел убраться, и под ногами Ули хрустнуло. Мальчик покатился по хвое, больно ударившись плечом о еловый корень. Вскочил. Прихрамывая, подбежал к врагу. Оглушенный северянин скреб по земле пальцами, голова остроносого тряслась. Ули выхватил вражеский кинжал с пояса и всадил в шею по самую рукоять. Выдернул и ударил еще дважды. Противник захрипел. Вдали вскрикнули, отозвались, загомонили чужие встревоженные голоса.
Ули не мог оторвать глаз от исходящего кровью северянина. Вилея схватила наследника за руку и потащила прочь. Упругая ветвь хлестнула мальчика по лицу, и он тотчас пришел в себя. Перехватил нож поудобнее и помчался рядом с подругой.
Они выбежали на каменистый берег речушки и завертели головами.
– Туда! – махнула рукой Вилея.
С берега в реку упало подмытое весенними разливами тонкое дерево. Верхушкой оно рухнуло на небольшую каменистую отмель посреди потока и застряло, а корни так и остались на берегу. За отмелью виднелась цепь торчащих из воды крупных валунов.
«По ним на тот берег и переберемся!»
За спиной в перелеске взвыли. Раздался яростный крик. Ули кивнул, и они припустили к деревцу. Не останавливаясь, Вилея вспрыгнула на мокрый ствол и ловко перебежала над пенящимся потоком. «Лепи и скользи» – пайгальскую науку за зиму Ули выучил накрепко. Он остановился, глубоко вдохнул, слепил внутри шар равновесия и поскользил по влажному деревцу. По привычке он раскинул руки, не смотрел под ноги, а глядел только в глаза Вилеи, которая, как и всегда, поджидала его на той стороне.
Только он спрыгнул на отмель, как на берегу показались северяне. Увидев беглецов, они взвыли и затрясли мечами. Подбежали к урезу воды и застыли. Холодный яростный горный поток бушевал под ногами. Сквозь ветви перелеска продрался высокий северянин, одетый на иной манер, чем остальные дикари: в меховую безрукавку, темные штаны и длинную кольчугу до колен. Он рыкнул и ткнул мечом в дерево на краю. Северяне загомонили и бросились к переправе.
Самый быстрый и безрассудный смельчак, первым ринувшийся в погоню, со всего маху рухнул в поток, и его закрутило и понесло течением. Воины следом оказались умней. Уцепившись руками и ногами за тонкий стволик, они поползли по нему, как гусеницы, перехватываясь и подтягиваясь.
Ули и Вилея подбежали к дальнему краю отмели и застыли: до ближайшего валуна, торчащего из воды, не достать: слишком далеко. Стремительный поток вырыл вокруг камня глубокую промоину и крутился губительными водоворотами. Дальше хода нет. Ултер сжал клинок и повернулся лицом к врагам.
– Плохо, – сказал Плохой. – Плохо, плохо!
Плохой пнул груду ветхих корзин, и они разлетелись сухими прутьями. Воин продолжил зло ругаться на алайнском. Его соплеменники разбежались по округе.
Тарх так и не запомнил имени Плохого. А и запомнил бы, так не смог бы выговорить – уж больно труден для него алайнский. На его счастье, Плохой кое-как говорил на дорча. Слова выходили кособокими, корявыми, но понять можно. И только одно слово на дорча у него выходило как надо, ладным и чистым. Это словечко-то он и повторял, как присловье, целыми днями.
– Плохо! – Алайн сплюнул под ноги и продолжил лаяться на родном языке.
Вот Тарх и прозвал воина по-простому, Плохой. Копон с Плаком уставились на Тарха, а тот в ответ незаметно пожал плечами: родной речи Плохого он не разумел.
Переглядывания заметили.
– Плохо, плохо, – качая головой, процедил алайн. – Северяне… тут жили. Теперь ушли.
Тарх быстро перевел на имперский.
– Деревушка здесь у северян… была, – сплюнул алайн. – Ушли… Куда?
– Может, это те, которых мы на дороге положили? – почесал нос Тарх.
– Так, – кивнул Плохой. – Так. Они. Только половина! Где другие?
Недовольно мотая головой, Плохой отошел, подзывая воинов.
– Чего он? – опасливо пробасил Плак. От алайнов он не ждал ничего хорошего.
– Дела… – вздохнул Тарх.
