Ночная война
Часть 5 из 16 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
- Я знаю, что он хочет сказать, товарищ лейтенант, - прозрел Кошкин. – Ну точно же, как мы забыли!.. Где его вещмешок?.. Кто помнит?..
Вещмешок Шлыкова остался у машины, не успели опомниться, а Кошкина и след простыл, затряслись кусты. Вернулся он быстро, семенил, оглядываясь, бросил на траву фляжку с коньяком.
- Немцев там нет, товарищ лейтенант. Но в лесу услышал крики… Надо уходить.
Ещё один рывок - метров триста. Дождь не унимался, а кроны деревьев создавали неважный навес. Наступал предел физических и моральных сил. Красноармейцы влезли под пышную ель вконец обессилевшие, мокрые как суслики, кашель не давал продохнуть, мешались вещмешки с разобранной радиостанцией, но выбросить не могли - государственная собственность, её положено лелеять и беречь, эту станцию уже ненавидели всеми клеточками.
- Фляжку по кругу… - про стучал зубами Глеб. - Да не жадничать… пьём мелкими глотками, поминаем Петра Анисимовича .
Коньяк был отборный - герр Кальцмана тоже помянули добрым словом: фляжку наполнил до верха, а даже не пригубил. Добротное пойло растекалась по венам, вливало силы – в организме стало тепло и жизнь уже не казалось таким дерьмом. Возможно именно коньяк уберёг от осложнений с простудой и прочих удовольствий - вроде воспаления лёгких.
Дождь пошёл на убыль, начался вечер, серые тучи излили из себя всё, что принесли и теперь висели над головой как пустые бараньи курдюки. Земля превратилась в кашу, чавкала под ногами.
Смеркалось.
Бежать не могли - тащились как подраненные лоси. Непогода препятствовала боевым действиям, но к сумеркам снова разгорелась канонада: гулко ухала дальнобойная артиллерия. Какофония звенела в ушах, на её перестали обращать внимание, потом стало тихо, ну и это отметилась мимоходом. Тишина, как и грохот канонады, могла означать что угодно.
Плотная изморось висела в темнеющем воздухе. Группа шла по ничейной земле - здесь не могло быть войск. Буреломные леса сменялись дебрями кустов, учащались канавы, остро тянуло аммиачными испарениями. Теперь приходилось выверять каждый шаг, чтобы не сверзиться в трясину. Мокрая одежда вставала колом.
Впереди возникла речка по видимому мелкая, заваленная топляком, шириной не больше десяти метров. За рекой вздымался склон, на его вершине, среди деревьев, выделялись утлые постройки – возможно, за рекой была деревня. Искать подходящее место для переправы было некогда - настанет темнота и уже точно не переправишься.
- Вперёд мужики!.. Вооружайтесь шестами, проверяйте глубину. Пройдём - мокрее уже не станем.
Люди брели по воде, путались в топляке, перелезали через деревья, загромоздившие русло. Ахнул Кошкин, уйдя под воду - нашел таки свой омут. К нему метнулись вдвоем, схватили за шиворот, тянули как «лебедь, рак и щука» пресловутый воз. Герасимов тоже оступился - душевно хлебнул! С приключениями выбрались на отмель, двинулись к берегу. Почти стемнело, пока бултыхались.
Тянулись по склону, точно инвалиды, но когда пролаяла автоматная очередь - все дружно повалились, схватились за оружие. Пули прошли над головой, застонал Кошкин – что, опять? - это же не сносно! Спрятаться было негде, но с каких, интересно, пор немцы сидят в засадах с советскими ППШ, которые только начали поступать в войска.
- Эй, кретины!.. Прекращайте!.. Своих перебьёте! - вскричал Шубин. - Совсем умом тронулись?
А чего вы тут ходите? - последовал с косогора невозмутимый ответ. - Все наши уже дома, а по лесу шатаются только чужие.
- Ну, это Петруха, не совсем так… - возразил невидимый соратник. - Окруженцы часто по лесам болтаются, разведка опять же…
- Вот именно! - проворчал Глеб. - Лейтенант Шубин, разведка 845-го полка. Со мной мои люди, возвращаемся с выполнения задания. Мы правильно пришли?
- Правильно, товарищ лейтенант! - засмеялся боец. - Деревня Краснуха тут, бывший колхоз «Красная заря». В ней мы и стоим… Я вас сразу узнал, только не был уверен.
- А чего тогда палил на поражение?..
- На всякий случай - мало ли что… - объяснил боец с обезоруживающей логикой. - Темнота однако, мало ли кого тут носит…
- А голова тебе на что?..
- А голова Петрухе для другого!.. - со смехом объяснил сослуживец. - Он ей ест, спит, орёт «Ура!», когда в атаку идёт…
- Ясно всё с вами… - вздохнул Шубин, принимая неуверенную вертикаль. - Поднимайтесь парни. Свои это, если не врут. Эй, бойцы!.. Ведите в свою Краснуху.
Глава четвертая
Едва заметной тропой в зарослях тальника, красноармеец вывел разведчиков к околице, уверил, что дальше они не заблудятся, штаб расположился в сельсовете и поспешил вернуться на пост. Деревня была сравнительно крупная, население по-видимому, отсутствовало - все кто был в своём уме поспешили эвакуироваться. По широкой улице сновали сумрачные тени, во дворе стонали раненые, бился в бреду боец, протяжно звал маму. За спиной остался мост через уже знакомую «переплюйку», колхозные амбары, силосная и водонапорная башни.
