Норвуд

Потом, заперев дверь и заставив проход столом, мы поднялись на второй этаж.

Комнат обнаружилось несколько, но, где скрывались женщины, догадаться оказалось нетрудно – дверь в их убежище практически выломали, и держалась она исключительно на честном слове.

– Опасности больше нет, – негромко произнес господин Глен, чтобы предупредить о нашем появлении. – Порождения зла мертвы…

Скрип дерева возвестил об отодвигаемой мебели, и через мгновение сильно поврежденная дверь открылась. В коридор боязливо выглянула женщина лет сорока – я не знал, как ее зовут, но, конечно, много раз видел в городе.

– Господин интерфектор! – В голосе спасенной смешались радость и боль. – Мой муж и дети… Их… Их больше нет?

Бернард Глен ничего не ответил. Да и что тут скажешь?

– Что происходит, господин интерфектор? – Женщина смотрела твердо, но ее губы подрагивали.

– Мы не знаем. – Мой товарищ был честен. – Но пытаемся выяснить. И если вы поведаете, что случилось, это может помочь…

– Давайте спустимся вниз, и я все расскажу…

– Не стоит, – удивительно мягко возразил мастер Фонтен. – Не стоит никуда идти, госпожа Таусинг… Лучше поговорим здесь.

Когда мой бывший наставник назвал фамилию женщины, я вспомнил, что господин Таусинг, ее муж, валявшийся сейчас на первом этаже, был одним из мастеров в гильдии ткачей. Он иногда встречался с бургомистром в ратуше. Не понимаю, почему я не узнал его сразу, хотя видел достаточно часто. Наверное, дело в том, что оживший покойник с пустым взглядом и окровавленным ртом никак не вязался с солидным мужчиной в дорогих одеждах, каким господин Таусинг был при жизни.

Хозяйка дома жестом пригласила нас пройти в комнату, которая, похоже, являлась спальней милой русоволосой девушки, сидевшей сейчас на кровати, поджав ноги. Ее звали красивым именем Жатэнэ, и она иногда бывала в ратуше вместе с отцом. У нее большие глаза и ямочки на щеках, когда улыбается. Мы даже болтали несколько раз, пока никто не видел…

Сейчас девушка затравленно глядела на нас исподлобья и молчала.

В другое время появление чужаков в спальне юной особы, во-первых, поставило бы крест на ее репутации, а во-вторых, стало бы поводом для многодневных обсуждений. Благопристойные барышни радостно разнесли бы такую интересную весть по всему городку… Но не теперь. Теперь многие из них несли с собой не новости и сплетни, а смерть.

– Все произошло, когда стемнело… – начала рассказ госпожа Таусинг, нервно выкручивая пальцы. – Даже не знаю, ничего необычного и не было! После вечерней трапезы дочь ушла наверх, ей нездоровилось…

Девушка несколько раз быстро кивнула, подтверждая слова матери.

– Мы же остались внизу… Муж, дети и я. – Женщина прикрыла глаза. – Через какое-то время в дверь громко постучали и потребовали открыть. Голос вроде бы незнакомый, но вы же видели, какая у нас толстенная дверь. Через нее трудно вообще что-то разобрать!

– На улицах уже были слышны крики, – тихонько сказала Жатэнэ, когда ее мать на мгновение замолчала. – Я собиралась спуститься и узнать у отца, что происходит, но не успела…

– Муж открыл дверь. – Рассказ продолжился. – Я стояла позади него. Дальше… В дверь просунулась черная рука и просто свернула мужу голову. Как цыпленку.

Женщине не хватало воздуха.

– Черная рука? – переспросил господин Глен. – Что вы имеете в виду?

– Черный рукав, черная перчатка, – с некоторым недоумением ответила хозяйка дома и продолжила: – Когда муж упал, я просто оцепенела. Ноги будто приросли к полу… А мальчики бросились к отцу, пытались как-то помочь. Но уже через несколько мгновений он зашевелился…

Женщина не выдержала и разрыдалась.

Ну, что было дальше, в общем-то, понятно и так. Господин Таусинг обернулся мертвяком, погрыз детей, а жена с дочерью успели спрятаться в комнате.

Господин Глен не хотел терзать бедную женщину, однако спросил:

– Тот, кто убил вашего мужа, как все-таки он выглядел? Можете вспомнить хоть что-то? Какие-то приметы, рост, например.

– Нет. – Хозяйка дома замотала головой. – Ничего больше не скажу, только черная одежда…

– Я видела его в окно, – вдруг заговорила девушка. – Никаких особых примет у него нет – обычный мужчина.

Значит, это точно не мог быть упырь Блэлок, не заметить его рост невозможно. Да и одет он был по-другому и вряд ли стал бы переодеваться, прежде чем отправиться к особняку бургомистра. Получается, помимо мертвяков, вампира и, возможно, Опаленной в городе есть и какие-то другие темные сущности.