Только все успокоилось, как опять неладно. Враг моего врага… Только из-за этого алайны не напали тотчас, при первом знакомстве. Кабы алайны воочию не увидели, как вчерашние рабы потрошат тела только что поверженных северян – и разговаривать не стали – заговорило железо. А может, гордых хозяев удержало, что изрядно потрепанный отряд легкой добычей не стал бы. По взмаху Черепа пращники оттянулись выше на склоны, пополняя на ходу запасы камней.
Плохой недоверчиво выслушал сбивчивый рассказ Тарха, разглядывая потрепанное захудалое воинство. Не слезая с коня, плюнул Быку под ноги. Имя дана Дорчариан и танаса пропустил мимо ушей, словно не услышал. Плохой процедил сквозь зубы, что не пустит рабов на земли алайнов. Бывших рабов не бывает! Тарх унял забурлившую в жилах кровь и припомнил уловки Гимтара.
«А на земли проклятых дикарей проведешь? Бить ухорезов?» – и Тарх качнул головой в сторону мертвых тел.
Плохой задумался. Отъехал к своим, переговорил.
– На северян вместе идем, так. Меня слушать. Еды дам мало. Послал к Деве Алайны. Будет, как Столхед скажет. Так?
Тарх не сразу понял речь Плохого. Покумекав, склонил голову:
– Так.
И вот теперь они на земле северян, а дикарей и след простыл. Плохой злился – воин хотел позвенеть железом, поквитаться с ухорезами, раздобыть припасов. Тарх огляделся кругом: землянки, покрытые корой, редкие кострища. Какие припасы у этого отребья? Люди Черепа разбрелись по деревушке, занимая покинутые берлоги и готовясь к ночлегу.
А под вечер от Столхед наконец пришла весточка. Да какая! Весточка заняла несколько подвод. Помятые, сонные беглецы вылазили из занятых нор, присматривались. Копон с Плаком поспешили к Тарху, и вместе они двинулись к алайнам.
Плохой, закончив разговор с посыльным, повернулся. Колючий взгляд исчез, но прежняя надменность никуда не делась.
– Так. Воительницы приказ… принять гостей. В Алайне танас Дорчариан и войско дорча. – Плохой с трудом подбирал слова. – Припасы, одежа для твоих. Утром по Охранной тропе идти… к мосту.
– К Алайне, значит, – кивнул довольный Тарх.
Весть о прибытии Гимтара обрадовала воина, а повеселевшие беглецы разбирали меховую горскую одежу. Кашевары побежали к реке, гремя котлами.
«Раз умнейший человек прибыл – все будет ладно!»
Тарх улыбался, разглядывая суету вокруг. Бык гордился: он исполнил приказ Рокона, уберег рабов и увел их из-под носа имперцев. Три дня пути вдоль пограничного ущелья – и они на месте.
Плохой разглядывал улыбающегося здоровяка. Окинул тяжелым взглядом оставленную деревню. Плохо! Дорча рано радуется. Старые враги ушли неспроста. То наскакивали всю зиму, как бешеные, что ни день. А теперь тишина. Неспроста это, ой неспроста. Плохо!
Наутро сводный отряд растянулся по Охранной тропе алайнов. Воины Коски Копона, сытые, выспавшиеся, одетые в горские бурки и теплые штаны, раскраснелись на легком морозце, крутили головами и с опаской поглядывали на пропасть в десятке шагов, вдоль которой тянулась извилистая горная дорога.
– За этим ущельем – земли северян. – Тарх знакомил Копона и Плака с горскими раскладами. – Здесь, на севере, оканчиваются земли Дорчариан. Дикари не знают покоя, воруют у алайнов девок, овец. Уши режут воинам. – Плак заворчал, вспоминая недавний бой с ухорезами.
– Как перелазят-то? – Плак подошел к краю и заглянул в бездонное ущелье.
– Увидишь. Это здесь широко, а бывают узости – мостки перекинуть можно… У алайнов там с древних времен башни стоят и посты. Правда, многие башни разрушились, когда давным-давно горы тряслись. Есть и каменный мост, в дне пути от Алайны. Ветряной мост… Узкий, без парапета… Страх один – по нему и осел с поклажей не пройдет. Вот по этой переправе алайны в ответные походы на врагов ходят, и дикари, когда замиряются по осени, спускаются в долину на ярмарку.