На мосту возились со взрывчаткой сапёры. В деревне разрушений не было - немцы ещё не подошли. У избушки сельсовета стояли полуторки с красными крестами, раненые стонали практически везде: окрестных домах, на другой стороне дороги, плакала девушка в грязном халате медсестры - тоже растеряла все силы. Во дворе курили красноармейцы, на встречу в направлении реки протащился взвод солдат, шли грустно, тяжело дышали, кто-то надрывно кашлял. У сельсовета стояли тягач с орудиями - остатки былой роскоши. К усталым разведчикам подходили красноармейцы: здоровались; удивлялись, что они ещё живы. В сельсовете работала рация, что-то бубнил телефонист, пытаясь связаться с соседним подразделением.
Тесную комнатушку озарял свет переноски, подключённой к автомобильному генератору. Над мятой картой склонился полковой комиссар Бубенцов Василий Игоревич - мужчина в принципе не вредный, с чувством юмора, не имеющий привычки перегибать палку, что в среде политработников было явлением нечастым. Грузный когда-то, мужчина поднял голову: кожа на лице сморщилась, под глазами чернели круги и вдруг оно озарилось, расцвело. Полковой комиссар тяжело поднялся, протянул руку:
- Ну наконец-то!.. Хоть одна приятная новость - вернулись наши глаза, уши, а также очень длинные руки. Не поверишь, Шубин, чертовски рад тебя видеть! Молодец, что вышел, не остался у фашистов в тылу! Садись, лейтенант, вот и табуретка тебя дождалась.
- Честно говоря, я бы лучше прилёг, товарищ полковой комиссар, - пошутил Глеб. - Ноги не держат и голова до сих пор кружится…
- Приляжешь, обещаю, даже поспишь со своими бойцами несколько часов. Поговорим, получишь задачу и давай на боковую, у нас замечательный сеновал, там точно не замёрзнешь.
- Я уже в курсе, товарищ полковой комиссар. Где все, Василий Игоревич? Вадим в этом штабе?
- Нет никого, лейтенант… - сообщил Бубенцов удручающую новость. - Майор Лисовский погиб…
- Как погиб?.. - попишу Шубин.
- Ну как обычно погибают… - развёл руками комиссар. - Долго ли на этой войне?.. Днём это было, ты уже на задание убыл со своими хлопцами. Полк отступал, Виктор Леонидович метался на газике между батальонами, ну и подхватил шальную мину. Не повезло человеку. При этом водитель остался жив, даже царапины не получил и капитан Сырцов отделался легкой контузией. Потом, впрочем, и Сырцов погиб - подставился под пулю немецкого снайпера. М-да, тяжеловатый выдался день, лейтенант. Немцы на хвосте висели, теснили нас как обычно, но фланговых прорывов не устраивали, так что пространство для манёвра у нас есть. Можешь поздравить, временно принял командование полком, больше некому - весь штаб погиб - остались только я, да два капитана Мохов и Войтенко. Погибли майор Кудрявцев, майор Бессмертных – видишь, какое дело, даже бессмертные умирают, - неловко пошутил полковой комиссар. - Скоро и мы с тобой погибнем. Давай уж смотреть правде в глаза - невозможно выжить в этом безумии, если ты представитель комсостава и достойно выполняешь свои обязанности. Дело не в том, что мы умрём, лейтенант, страшно если смерть наша будет бессмысленной. Ладно, это лирика… Доложи о проделанной работе!
Рапорт занял несколько минут. Бубенцов вдумчиво кивал, даже улыбнулся, когда речь зашла об угнанном немецком танке.
- Рисковый, ты парень, нарвёшься когда-нибудь. Ладно, всё хорошо - что хорошо кончается. А со своим заданием ты справился блестяще! Если выживем обязательно будешь представлен к награде. Полученные от тебя сведения мгновенно улетели в штаб дивизии и комдив выдвинул свой артиллерийский резерв. Времени оставалось в самую тютельку, неслись на всех парах. Артиллерийский полк, пара зенитных батарей, всё, что наскребли, встали у реки, замаскировали на скорую руку. Немцы к 17:00 подошли, как ты и пророчил. Они в долину спустились - примерно сорок танков, в узкое горлышко между речкой и лесом. Тут их и накрыли наши Боги войны. Кто видел: говорили, что эта песня была - машин десять подбили сразу, горели как цистерны с бензином. Разворачиваться стали, да куда там - проезд узкий, несколько машин к реке рванули на брод понадеялись, да там обрыв оказался высокий – застряли, их потом показательно расстреляли. Несколько танков к лесу поддались, а на опушки такой огненный ад поджидал… В общем, с десяток танков только вырвались, половина из них получила повреждения - с такими силами фрицы уже не могли обойти дивизию и зажать ее в тиски - провалились их планы. Это, как ни крути, твоя заслуга, лейтенант! Одна беда - увлеклись артиллеристы, весь боекомплект извели, до последнего снаряда. А когда стали увозить орудия, немцы из дальнего леса давай со всей дури палить. В общем потеряли половину орудий, выбило почти все расчеты, зато теперь можно отступать спокойно, - серое лицо полкового комиссара перекосила гримаса иронии. - Весь день арьергарды бьются насмерть, пятимся как раки. Немцы наседают, мотоциклетные разъезды шныряют по просёлкам, ведут обстрелы, минами несколько раз накрывало позиции, потом отстали, но всё равно они где-то здесь, не могут не быть. Мы в Краснуху полтора часа назад вошли, весь полк в деревне - все кто выжил. Растянули фланги по околицам, но сам понимаешь - не выход, в полку осталось около трёхсот боеспособных бойцов, из них, считай: половина с легкими ранениями, около сотни тяжелораненых. Кончаются лекарства, перевязочные материалы и в медсанчасти тяжелые времена: врачей почти нет, с десяток медсестёр. Боеприпасы у личного состава кончаются. В наличии несколько полуторок, четыре орудия, ни одного танка, зато целая куча гужевых повозок. Где соседи мы уже не знаем, но на фланге тихо, связи с командованием нет. Есть только приказ, полученный позавчера: отходить на северо-восток, к Вязьме, насколько известно, никто приказ не отменял. Наш полк формально ещё существует, но фактически - что такое три сотни солдат? - на три атаки в условиях наступления.