– А что это за монета, не знаете? – Интерфектор протянул на раскрытой ладони один из желтых кругляшей.

– Муж показывал мне ее, – сразу ответила женщина. – Необычная, раньше ни он, ни я таких не видели… Город рассчитался за ткань, поставленную гильдией, этими монетами, и одна досталась нам.

– Давно это было? – прищурился господин Глен.

– Не помню, может быть, несколько дней назад… Пять-семь, точно не скажу.

– Не меньше семи. – Жатэнэ вновь приняла участие в разговоре. – Отец показывал монету не меньше семи дней назад.

Интерфектор задавал еще вопросы, но в основном те же самые, просто другими словами. Зачем это делать, я не знал – ведь главное уже и так сказано. Однако ему, наверное, виднее, а самому лезть с расспросами было как-то неуместно.

– Фонтен, от имени города оплату производит только бургомистр? – теперь Бернард Глен принялся за моего бывшего наставника.

– Обычно да… Господин интерфектор. – Последние слова были произнесены с едва заметной усмешкой. – Особенно если речь идет о золоте. Серебром иногда доверяли рассчитываться и мне.


– Ты видел эти монеты у управителя?

– Я видел золотые монеты, – спокойно ответил мастер Фонтен. – И семь дней, и год, и даже пять лет назад. Но какие они были, не знаю. В руки мне их никто не давал.

Неудивительно! Жалованье писаря, пусть даже писаря-мастера, не так велико, чтобы выдавать его золотом. Основной металл, звенящий в наших кошельках, – медь. Ну и немного серебра – обычного, конечно, не черного.

– Неужели ты думаешь, интерфектор, – сказано это было шепотом и на сей раз без слова «господин», – что я не сказал бы раньше, знай, что эти монеты побывали у бургомистра?

Бернард Глен ничего не ответил, но по его виду было прекрасно заметно, какого мнения о мастере Фонтене он придерживается. И не без оснований, надо думать! Ведь в происходящих событиях немаленькая доля его вины. Пусть он и утверждает, что ничего не знал, – помогать порождениям тьмы нельзя в любом случае.

– Правильно, что мы не прошли мимо, – негромко произнес интерфектор, чтобы не разбудить женщин, заснувших почти сразу после окончания расспросов. – Не только спасли людей, но и выяснили много полезного… Кажется, я теперь знаю, что происходит.

Наверное, удивление на моем лице было слишком заметно, потому как усмехнулся не только мастер Фонтен, но и сам господин Глен. Тетушка Ясуи всегда говорила, что я выгляжу до крайности глупо, когда сильно изумлен чем-либо.

Однажды, когда я был еще совсем мал, на нашей улице объявился настоящий рыцарь, прямиком из южных королевств. Не знаю, что он забыл в нашем оазе и как вообще добрался сюда через столько межей на своем огромном боевом коне, но тогда меня это не интересовало. Тогда я замер с открытым ртом и восторженно глядел на блестящие латы и на огромный шлем, притороченный к седлу и украшенный яркими перьями. А рыцарь, гарцуя, взвил коня на дыбы, чем привел всех зрителей в полный восторг. Моя же челюсть и вовсе опустилась до земли, закапала слюна, а глаза остекленели – так, по крайней мере, рассказывала тетушка Ясуи.

После этого надо мной долго потешалась вся улица… Да и теперь нет-нет, да кто-нибудь вспоминал о том случае. А еще, когда рыцарский дестриэ вновь встал на четыре ноги, копыта выбили целую россыпь искр о камни мостовой, одна из которых наградила меня небольшим шрамом над губой. Крохотным, почти незаметным, но я до сих пор жду, когда усы наконец-то будут нормально расти и скроют это уродство.

Погрузившись в воспоминания, я как-то даже забыл о словах интерфектора, который, видимо, ждал от меня вопроса, поскольку сам ничего говорить не спешил.

– Так что происходит-то, господин Глен? – Я не стал разочаровывать мужчину.

– Ты помнишь свою встречу с Опаленной? – послышалось вместо ответа. – И как ты не мог противостоять ее приказам?

Я поежился – такое забыть непросто. Сначала меня это не особо задело, но потом проняло – ведь она могла потребовать все что угодно! Например, чтобы я пошел и утопился. Или убил не упыря, а тетушку Ясуи. Или… Еще много чего ужасного можно придумать.

И вообще, я понял, что упыри не так страшны, как Опаленные. Да, вампиры сильные, быстрые и опасные, но все, что они могут сделать, – это выпить кровь и убить. А вот такие, как внучка мастера Фонтена, отбирают не жизнь – они отбирают свободу! Причем делают это так, как и не снилось работорговцам с востока, которыми пугают деток.