Рассказ Тарха прервали крики. Тропа вывернула из-за отрога скалы. Широкое ущелье в этом месте упрямые скалы стиснули гранитными боками. Охранная тропа проходила мимо руин некогда высокой грозной башни. В стародавние времена землетрясение разломило ее, и мощное возвышение торчало в небо обломанным клыком. Руины кое-как подлатали, устроив наверху деревянное перекрытие и навес. За башней виднелась еще одна дорога, отходящая от Охранной тропы вглубь гор. Путь вел к одному из алайнских сел.
Тарх разглядел три темных стежка, протянувшиеся от края до края, словно кто-то темной шерстяной нитью попытался стянуть края ущелья. По стежкам ползли черные муравьи. Это отряд северян пробирался по мосткам из тонких бревен. У стены башни отчаянно сражался десяток алайнов. Воины-горцы, завидев сечу и погибающих соплеменников, прижались к шеям лошадей и пустили скакунов вскачь. Плак с Тархом переглянулись и погнали своих вперед.
– Куда? Куда помчали? – раздалось за спиной. – Бакланы глуподырые…
Коска Копон одернул пращников, метнувшихся следом за «рудничными». Он погнал «колодезных» к плоскому уступу на возвышении над тропой. Верный привычке, опытный пращник везде искал местечко повыше. Всадников увидели. На той стороне раздался многоголосый волчий вой, и дикари на переправе зашустрили. Выскакивая на тропу, они размахивали длинными мечами и мчались навстречу новым противникам. Защитники башни, увидев нечаянную подмогу, воодушевились.
Всадники на коротконогих гривастых лошадках смели первых северян и спрыгнули, отгоняя скакунов подальше от боя и вытаскивая мечи. За их спинами по Охранной тропе поспешали «рудничные» с Плаком во главе. Здоровяк вытащил тесак, прижал щит и сопел, разглядывая голых ухорезов впереди. Тарх замыкал воинство, поглядывая на Плохого с воинами – те умело перемкнули тропу, встав плечом к плечу, и откидывали набегающих дикарей – с выпученными глазами и пеной на губах. Шаг за шагом алайны выдавливали северян с тропы и продвигались к башне.
Плак, завидев впереди россыпь больших валунов, загнал своих наверх. Размахнувшись, «рудничные» метнули дротики во врагов, и бездоспешные дикари рухнули под ноги людей Плохого.
– А-а-лайя – анн! А-а-лайя-анн! – раздался пронзительный боевой клич горцев.
Нетерпеливые дикари на той стороне ответили грозным волчьим воем: если бы все северяне вдруг разом оказались здесь, на Охранной тропе – сводному отряду и защитникам крепости несдобровать. Уж больно много ухорезов скопилось за ущельем. Вот только три хлипких мосточка пропускали не так много воинов, как того хотелось дикарям.
Хлоп! – чуть слышно раздалось в вышине, и один из северян рухнул с моста. Хлоп-хлоп! – и еще двое, воя и роняя мечи, сверзились в пропасть.
– Куда, бакланьё? – заорал Копон. – По толпе работайте, по толпе!
Тарх ухмыльнулся, любуясь, как Череп на краю уступа бьет дикарей на переправе. Как утей по весне – ни укрыться, ни спрятаться. Вот рухнул еще один и еще… Ухорезы заметались. Кто-то решил обмануть пращника и кинулся вперед, но поскользнулся и упал, лязгнув подбородком. Следующий воин тоже не удержался, а за ним и другой. Повалившись разом, они раскачали ненадежную преграду. Настил перевернулся, стряхнув воющих дикарей. Мостик из бревен подпрыгнул, соскользнул и рухнул в пропасть следом за северянами.
А с уступа поднялась туча камней. Пращами в горах отродясь не пользовались, многие о них и слыхом не слыхивали. Даже луки – и те были лишь у охотников. Не жаловали горцы такое оружие, не прижилось оно здесь. Вот дротики – это да, это знакомо… Словно подслушав мысли Тарха, «рудничные» швырнули еще острых гостинцев, и Плохой с алайнскими воинами продвинулись на пару шагов.
А что творилось на той стороне ущелья! Ни один камень «колодезных» не улетел мимо, так тесно оборванцы в драных шкурах стояли друг подле друга. Хлопали пращи, метатели азартно вопили, камни разбивали плоть. Северяне засуетились, стараясь скорей убраться из-под смертоносного града. Вот только тропа, уводящая прочь от ущелья, не могла принять всех разом. Многие от поднявшейся толкучки падали в пропасть. Уступ оказался ловушкой.