- И часто у нас случаются - условия наступления? - осторожно спросил Глеб.
Полковой комиссар хрипло засмеялся:
- Ты прав… Впрочем, изредка переходим в контратаки, когда другого выхода нет. Одно радует - бойцы дико устали, растеряны, не могут понять, что происходит, но от политруков не было ни одного доклада о случаях паникёрства, желания сбежать в лес или сдаться в плен. Все бойцы готовы стоять до последнего за нашу родину… Вот только: кому они на хрен нужны в мёртвом виде? И как от мертвецов добиваться выполнения поставленной задачи - ума не приложу. Знаешь, мы бы и дальше отступали, всю ночь бы шли, но люди предельно измотаны, нужна хоть какая-то передышка.
- Нас немцы не прихлопнут в этой деревне, товарищ полковой комиссар?
- Не думаю… По крайней мере ночью они вряд ли пойдут. Пришлось привлечь ребят из твоего взвода, старшим в твоё отсутствие остался, кажется, сержант Уфимцев - они уже вернулись. Немцы встали в трёх верстах от деревни, разбивают полевой лагерь, их силы тоже растянуты - остерегаются идти вперёд, ждут подхода резервных подразделений. Ночью они точно ничего не предпримут, потому что в темноте не видно ни зги - до утра можно спать спокойно. Не воюют немцы ночью - отдых у них по расписанию. Они и днём справляются со своими задачами, но я этого тебе не говорил, - врио комполка немного смутился.
- Но мы же не собираемся занимать оборону в этом районе?
- Ты догадлив, лейтенант… Обороняться здесь глупо - положим остатки полка, да и не было у нас такого приказа. Командование выводит боеспособные части к Вязьме. Там, в районе Горного и Мелихова, и будет формироваться мощный оборонительный кулак...
«Если ещё не поздно», - подумал Шубин.
- … К рассвету полк должен уйти, - развивал тему Бубенцов. - Пойдём двумя полевыми дорогами в направлении на Отрадное. Главное: вывезти раненых, сберечь основной состав и всю оставшуюся технику. В бой вступать бессмысленно: боеприпасов нет. Горючка же есть - мне доложили, что в баках бензина километров на шестьдесят, это лучше чем ничего. Бензин распределили равномерно между транспортными средствами. Полк нельзя подставлять под удар, он должен уйти как можно дальше. Выступаем в пять утра, перед рассветом. Твоя задача, лейтенант… - Бубенцов немного помялся. – Впрочем, ты уже догадался: обеспечить со своими людьми беспрепятственный отход полка. Только не думай, что мы решили пожертвовать твоим взводом - это не так! Выполнишь задачу и догонишь!..
- Я об этом даже не думал, товарищ полковой комиссар, - оборвалось что-то в груди.
- Вот и отлично!.. Мы уйдём, за нами с рассветом потянутся немцы и пустятся в погоню, а это, сам понимаешь, чревато полным разгромом. Ты должен их остановить, сбить с толку, отвлечь внимание, короче: задержать так, чтобы они быстро не опомнились. Дорог здесь мало, немцы будут использовать те же грунтовки, что и мы. Сколько людей у тебя во взводе?
- С утра было двадцать пять… Я ещё не в курсе, мы только вернулись.
- Думаю количество не изменилось, - крякнул Бубенцов. - Майор Лисовский ещё при жизни отдал приказ: держать твой взвод в резерве. С сержантом Уфимцевым ходили трое, они же и вернулись. Подготовь людей, получите полный боекомплект и даже больше - всё что сможем наскрести. Не мрачней, лейтенант, с этой задачей справитесь только вы, разведчики - простая пехота нам не поможет. Прояви фантазию, воображение, военную хитрость в конце концов. Для этого встаньте на пару часов раньше, обследуйте деревню, подступы к ней, моменте места, где можно занять выгодные позиции, получите два ручных пулемёта с запасными дисками.
- Вы сказали, что сапёры минируют мост?
- Да, это так…
- Пока не надо взрывать.
- Хорошо, я понял тебя, - Бубенцов озадаченно почесал загривок. - Если нужна взрывчатка со всеми проводами и взрывателями - поговори с сапёрами, они не будут жадничать. Нужны противотанковые или противопехотные мины - не стесняйся, спрашивай. Обрати внимание, что колхозные постройки, всякие овины, амбары, тому подобное, расположены между деревней и мостом, возможно их используешь. Рацию не бери - лишняя тяжесть, вы должны быть быстрыми и юркими. Сечёшь? В общем, не хочу вмешиваться в твою кухню, ты человек опытный, сам реши как задержать немцев на часок-другой. Подрыв моста это неплохо, но явление временное, учитывая глубину этой речки - танки и пехота перейдут её вброд, потеряв на этом четверть часа. Так что давай, распоряжайся отпущенным временем! – Бубенцов вскинул руку с часами. - Обратитесь к поварам, вас покормят кашей. Три-четыре часа на сон, надеюсь хватит?