– Помню, – выдавил я наконец. – Еще как!

Интерфектор кивнул и продолжил:

– Да, подобное не забывается… Те, кому посчастливилось испытать на себе силу Опаленных, помнят об этом всегда. Если им удается пережить такую встречу, само собой.

Мастер Фонтен фыркнул. Наверное, для него внучка не была воплощением зла, ведь она вряд ли использовала свои умения против деда.

– Но дело в другом. – Господин Глен подошел к окну. – Как думаешь, что было бы, прикажи Опаленная что-нибудь не тебе, а мертвому человеку?

– Не знаю, – честно ответил я. – Наверное, ничего. Вряд ли мертвые что-то слышат…

– В случае с внучкой Фонтена, – последовал кивок в сторону мастера, – действительно не произошло бы ничего. Она еще слишком слаба, и ей нужно, чтобы приказ был именно услышан. Поэтому от нее можно защититься простым воском. Но сильные твари не нуждаются в этом и могут приказывать даже мертвецам. От таких не спастись, просто заткнув уши.

Вот как получаются мертвяки… Когда-нибудь и внучка мастера Фонтена сможет поднимать людей из могилы одним своим словом. Надеюсь, мы сумеем ее остановить до того, как она наберется сил.

– Значит, в городе не одна Опаленная? – спросил я. – Ну, раз она не способна делать мертвяков, значит, это все натворил кто-то другой?

– Ее имя – Френсис, – глухо сказал мастер Фонтен. – Но я зову внучку Френни…

– Нет, Норвуд. – Интерфектор ответил на вопрос, проигнорировав слова моего бывшего наставника. – Никакому Опаленному не под силу такое.

Мужчина указал рукой на окно, за которым было уже не так темно, как раньше. Правда, непонятно – то ли город освещали отблески все сильнее разгоравшегося пожара, то ли действительно близится рассвет.

– Ничего не понимаю, – говорю честно. – Если это не Френсис и не кто-то другой… Из-за чего тогда на улицах столько оживших покойников?

– Из-за них. – Мужчина высыпал золотые монетки на стол. Кругляши с глухим стуком покатились по дереву. – И из-за твоего кинжала, конечно.

Первым порывом было отбросить Клинок в сторону, но я сдержался – какой теперь в этом смысл?

– Когда-то давно, еще в самом начале обучения в Ордене, я много времени проводил в библиотеке… – Бернард Глен смотрел в одну точку и размеренно произносил слово за словом. – Друзей и товарищей у меня тогда не имелось – хотя сословные распри в стенах Ордена запрещены, но крестьянским детям или детям горожан не объяснишь этого за несколько дней. Да и сам я тогда был слишком спесив… Но это не важно. В старых книгах, переписанных сотни раз, говорилось, что особенно сильные порождения зла, которых тьма не просто коснулась, а сожгла дотла, могут приказывать даже неживому – земле, воде, песку… Или металлу.

Все-таки темнота за окном отступала под натиском огня, а не приближающегося утра – лицо интерфектора озаряли редкие отблески далекого пожара.

– Значит, какая-то очень сильная темная тварь приказала золоту и черному серебру, из которого сделаны эти вещи, – говорил я очень медленно, соображая буквально на ходу, – превращать людей в мертвяков?

– Как все это работает, я не знаю. – Губы господина Глена тронула грустная улыбка. – Кроме тех книг, мне больше не доводилось ни читать, ни слышать о подобном. Но понятно, что и монеты, и кинжал оказались в городе благодаря внучке этого человека.

Мастер Фонтен ответил злым взглядом – возразить ему было нечего.

– Наверное, она заставила бургомистра расплачиваться со всеми этими проклятыми монетами! – осенило вдруг меня.

– Думаю, этого не потребовалось бы, – процедил сквозь зубы мастер Фонтен. – Нашего борова легко можно купить. Тем же Клинком, к примеру.

– Скорее всего, так и было, – неожиданно согласился с пособником тьмы интерфектор. – Взятка гораздо удобнее – иначе Френсис пришлось бы постоянно его контролировать. Да и тебя он хотел казнить по большей части из-за разговора с Опаленной… Мало ли что она могла тебе рассказать?

Трудно поверить, что человек может пойти на сделку с прислужниками зла всего лишь за подарок, пусть даже и такой дорогой, как клинок. Хотя, с другой стороны, если посмотреть на ситуацию глазами бургомистра, ему ведь всего-то и надо было, что использовать эти золотые монеты. Откуда он мог знать, что они прокляты, если даже интерфектор далеко не сразу догадался, в чем дело. А кроме кинжала он и золотишка наворовал, я уверен. Ведь не случайно даже у его прислуги оказались эти монеты.