- Хватит, товарищ полковой комиссар, - вымученно улыбнулся Глеб. - Не до сна нам теперь. После войны как говорят, отоспимся.
- Да уж… - крякнул Бубенцов. - После войны будем спать так, что ни одна сволочь не разбудит. Действуй, лейтенант! Удачи тебе и твоим воинам! А если что случится, уж не поминай лихом, добро?
Оба держались неплохо: Шубин не подавал вида, как ему тяжело на душе; а Бубенцов, что говорит с уже практически мёртвым человеком.
К восьми утра, едва рассвело, новый день начинался неохотно, кое-как. Там, где предположительно вставало солнце, скопились чёрные тучи, дружными колоннами двигаясь на запад, видимость была отвратительной – неудивительно, что противник в таких условиях не спешил начинать войну. Немцев можно понять, они все равно выиграли: почему бы не выспаться?
Полк ушёл из района, бросив всё ненужное, включая повреждённую полуторку, пробитую осколками полевую кухню и орудие 45-го калибра с неисправным замком. Пехотинцы уходили пешком, уцелевшие грузовики увезли раненых. Тех, кому не досталось место в автотранспорте - разместили в повозках, запряженных колхозными лошадьми. Вместе с военными ушло человек пятьдесят гражданских: жители деревни не успевшие эвакуироваться раньше. Отказаться от этого балласта Бубенцов не мог, хотя можно представить, как матерно выражался в душе.
Красноармеец Лимясов – молодой, молчаливый паренёк, работавший до войны водителем на элеваторе, вертел баранку затрапезного ГАЗика и зевал, выворачивая из суставов челюсть - тоже хотелось спать. Четыре часа на сон после вчерашнего - форменное надувательство. Порой Глеб забывал, что за рулём не Шлыков, а Лимясов - дважды назвал его Петром Анисимовичем, потом смущенно отворачивался, гнал метлой воспоминания. Лимясов не поправлял, только вздыхал.
Деревня вымерла. С ночи несколько раз порывался дождь, но что-то в этом плане не срасталось, в небесных сферах - прекращался, едва начавшись, поэтому к рассвету особого месива не было. Мощные колёса уверено боролись с грязью - последний легковой внедорожник в полку Бубенцов как от сердца отрывал, но всё же расстался с ним, выслушав резонно лейтенанта: «Хорошо, Шубин, забирай! Прекрасно понимаю, что назад не вернёшь, так хоть используй с максимальной пользой. Ну всё, счастливо оставаться!.. Я тебе не священник - благословлять не буду, но всё равно - удачи тебе и твоим людям!».
Вдоль дороги, обросшей ржавыми лопухами, стояли небогатые избы колхозников, проплывали оградки, сбитые из обломков, непригодных для государственных нужд. Это пространство, между сельсоветом и мостом, за последние два часа, люди Шубина досконально обследовали, блуждали с фонарями, доставали всё необходимое. На сержант Уфимцева можно было положиться - этого парня Шубин ценил и, когда требовалось, оставлял за себя. Герасимов пошучивал: «Не боитесь, что однажды наш сержант захватит власть, поднимет пиратский флаг и сделает вид, что так и было».
Впереди показалась лужа - целое водохранилище для купания деревенских уток, гусей и малолетних ребятишек. Лимясов заблаговременно притормозил, отправил ГАЗик в кювет, стал объезжать созданный природой пруд: вода в этой луже не пересыхала и проверять её на глубину как-то не стоило. Шубин обернулся: отдалилась избушка сельсовета, поползли вереницы плодовых деревьев, частично сохранивших багровую листву - деревня превратилась в призрак. Дорогу молча перебежала собака с поджатым хвостом, забилась под забор, собаки сегодня не лаяли, мяукнула кошка под оградой, блеснули в полумраке зеленые глаза.
«Остаешься за смотрящую», - подумал Глеб.
На заднем сиденье, в обнимку с автоматами, сидели закутанные в маскировочные халаты Лёха Кошкин и красноармеец Шперлинг - обладатель поджарого туловища и непропорционально крупной головы. Обычно говорливые, сегодня они молчали, выжидающе поглядывали на командира.
Шубин плохо знал своих бойцов - текучка была страшная и представление, что в разведке люди живут лучше и дольше, практически не срабатывало. Но в разведке жили интереснее - с этим никто не спорил.
- Молчите, товарищи?.. - на всякий случай поинтересовался Глеб.
Полтора часа назад, в свете фонарей, под скрип перегруженных телег, покидающих деревню, он выстроил личный состав и довёл до каждого предстоящую задачу, дал время вдуматься, потом добавил: что умирать не обязательно, тут каждый решает сам, но вряд ли это ремарка кого-то успокоила. Потом кто-то жадно дымил, кто-то сокрушался, что не написал письмо матери – теперь-то как? Отказников не было, он прекрасно понимал, что люди будут стоять до конца.
- Молчим, товарищ лейтенант… - ломким голосом сообщил что Шперлинг. - А надо что-то говорить?
- Слушай, Шперлинг, - вспомнил Глеб. - Всё время забываю тебя спросить: ты кто по национальности? - на еврея не тянешь, немец из тебя тоже какой-то неубедительный…
- Русский я, товарищ лейтенант, - Шперлинг покосился на оскалившегося Кошкина.
Вещмешок Шлыкова остался у машины, не успели опомниться, а Кошкина и след простыл, затряслись кусты. Вернулся он быстро, семенил, оглядываясь, бросил на траву фляжку с коньяком.
- Немцев там нет, товарищ лейтенант. Но в лесу услышал крики… Надо уходить.
Ещё один рывок - метров триста. Дождь не унимался, а кроны деревьев создавали неважный навес. Наступал предел физических и моральных сил. Красноармейцы влезли под пышную ель вконец обессилевшие, мокрые как суслики, кашель не давал продохнуть, мешались вещмешки с разобранной радиостанцией, но выбросить не могли - государственная собственность, её положено лелеять и беречь, эту станцию уже ненавидели всеми клеточками.
- Фляжку по кругу… - про стучал зубами Глеб. - Да не жадничать… пьём мелкими глотками, поминаем Петра Анисимовича .
Коньяк был отборный - герр Кальцмана тоже помянули добрым словом: фляжку наполнил до верха, а даже не пригубил. Добротное пойло растекалась по венам, вливало силы – в организме стало тепло и жизнь уже не казалось таким дерьмом. Возможно именно коньяк уберёг от осложнений с простудой и прочих удовольствий - вроде воспаления лёгких.
Дождь пошёл на убыль, начался вечер, серые тучи излили из себя всё, что принесли и теперь висели над головой как пустые бараньи курдюки. Земля превратилась в кашу, чавкала под ногами.
Смеркалось.
Бежать не могли - тащились как подраненные лоси. Непогода препятствовала боевым действиям, но к сумеркам снова разгорелась канонада: гулко ухала дальнобойная артиллерия. Какофония звенела в ушах, на её перестали обращать внимание, потом стало тихо, ну и это отметилась мимоходом. Тишина, как и грохот канонады, могла означать что угодно.
Плотная изморось висела в темнеющем воздухе. Группа шла по ничейной земле - здесь не могло быть войск. Буреломные леса сменялись дебрями кустов, учащались канавы, остро тянуло аммиачными испарениями. Теперь приходилось выверять каждый шаг, чтобы не сверзиться в трясину. Мокрая одежда вставала колом.
Впереди возникла речка по видимому мелкая, заваленная топляком, шириной не больше десяти метров. За рекой вздымался склон, на его вершине, среди деревьев, выделялись утлые постройки – возможно, за рекой была деревня. Искать подходящее место для переправы было некогда - настанет темнота и уже точно не переправишься.
- Вперёд мужики!.. Вооружайтесь шестами, проверяйте глубину. Пройдём - мокрее уже не станем.
Люди брели по воде, путались в топляке, перелезали через деревья, загромоздившие русло. Ахнул Кошкин, уйдя под воду - нашел таки свой омут. К нему метнулись вдвоем, схватили за шиворот, тянули как «лебедь, рак и щука» пресловутый воз. Герасимов тоже оступился - душевно хлебнул! С приключениями выбрались на отмель, двинулись к берегу. Почти стемнело, пока бултыхались.
Тянулись по склону, точно инвалиды, но когда пролаяла автоматная очередь - все дружно повалились, схватились за оружие. Пули прошли над головой, застонал Кошкин – что, опять? - это же не сносно! Спрятаться было негде, но с каких, интересно, пор немцы сидят в засадах с советскими ППШ, которые только начали поступать в войска.
- Эй, кретины!.. Прекращайте!.. Своих перебьёте! - вскричал Шубин. - Совсем умом тронулись?
А чего вы тут ходите? - последовал с косогора невозмутимый ответ. - Все наши уже дома, а по лесу шатаются только чужие.
- Ну, это Петруха, не совсем так… - возразил невидимый соратник. - Окруженцы часто по лесам болтаются, разведка опять же…
- Вот именно! - проворчал Глеб. - Лейтенант Шубин, разведка 845-го полка. Со мной мои люди, возвращаемся с выполнения задания. Мы правильно пришли?
- Правильно, товарищ лейтенант! - засмеялся боец. - Деревня Краснуха тут, бывший колхоз «Красная заря». В ней мы и стоим… Я вас сразу узнал, только не был уверен.
- А чего тогда палил на поражение?..
- На всякий случай - мало ли что… - объяснил боец с обезоруживающей логикой. - Темнота однако, мало ли кого тут носит…
- А голова тебе на что?..
- А голова Петрухе для другого!.. - со смехом объяснил сослуживец. - Он ей ест, спит, орёт «Ура!», когда в атаку идёт…
- Ясно всё с вами… - вздохнул Шубин, принимая неуверенную вертикаль. - Поднимайтесь парни. Свои это, если не врут. Эй, бойцы!.. Ведите в свою Краснуху.
Глава четвертая
Едва заметной тропой в зарослях тальника, красноармеец вывел разведчиков к околице, уверил, что дальше они не заблудятся, штаб расположился в сельсовете и поспешил вернуться на пост. Деревня была сравнительно крупная, население по-видимому, отсутствовало - все кто был в своём уме поспешили эвакуироваться. По широкой улице сновали сумрачные тени, во дворе стонали раненые, бился в бреду боец, протяжно звал маму. За спиной остался мост через уже знакомую «переплюйку», колхозные амбары, силосная и водонапорная башни.
На мосту возились со взрывчаткой сапёры. В деревне разрушений не было - немцы ещё не подошли. У избушки сельсовета стояли полуторки с красными крестами, раненые стонали практически везде: окрестных домах, на другой стороне дороги, плакала девушка в грязном халате медсестры - тоже растеряла все силы. Во дворе курили красноармейцы, на встречу в направлении реки протащился взвод солдат, шли грустно, тяжело дышали, кто-то надрывно кашлял. У сельсовета стояли тягач с орудиями - остатки былой роскоши. К усталым разведчикам подходили красноармейцы: здоровались; удивлялись, что они ещё живы. В сельсовете работала рация, что-то бубнил телефонист, пытаясь связаться с соседним подразделением.
Тесную комнатушку озарял свет переноски, подключённой к автомобильному генератору. Над мятой картой склонился полковой комиссар Бубенцов Василий Игоревич - мужчина в принципе не вредный, с чувством юмора, не имеющий привычки перегибать палку, что в среде политработников было явлением нечастым. Грузный когда-то, мужчина поднял голову: кожа на лице сморщилась, под глазами чернели круги и вдруг оно озарилось, расцвело. Полковой комиссар тяжело поднялся, протянул руку:
- Ну наконец-то!.. Хоть одна приятная новость - вернулись наши глаза, уши, а также очень длинные руки. Не поверишь, Шубин, чертовски рад тебя видеть! Молодец, что вышел, не остался у фашистов в тылу! Садись, лейтенант, вот и табуретка тебя дождалась.
- Честно говоря, я бы лучше прилёг, товарищ полковой комиссар, - пошутил Глеб. - Ноги не держат и голова до сих пор кружится…
- Приляжешь, обещаю, даже поспишь со своими бойцами несколько часов. Поговорим, получишь задачу и давай на боковую, у нас замечательный сеновал, там точно не замёрзнешь.
- Я уже в курсе, товарищ полковой комиссар. Где все, Василий Игоревич? Вадим в этом штабе?
- Нет никого, лейтенант… - сообщил Бубенцов удручающую новость. - Майор Лисовский погиб…
- Как погиб?.. - попишу Шубин.
- Ну как обычно погибают… - развёл руками комиссар. - Долго ли на этой войне?.. Днём это было, ты уже на задание убыл со своими хлопцами. Полк отступал, Виктор Леонидович метался на газике между батальонами, ну и подхватил шальную мину. Не повезло человеку. При этом водитель остался жив, даже царапины не получил и капитан Сырцов отделался легкой контузией. Потом, впрочем, и Сырцов погиб - подставился под пулю немецкого снайпера. М-да, тяжеловатый выдался день, лейтенант. Немцы на хвосте висели, теснили нас как обычно, но фланговых прорывов не устраивали, так что пространство для манёвра у нас есть. Можешь поздравить, временно принял командование полком, больше некому - весь штаб погиб - остались только я, да два капитана Мохов и Войтенко. Погибли майор Кудрявцев, майор Бессмертных – видишь, какое дело, даже бессмертные умирают, - неловко пошутил полковой комиссар. - Скоро и мы с тобой погибнем. Давай уж смотреть правде в глаза - невозможно выжить в этом безумии, если ты представитель комсостава и достойно выполняешь свои обязанности. Дело не в том, что мы умрём, лейтенант, страшно если смерть наша будет бессмысленной. Ладно, это лирика… Доложи о проделанной работе!
Рапорт занял несколько минут. Бубенцов вдумчиво кивал, даже улыбнулся, когда речь зашла об угнанном немецком танке.
- Рисковый, ты парень, нарвёшься когда-нибудь. Ладно, всё хорошо - что хорошо кончается. А со своим заданием ты справился блестяще! Если выживем обязательно будешь представлен к награде. Полученные от тебя сведения мгновенно улетели в штаб дивизии и комдив выдвинул свой артиллерийский резерв. Времени оставалось в самую тютельку, неслись на всех парах. Артиллерийский полк, пара зенитных батарей, всё, что наскребли, встали у реки, замаскировали на скорую руку. Немцы к 17:00 подошли, как ты и пророчил. Они в долину спустились - примерно сорок танков, в узкое горлышко между речкой и лесом. Тут их и накрыли наши Боги войны. Кто видел: говорили, что эта песня была - машин десять подбили сразу, горели как цистерны с бензином. Разворачиваться стали, да куда там - проезд узкий, несколько машин к реке рванули на брод понадеялись, да там обрыв оказался высокий – застряли, их потом показательно расстреляли. Несколько танков к лесу поддались, а на опушки такой огненный ад поджидал… В общем, с десяток танков только вырвались, половина из них получила повреждения - с такими силами фрицы уже не могли обойти дивизию и зажать ее в тиски - провалились их планы. Это, как ни крути, твоя заслуга, лейтенант! Одна беда - увлеклись артиллеристы, весь боекомплект извели, до последнего снаряда. А когда стали увозить орудия, немцы из дальнего леса давай со всей дури палить. В общем потеряли половину орудий, выбило почти все расчеты, зато теперь можно отступать спокойно, - серое лицо полкового комиссара перекосила гримаса иронии. - Весь день арьергарды бьются насмерть, пятимся как раки. Немцы наседают, мотоциклетные разъезды шныряют по просёлкам, ведут обстрелы, минами несколько раз накрывало позиции, потом отстали, но всё равно они где-то здесь, не могут не быть. Мы в Краснуху полтора часа назад вошли, весь полк в деревне - все кто выжил. Растянули фланги по околицам, но сам понимаешь - не выход, в полку осталось около трёхсот боеспособных бойцов, из них, считай: половина с легкими ранениями, около сотни тяжелораненых. Кончаются лекарства, перевязочные материалы и в медсанчасти тяжелые времена: врачей почти нет, с десяток медсестёр. Боеприпасы у личного состава кончаются. В наличии несколько полуторок, четыре орудия, ни одного танка, зато целая куча гужевых повозок. Где соседи мы уже не знаем, но на фланге тихо, связи с командованием нет. Есть только приказ, полученный позавчера: отходить на северо-восток, к Вязьме, насколько известно, никто приказ не отменял. Наш полк формально ещё существует, но фактически - что такое три сотни солдат? - на три атаки в условиях наступления.
- И часто у нас случаются - условия наступления? - осторожно спросил Глеб.
Полковой комиссар хрипло засмеялся:
- Ты прав… Впрочем, изредка переходим в контратаки, когда другого выхода нет. Одно радует - бойцы дико устали, растеряны, не могут понять, что происходит, но от политруков не было ни одного доклада о случаях паникёрства, желания сбежать в лес или сдаться в плен. Все бойцы готовы стоять до последнего за нашу родину… Вот только: кому они на хрен нужны в мёртвом виде? И как от мертвецов добиваться выполнения поставленной задачи - ума не приложу. Знаешь, мы бы и дальше отступали, всю ночь бы шли, но люди предельно измотаны, нужна хоть какая-то передышка.
- Нас немцы не прихлопнут в этой деревне, товарищ полковой комиссар?
- Не думаю… По крайней мере ночью они вряд ли пойдут. Пришлось привлечь ребят из твоего взвода, старшим в твоё отсутствие остался, кажется, сержант Уфимцев - они уже вернулись. Немцы встали в трёх верстах от деревни, разбивают полевой лагерь, их силы тоже растянуты - остерегаются идти вперёд, ждут подхода резервных подразделений. Ночью они точно ничего не предпримут, потому что в темноте не видно ни зги - до утра можно спать спокойно. Не воюют немцы ночью - отдых у них по расписанию. Они и днём справляются со своими задачами, но я этого тебе не говорил, - врио комполка немного смутился.
- Но мы же не собираемся занимать оборону в этом районе?
- Ты догадлив, лейтенант… Обороняться здесь глупо - положим остатки полка, да и не было у нас такого приказа. Командование выводит боеспособные части к Вязьме. Там, в районе Горного и Мелихова, и будет формироваться мощный оборонительный кулак...
«Если ещё не поздно», - подумал Шубин.
- … К рассвету полк должен уйти, - развивал тему Бубенцов. - Пойдём двумя полевыми дорогами в направлении на Отрадное. Главное: вывезти раненых, сберечь основной состав и всю оставшуюся технику. В бой вступать бессмысленно: боеприпасов нет. Горючка же есть - мне доложили, что в баках бензина километров на шестьдесят, это лучше чем ничего. Бензин распределили равномерно между транспортными средствами. Полк нельзя подставлять под удар, он должен уйти как можно дальше. Выступаем в пять утра, перед рассветом. Твоя задача, лейтенант… - Бубенцов немного помялся. – Впрочем, ты уже догадался: обеспечить со своими людьми беспрепятственный отход полка. Только не думай, что мы решили пожертвовать твоим взводом - это не так! Выполнишь задачу и догонишь!..
- Я об этом даже не думал, товарищ полковой комиссар, - оборвалось что-то в груди.
- Вот и отлично!.. Мы уйдём, за нами с рассветом потянутся немцы и пустятся в погоню, а это, сам понимаешь, чревато полным разгромом. Ты должен их остановить, сбить с толку, отвлечь внимание, короче: задержать так, чтобы они быстро не опомнились. Дорог здесь мало, немцы будут использовать те же грунтовки, что и мы. Сколько людей у тебя во взводе?
- С утра было двадцать пять… Я ещё не в курсе, мы только вернулись.
- Думаю количество не изменилось, - крякнул Бубенцов. - Майор Лисовский ещё при жизни отдал приказ: держать твой взвод в резерве. С сержантом Уфимцевым ходили трое, они же и вернулись. Подготовь людей, получите полный боекомплект и даже больше - всё что сможем наскрести. Не мрачней, лейтенант, с этой задачей справитесь только вы, разведчики - простая пехота нам не поможет. Прояви фантазию, воображение, военную хитрость в конце концов. Для этого встаньте на пару часов раньше, обследуйте деревню, подступы к ней, моменте места, где можно занять выгодные позиции, получите два ручных пулемёта с запасными дисками.
- Вы сказали, что сапёры минируют мост?
- Да, это так…
- Пока не надо взрывать.
- Хорошо, я понял тебя, - Бубенцов озадаченно почесал загривок. - Если нужна взрывчатка со всеми проводами и взрывателями - поговори с сапёрами, они не будут жадничать. Нужны противотанковые или противопехотные мины - не стесняйся, спрашивай. Обрати внимание, что колхозные постройки, всякие овины, амбары, тому подобное, расположены между деревней и мостом, возможно их используешь. Рацию не бери - лишняя тяжесть, вы должны быть быстрыми и юркими. Сечёшь? В общем, не хочу вмешиваться в твою кухню, ты человек опытный, сам реши как задержать немцев на часок-другой. Подрыв моста это неплохо, но явление временное, учитывая глубину этой речки - танки и пехота перейдут её вброд, потеряв на этом четверть часа. Так что давай, распоряжайся отпущенным временем! – Бубенцов вскинул руку с часами. - Обратитесь к поварам, вас покормят кашей. Три-четыре часа на сон, надеюсь хватит?
- Хватит, товарищ полковой комиссар, - вымученно улыбнулся Глеб. - Не до сна нам теперь. После войны как говорят, отоспимся.
- Да уж… - крякнул Бубенцов. - После войны будем спать так, что ни одна сволочь не разбудит. Действуй, лейтенант! Удачи тебе и твоим воинам! А если что случится, уж не поминай лихом, добро?
Оба держались неплохо: Шубин не подавал вида, как ему тяжело на душе; а Бубенцов, что говорит с уже практически мёртвым человеком.
К восьми утра, едва рассвело, новый день начинался неохотно, кое-как. Там, где предположительно вставало солнце, скопились чёрные тучи, дружными колоннами двигаясь на запад, видимость была отвратительной – неудивительно, что противник в таких условиях не спешил начинать войну. Немцев можно понять, они все равно выиграли: почему бы не выспаться?
Полк ушёл из района, бросив всё ненужное, включая повреждённую полуторку, пробитую осколками полевую кухню и орудие 45-го калибра с неисправным замком. Пехотинцы уходили пешком, уцелевшие грузовики увезли раненых. Тех, кому не досталось место в автотранспорте - разместили в повозках, запряженных колхозными лошадьми. Вместе с военными ушло человек пятьдесят гражданских: жители деревни не успевшие эвакуироваться раньше. Отказаться от этого балласта Бубенцов не мог, хотя можно представить, как матерно выражался в душе.
Красноармеец Лимясов – молодой, молчаливый паренёк, работавший до войны водителем на элеваторе, вертел баранку затрапезного ГАЗика и зевал, выворачивая из суставов челюсть - тоже хотелось спать. Четыре часа на сон после вчерашнего - форменное надувательство. Порой Глеб забывал, что за рулём не Шлыков, а Лимясов - дважды назвал его Петром Анисимовичем, потом смущенно отворачивался, гнал метлой воспоминания. Лимясов не поправлял, только вздыхал.
Деревня вымерла. С ночи несколько раз порывался дождь, но что-то в этом плане не срасталось, в небесных сферах - прекращался, едва начавшись, поэтому к рассвету особого месива не было. Мощные колёса уверено боролись с грязью - последний легковой внедорожник в полку Бубенцов как от сердца отрывал, но всё же расстался с ним, выслушав резонно лейтенанта: «Хорошо, Шубин, забирай! Прекрасно понимаю, что назад не вернёшь, так хоть используй с максимальной пользой. Ну всё, счастливо оставаться!.. Я тебе не священник - благословлять не буду, но всё равно - удачи тебе и твоим людям!».
Вдоль дороги, обросшей ржавыми лопухами, стояли небогатые избы колхозников, проплывали оградки, сбитые из обломков, непригодных для государственных нужд. Это пространство, между сельсоветом и мостом, за последние два часа, люди Шубина досконально обследовали, блуждали с фонарями, доставали всё необходимое. На сержант Уфимцева можно было положиться - этого парня Шубин ценил и, когда требовалось, оставлял за себя. Герасимов пошучивал: «Не боитесь, что однажды наш сержант захватит власть, поднимет пиратский флаг и сделает вид, что так и было».
Впереди показалась лужа - целое водохранилище для купания деревенских уток, гусей и малолетних ребятишек. Лимясов заблаговременно притормозил, отправил ГАЗик в кювет, стал объезжать созданный природой пруд: вода в этой луже не пересыхала и проверять её на глубину как-то не стоило. Шубин обернулся: отдалилась избушка сельсовета, поползли вереницы плодовых деревьев, частично сохранивших багровую листву - деревня превратилась в призрак. Дорогу молча перебежала собака с поджатым хвостом, забилась под забор, собаки сегодня не лаяли, мяукнула кошка под оградой, блеснули в полумраке зеленые глаза.
«Остаешься за смотрящую», - подумал Глеб.
На заднем сиденье, в обнимку с автоматами, сидели закутанные в маскировочные халаты Лёха Кошкин и красноармеец Шперлинг - обладатель поджарого туловища и непропорционально крупной головы. Обычно говорливые, сегодня они молчали, выжидающе поглядывали на командира.
Шубин плохо знал своих бойцов - текучка была страшная и представление, что в разведке люди живут лучше и дольше, практически не срабатывало. Но в разведке жили интереснее - с этим никто не спорил.
- Молчите, товарищи?.. - на всякий случай поинтересовался Глеб.
Полтора часа назад, в свете фонарей, под скрип перегруженных телег, покидающих деревню, он выстроил личный состав и довёл до каждого предстоящую задачу, дал время вдуматься, потом добавил: что умирать не обязательно, тут каждый решает сам, но вряд ли это ремарка кого-то успокоила. Потом кто-то жадно дымил, кто-то сокрушался, что не написал письмо матери – теперь-то как? Отказников не было, он прекрасно понимал, что люди будут стоять до конца.
- Молчим, товарищ лейтенант… - ломким голосом сообщил что Шперлинг. - А надо что-то говорить?
- Слушай, Шперлинг, - вспомнил Глеб. - Всё время забываю тебя спросить: ты кто по национальности? - на еврея не тянешь, немец из тебя тоже какой-то неубедительный…
- Русский я, товарищ лейтенант, - Шперлинг покосился на оскалившегося Кошкина.